Читать книгу Христоверы - Александр Чиненков, Александр Владимирович Чиненков - Страница 21

В деревне свирепствовала метель. В воздухе сплошной белой массой кружил снег, падающий из облаков и поднимаемый ветром с земли.

– О-ох, что на дворе-то творится, – вздохнула Степанида, прислушиваясь к звукам бесчинствующего за окном шквального ветра. – Светопреставление… Всё поди сравняло на дворе снегом. Как откапываться с утра будем, ума не приложу.

Она посмотрела на мужа и тяжело вздохнула. Макар Куприянов лежал в кровати и протяжно стонал. У него был сильный жар, жёсткий, сухой кашель разрывал лёгкие и бронхи.

– Худо мне, Степанида, – с трудом откашлявшись, прошептал, задыхаясь, он. – Попить дай, всё нутро пересохло.

– Вот, испей настоечки, Макарушка, – со страдальческим видом она протянула ему бокал. – На меду, на травках лесных и на малине ягодке настоянная.

С трудом откашлявшись, Куприянов сделал несколько глотков.

– О-о-ох, до утра доживу ли, – простонал он. – Всё здоровье зараз в полынье оставил.

– Ничего, к утру полегчает, – сказала Степанида. – Настоечка вытеснит всю хворь из груди, и к утру здоровьице к тебе вернётся.

Некоторое время Куприянов тяжело дышал и неподвижным взглядом смотрел в потолок.

– Когда этот демон меня в полынью загнал, я подумал, что всё, пора с жизнью прощаться, – прошептал он. – Вся одёжка студёной водой пропиталась и камнем ко дну тянула.

– Как же ты не углядел его, Макар? – шмыгая носом, поинтересовалась Степанида. – Он что, из земли вынырнул и в сани к тебе сиганул?

– Всё эдак и было, как я тебе поведал, – покосившись на неё, прошептал Куприянов. – Знать не знаю, откуда он вынырнул, из сугроба али из-под земли, но в сани ко мне он скоренько запрыгнул. Демон этот будто караулил меня, поганец, не боясь мороза лютого.

– Как же лика ты его не разглядел, Макарушка? – всхлипнула Степанида. – Луна вон какая светила, как днём всё видать было.

– Ты думаешь, мне до того в тот час было? – прохрипел Куприянов. – Как он запрыгнул в сани, сердце моё в пятки ушло, а глаза пелена застелила. Он меня оглушил, чем-то огрев по башке, а когда память вернулась, я уже по рукам-ногам связан был.

– А ты сам как мыслишь, кто может быть тать тот? – вытирая слёзы, спросила Степанида. – Кто-то из нашенских, из деревенских?

– Ежели узнал бы я его, то ещё когда в избу вернулся, сразу об том тебе бы поведал, – борясь с очередным приступом кашля, прошептал Куприянов. – Голос чужой какой-то, будто нечеловеческий. А лик… Вот, сейчас вспомнил, башка его башлыком была накрыта.

Степанида горестно вздохнула и, заламывая в отчаянии руки, всхлипнула.

– И чего этот тать к тебе причыпился, Макарушка? – заливаясь слезами, вымолвила она. – Я ведь когда тебя увидела, так и обмерла вся. Краше в гроб кладут, вот как ты выглядел.

– Из реки меня вытащив, он велел мне по деревне пройтись и перед людьми покаяться, – с трудом откашлявшись, продолжил Куприянов. – Я ещё утром должен был это сделать, да, видишь ли, занемог. Боюсь, он к нам в избу заявится и спрос с меня учинит.

– А за что ты каяться перед кем-то должен? – всполошилась Степанида. – Разве ты кому-то чего-то худого сделал?

– А то ты не знаешь, – прохрипел в ответ Куприянов. – Почитай все в деревне мне что-то должны. Вот и я теперь всем должен простить им долги да ещё покаяться.

– Может быть, дети Звонарёвых с каторги сбёгли, а теперь чудят над нами? – предположила, бледнея, Степанида. – Это они с тобой зло творят. Ты ж подсобил уряднику их на каторгу спровадить, вот они и…

Громкий стук в дверь заставил ее умолкнуть.

– Это он, – заёрзал в постели Куприянов, – это он, чертяка, спрос с меня чинить явился.

Степанида припала лицом к окну. За замороженным, покрытым узором стеклом смутно проглядывалась фигура человека с фонарём в руке.

– Кто там? – сама не своя от страха взвизгнула она. – Мы нынче никого не ждём в гости.

– Не в гости я, а спрос чинить! – прозвучал еле слышимый из-за двери, заглушаемый порывами ветра голос. – Макарка твой задолжал мне кое-чего и мой наказ не выполнил!

– Не пущай, не пущай его, жена! – сползая с кровати, взмолился насмерть перепуганный Куприянов. – Он же… Он же… Он же порешит меня, Степанида?

– А не пущу я тебя в избу! – прокричала в сторону двери Степанида. – Ступай, откель пришёл, демон нечистый!

В ответ на её отказ гость поднял над головой руку с фонарём и закричал:

– Не пустишь – спалю хоромы ваши вместе с вами. Того хотите?

Ни живая ни мёртвая Степанида с потерянным видом посмотрела на мужа.

– Макарушка, он спалить нас грозится.

– Что ж, тогда открывай, – едва ворочая языком, вымолвил Куприянов. – Если спалить обещает, то так и сделает. По себе знаю, что попусту словами этот демон проклятущий не разбрасывается.

* * *

Проводив Силантия за дверь, старики Звонарёвы поспешили к иконам. Горячими молитвами они старались заглушить тревогу внутри, вызванную странным поведением сына.

Помолившись и обретя утешение, старики уселись за стол друг перед другом и горестно вздохнули.

– Надо же, – покачала головой Марфа Григорьевна, – опять в ночь-полночь собрался и пошёл. Он с войны шальной возвернулся. Будто не в своём уме сыночек наш, отец?

– Весь день почитай в окошко зыркал, будто кого поджидая, – согласился с ней Матвей Кузьмич.

– А я ту ночь, когда Степанида Куприянова к нам прибегала, всю напролёт промаялась, беду сердцем чуяла, – всхлипнула Марфа Григорьевна. – А сыночек явился под утро, бухнулся спать и в ус себе не дует.

– А нынче налил в фонарь керосин и куда-то подался, – вздохнул Матвей Кузьмич. – Не иначе Макарку жечь, нутром чую.

– О Господи, Боже мой милостивый! – всплеснув руками, запричитала Марфа Григорьевна. – Натворит бед сыночек наш безмозглый! Ни ему, ни нам не сносить теперь головы!

– Чему быть, того не миновать, – снова вздохнул Матвей Кузьмич и в отчаянии махнул рукой. – Удержать мы его не могли, а теперь… Только одному Богу известно, что теперь с нами будет, ежели Силашка Макарку спалит.

* * *

Наступил вечер. Евдокия и Мария собирались на радения. Помогая друг другу, они натянули белые рубахи, сверху овчинные полушубки и присели на скамейку в ожидании приказа.

– Аж дрожь берёт, как подумаю, что Андрон и меня на «большой собор» берёт, – покосившись на дверь, прошептала Мария. – Говорят, что много народу там соберётся.

– Я тоже о том слыхала, – вздохнула Евдокия. – «Богородицу» выбирать будут и раденья большие учинять.

– Интерес берёт, кого выберут? – загорелась Мария. – А ежели кого-то выберут, то куда Агафью денут?

– Кого Андрон назначит, того и выберут, – усмехнулась Евдокия. – И Агафья на своём месте останется, старец очень почитает её.

Сёстры поочерёдно вздохнули и замолчали прислушиваясь. Они взволнованы. «Большой собор» был очень важным событием в жизни хлыстов, и на него собирались самые значимые в секте люди.

– Никогда не была на таких радениях, – едва скрывая рвущийся наружу восторг, прошептала Мария. – Как считаешь, чем они лучше всех остальных?

Евдокия пожала плечами.

– Я, как и ты, впервой призвана, – сказала она. – Вот погляжу и знать буду, чем отличаются такие радения от всех остальных.

– А я…

Из сеней послышался голос старца.

– Эй, Марья, Евдоха, живо на выход! Ждать времени нету, так что поспешайте, голубки мои!

* * *

Силантий вошёл в горницу, грубо отстранив рукой вставшую на пути Степаниду. Не раздеваясь, не разуваясь, он прошёл к кровати Куприянова, встал у изголовья и склонился над ним, как стервятник над своей добычей.

Макар весь сжался от страха и закрыл глаза в ожидании расправы. Но Силантий, глядя на него, лишь укоризненно покачал головой.

– Ну что, аспид, отлежаться решил, чтобы не исполнять данного мне обещания?

– Люди-и-и, на помощь! – завопила истерично Степанида. – Убивец в нашу избу явился, и он…

Она умолкла, увидев револьвер, направленный в её сторону.

– Заткни глотку, курва! – прикрикнул Силантий. – Ещё пикнешь, обоих порешу!

– Нет-нет, не стреляй, не надо! – натягивая на грудь одеяло, стонал обессиленный болезнью и паническим страхом Куприянов. – Я же хворый, жаром пылаю, вот и выйти из избы не могу!

– Значит, хворый ты? – усмехнулся Силантий. – Сейчас проверю. Уж не взыщи, ежели врешь.

Он коснулся уродливой ладонью лба Куприянова.

– И впрямь жаром горишь. Считай, что повезло тебе, пройдоха, и… И, видать, не в усладу тебе пришлась ледяная купель.

Он сдёрнул с Куприянова одеяло и ткнул стволом револьвера ему в область паха.

– А теперь портки сними! – потребовал он. – Видеть хочу печать скопцовскую и удостовериться, что не сбрехнул ты.

Куприянов посмотрел на притихшую у стены супругу затравленным взглядом. Степанида стояла статуей, бледная, беззащитная и растерянная.

– Ну, чего медлишь? – повысил голос Силантий. – Снимай портки, кому говорю? Предъявляй напоказ печать скопцовскую. Ежели ты сбрехнул мне и яйца с хреном твои на месте, то я, прямо сейчас, одной пулей тебя оскоплю!

Подчиняясь его требованию, Куприянов, кряхтя, со стоном, встал с кровати и опустил до колен портки.

– Всё, убедился я, что не сбрехнул ты, – удовлетворённо кивнул Силантий, убирая в карман револьвер. – Одевай портки и в кровать ложись. Вижу, печатью скопцов ты отмечен.

Он обернулся и посмотрел на Степаниду:

– А ты? Ты тоже оскопленная, говори?

Степанида утвердительно кивнула.

– Ну, раз так, то знакомиться давайте, по-свойски, по-приятельски, – озадачил Куприяновых Силантий. – Как считаете, есть в том резон?

– Так мы познакомились уж, лучше некуда, – отозвался с кровати Куприянов. – Или ты ещё что-то задумал, злыдень?

– А ты не серчай, Макарка, – повернулся к нему Силантий. – Ты лучше спасибо мне скажи, что живым тебя оставил.

– Ну спасибочки, ежели ты того хочешь, – простонал то ли от боли, то ли от досады Куприянов. – А вот почему ты меня живым оставил, ежели убить мыслил?

– Родственную душу в тебе разглядел, вот почему, – ухмыльнулся Силантий.

– То есть? Как это? – не поверил своим ушам Куприянов.

– Со скопцами меня сведёшь, вот как, – предложил Силантий.

– Ты эдак шуткуешь?

– И в мыслях не держу. Разве заметно, что я шуткую?

Куприянов закашлялся. От жесточайшего приступа у него выворачивало внутренности. Жена с беспомощным видом хлопотала рядом, пытаясь напоить мужа лечебной настойкой.

Силантий, отойдя в сторону, угрюмо наблюдал за Куприяновыми. Кое-как откашлявшись и отдышавшись, Куприянов посмотрел на гостя.

– Скопцы – это не хлысты, – сказал он хриплым голосом. – Хлысты проповедуют одно, а делают другое. Они поганцы и извращенцы. Один только свальный грех говорит много о чём.

– Да? А чем же скопцы лучше хлыстов? – заинтересовался Силантий. – Как я слышал, они раньше на одном корабле плавали.

– Да, было дело, – прошептал Куприянов. – Но об этом тебе лучше меня старец Прокопий Силыч расскажет, если согласится встретиться с тобой.

– Вот даже как? – неподдельно удивился Силантий. – У вас что, порядок такой? Чтобы поговорить со старцем, я должен получить у него на то дозволение?

– Да, эдак у нас заведено, – подтвердил Куприянов. – Я сказал уже, что хлысты и скопцы вроде как христоверы и многое у них одинаковое, и обряды и радения, но… Они разные.

Кое-как закончив фразу, Куприянов снова закашлялся и был вынужден прервать разговор.

– Хорошо, со старцем Прокопием Силычем я позже встречусь и поговорю, – сказал Силантий. – Но сначала весь быт корабля вашего ты мне обскажешь.

– Обскажу, если того желаешь, – пообещал, тяжело дыша, Куприянов. – Но… Раз знакомиться тебе приспичило, то назовись и рыло своё покажи.

– Ты ведь сынок Звонарёвых? – поинтересовалась приходящая в себя Степанида. – Только который из них?

– Не тот, на кого вы думаете, – усмехнулся Силантий. – Я не первый, не второй, не третий и не четвёртый.

– Силантий? Ты? – прохрипел удивлённо Куприянов.

– Я, не сомневайтесь, – подтвердил Силантий. – Так вас ещё лицо моё интересует? Что ж, глядите, только на ногах не стойте.

Окинув лица Куприяновых взглядом, он снял с головы башлык, и… Увидев его лицо, Степанида схватилась руками за грудь, закатила глаза и упала на пол.

– Силы небесные, что это? – закричал в ужасе Макар, закрывая глаза и натягивая на голову одеяло.