Читать книгу Христоверы - Александр Чиненков, Александр Владимирович Чиненков - Страница 22

«Божьи люди» один за другим входили в дом купца Лопырёва. На «большой собор» они съехались по приглашению старца Андрона со всех уголков Самарской губернии. На «собор» приглашались наиболее уважаемые члены других общин христоверов.

Переступая порог, в прихожей приглашённые снимали верхнюю одежду, оставаясь в белых радельных рубахах. Приветствуя друг друга, хлысты трижды кланялись земными поклонами, затем проходили в так называемую сионскую горницу и рассаживались по заранее приготовленным скамейкам и табуретам.

По распоряжению Андрона Савва Ржанухин разлучил Евдокию с сестрой и усадил её на самое почётное место в горнице. Оказавшись одна перед десятками глаз, девушка почувствовала себя неуютно и раскраснелась. Ей хотелось немедленно встать и уйти, забиться в дальний угол и оттуда наблюдать за всем, что будет происходить во время «собора». «Поступить так, как я хочу, себе же на погибель, – подумала она, опуская глаза в пол. – Ежели вдруг я выкинула бы такое, то…»

«Собор» начался торжественно. Все хлысты встали на ноги и стали креститься обеими руками и кланяться друг другу. Затем они снова уселись на свои места, и в горнице зависла полная тишина, которая длилась минут пять. Всё это время хлысты сидели, склонив головы и не шевелясь.

Пауза длилась до тех пор, пока в горнице не появился старец Андрон. Облачённый в белую до пят рубаху, с изображающим пальмовую ветвь белым платком в руке, с торжественным видом, старец вбежал в горницу и встал рядом с Евдокией.

Андрон помахал над головой платком, и все хлысты, как по команде, хором затянули «гимн» «Царю Небесный», канон пятидесятницы.

«Что делать? Что делать? – лихорадочно думала Евдокия, сидя рядом со старцем на табурете. – Все поют, а я… У меня будто все слова выветрились из головы? Столько людей поют и смотрят на меня, а я…»

Допев «Царю Небесный», хлысты тут же перешли на другую голоссалию и затянули «Дай к нам, Господи, дай к нам Иисуса Христа».

«Ой, и этих слов я не помню, – запаниковала и заёрзала на табурете Евдокия. – Как же быть? Как же быть мне, несчастной? Ведь старец опосля душу вынет из меня».

Старец сидел с ней рядом и тихо подпевал «хору» адептов. Он не поворачивал головы к Евдокии и словно не замечал её молчания. А когда голоссалии закончились, он встал:

– Братцы и сестрицы! Возвещаю вам радость великую, хочу огласить вам веселие!

Выслушав его, хлысты вскочили со своих мест. Послышались вздохи, всхлипы и рыдания.

Евдокия тоже поднялась на ноги. Она стояла сама не своя от терзающего её волнения. То, что она видела и слышала, происходило с ней впервые. Но она не чувствовала того восторга, который всякий раз находил на неё при прежних радениях.

Старец взмахнул над головой платком, и хлысты, убрав в стороны скамейки и табуретки, образовали посреди горницы большой круг. Андрон взял Евдокию за руку и вывел её в центр.

Оказавшись в окружении сектантов, Евдокия сначала испугалась. А когда увидела в их руках хлысты, то и вовсе содрогнулась от ужаса. «Это всё мне? – мелькнула в голове шокирующая мысль. – Это они меня сейчас сечь плетьми собираются?»

Круг пришёл в движение. В руках у сектантов замелькали хлысты, но ни один из них не коснулся Евдокии. Сектанты подстёгивали друг друга. Задние подстёгивали скачущих впереди, и радение превратилось во всеобщую порку. При этом входящие в раж сектанты не то пели, не то причитали, покачиваясь в такт. На их рубахах стали появляться кровавые полосы, но хлысты не обращали на них внимания.

Андрон, находясь в кругу вместе с Евдокией, тоже не стоял на месте. С молодцеватым задором он выплясывал вровень со всеми. И голоссалии он распевал всё громче и громче, а хлысты всё увеличивали темп.

– Братья и сёстры! – закричал вдруг Андрон, остановившись. – Все вы люди Нового Израиля, знаете и помните вещие слова Исайи: помилует Господь Иакова, и снова возлюбит Израиля, и поселит на земле их!

Сектанты перестали хлыстать друг друга, но не остановились. Они продолжали кружиться, одновременно слушая проповедь.

– И воистину возлюбил нас Господь! – продолжил вещать Андрон. – Потому, что поганые тела ваши ещё здесь, на грешной земле, а души уже там, на святых и чистых небесах. Вы не жалеете страданий, чтобы изнурить грешные тела свои, и придёт блаженная минута, когда вырвется душа каждого из вас из оков проклятых и вознесётся.

Старец умолк и сразу же послышался вопль «богородицы» Агафьи:

– Всем! Всем радеть «Давидовым раденьем»!

Евдокия стояла в центре круга не шевелясь. Она не принимала участия в радениях. От хаоса, воцарившегося в горнице, у неё кружилась голова. А хлысты скакали, вертелись, кружились вокруг. Раздувающиеся на них, взмокшие от крови и пота радельные рубахи едва не задували свечи.

Отдышавшись в сторонке, Андрон вновь ворвался в круг и, тыча в Евдокию пальцем, закричал:

– Люди божьи! Поглядите на неё! Это же «богородица» наша! А ещё пророчица она, слышите, пророчица!

Услышав его, Евдокия едва удержалась на ногах от внезапного нервного потрясения, а горница наполнилась плачем, воплями и рыданиями. Хлысты, прекратив кружение, стали падать перед ней на колени. Все присутствующие возжелали услышать из её уст «предречения».

– Скажи, блаженная, вещай слова пророчества! – закричала визгливо Агафья. – Пролей из чистых уст твоих сказанья несказанные!

Крестясь обеими руками, она преклонилась перед Евдокией до земли.

– Вещай, чистая, святая душа! – вскричал Андрон, поддерживая Агафью. – Озвучь глаголы истины! Сподобилась ты дара пророческого, осветилась душа твоя светом неприступным! Ты избранница! Ты уготованная агница!

И с плачем, и с воплями, и с рыданиями, и с завываниями поползли хлысты на коленях к ногам ошарашенной Евдокии. Безмолвно стояла девушка, безучастно взирая на массу людей. В состоянии ступора она не видела и не слышала обращённых к себе слёзных взываний и молений.

Намётанным взглядом Агафья заметила, что с Евдокией творится неладное.

– Накатило! – закричала старица. – Духом завладела она! В молчанье он ей открывается!

Её тут же поддержала находчивая Мария. Она тоже поняла, что с сестрой что-то не так, и включилась в игру, затеянную старицей.

Девушка завизжала и, изображая судороги, упала на пол. Глядя на неё, воспрявшие хлысты тут же возобновили радения. Усердно изображая приступ эпилепсии, так почитаемой сектантами, Мария лежала на полу, извивалась у ног Евдокии и кричала нечеловеческим голосом.

– Накатил, накатил! – глядя на неё, вещали хлысты. – Станет в слове ходить! Пойдёт! Пойдёт!

Радостный Андрон подхватил всеобщий восторг.

– Ай, дух! Ай, дух! – закричал он, поднимая вверх руки. – Ой, эва, ой, эва! Накатил, накатил! Эка радость, эка милость, эка благодать, стала духом обладать!

Впавшие в состояние полной эйфории, хлысты один за другим стали падать на пол. В образовавшейся куче стонущих, пыхтящих, шевелящихся тел невозможно было увидеть свободного участка пола. Хлысты рвали на себе одежды и сливались в объятиях, предшествующих «свальному греху».

Переступая через тела, Андрон приблизился к безучастно стоявшей Евдокии и взял её за руку.

– Эх, и подвела же ты меня, Евдоха бестолковая, – зло шептал он. – Чуток перед людьми не осрамила своей бестолковостью. Если бы не Агафья и Марья твоя, то…

Он перенёс Евдокию в другую комнату, уложил на кровать и, проведя несколько минут в раздумье, сорвал с неё радельную рубаху. Ещё некоторое время старец любовался потрясающей красотой её стройного гибкого тела, после чего снял рубаху.

Вошедшая Агафья погасила свечи и вышла. Комната погрузилась в темноту. Тяжело дыша, Андрон взобрался на кровать, раздвинул Евдокии ноги, и она пришла в себя.

– Нет… нет… нет… – зашептала она. – Не можно так. Я не хочу! Я…

– Уймись и заткнись, Евдоха, – зловеще прошептал Андрон, усиливая натиск. – Я твой кормчий, я твой Христос… И не думай сопротивляться, голуба. Рассердишь меня, прокляну на веки вечные, запомни…

* * *

Остаток ночи униженная и растоптанная Евдокия провела в слезах. Лёжа в постели, укрывшись с головой одеялом, она кусала в отчаянии губы и гнала прочь воспоминания. Мысли путались в голове, обжигали мозг, рассыпались и собирались вновь. «Что же делать мне теперь горемычной? – спрашивала она у себя. – Старец надругался надо мной, изнасиловал, унизил… Как же теперь жить мне под одной крышей с ним?»

Плача и ворочаясь в постели, Евдокия не заметила, как наступило утро. Стук в дверь заставил её встрепенуться. В комнату вбежала возмущённая сестра Мария.

– Эй, Евдоха? – крикнула она. – Чего это с тобой? Чего на трапезу утреннюю не явилась?

– После всего, что было, кусок в горло не лезет, – вздохнула Евдокия, отворачиваясь к стене.

С пасмурным видом Мария подошла к кровати и взяла доверительно сестру за руку.