Читать книгу Сказки тетушки АД - Александр Дейнеко - Страница 10

– Что у тебя с глазами? Они совсем красные. Ты плакал?

– Нет, – отвечал он смеясь. – Я слишком пристально вглядывался в свои сказки, а там очень яркое солнце.

Кнут Гамсун, «Виктория»

Начало

Начало было многообещающим. Как в голливудских фильмах, когда начинается линия событий с очень яркими последствиями. Конечно, моя история вначале была достаточно банальна, как у многих гомосексуалов. Я поведал тайну своей ориентации однокласснику во время одной из вечеринок. Ну да, дурак! «Зачем об этом рассказывать?» – подумаете вы. Но скажу вам одну вещь, о которой вы, скорее всего, не знали: многие подростки-гомосексуалы в период становления своей сексуальной ориентации, думают, что они одни такие на свете. Сейчас, конечно, все не так – есть интернет, и можно искать в нем все что угодно. А тогда – какой интернет! Компьютеры дома были не у всех… Печаль, реальная печаль.

И ты живешь такой «ненормальный», потому что все вокруг считают гомосексуальность болезнью. И начинаешь понимать, что ты один такой на свете и вокруг таких больше нет. Поговорить о себе, о своих переживаниях, о своих страхах и сомнениях не с кем. Вот и получается, что пытаешься открыться хоть кому-то, поделиться всем, что наболело, а тебе – бах! По башке ботинком. Хотя… Кому ботинком, а кому и слава на всю школу, двор, район, а то и на весь город. Все, что остается, – дальше терпеть бесконечные унижения, пока не покинешь это проклятое место с этими проклятыми людишками.

Мои одноклассники не стали особо надо мной издеваться. Зато стали постоянно требовать денег. Денег. Денег. Денег. Суммы-то были невеликие, но где их брать каждый день, если ты школьник? Я воровал у дедушки. Это была моя маленькая тайна и мой грех, за который я себя винил и долго мучился перед сном. Каждую ночь. Но что было делать? Что? Или мне набьют морду и расскажут всей школе, что я, по мнению одноклассников, делаю минеты и занимаюсь анальным сексом, или я тихо буду каждый день брать у дедушки по 100 тенге.

Был еще вариант: не посещать школу. Я иногда баловался этой шалостью и просто не ходил в это ублюдочное место. Но вот незадача – ситуация стала совсем безвыходной. Бабушка стала меня провожать с утра до школы, чтобы я не пропускал занятия, и особо строго стали следить за мной учителя и надоедливые завучи. Это было уже настоящее проклятие – родителям ведь не скажешь, мол, я не хожу в школу, потому что там меня шантажируют, пугая раскрытием моей сексуальной ориентации, и поэтому я ворую у дедушки деньги, чтобы откупиться от обидчиков. Мама бы меня убила, а бабушка с ума бы сошла, что вырастила внука-гомосексуала, да еще и вора. Страх…

В школе я стал изгоем – никто со мной не разговаривал, не сидел со мной за одной партой, не общался со мной на перемене. Я стал таким же, как и все «другие», – те, к кому никто не подходит, потому что они были когда-то или оплеваны, или необщительны, или скромны, или некрасивы внешне. Но я-то был не такой! Я был красив, общителен, открыт, всегда весел, да и мои отметки не опускались ниже четверок.

Я стал искать выход из этой кабалы. Самым лучшим стал, как ни странно, «послать всех на три буквы». Озлобиться. Никому не доверять. Ни с кем не общаться. Слушать тяжелый рок. Употреблять алкоголь и легкие наркотики. И быть в полной «свободе». Ненависть и агрессия оказались мощным оружием. Да, очень мощным! Попробуйте-ка подойти ко мне, если я рычу, кидаюсь, кусаюсь, хватаю нож и ору, что сейчас всех перережу.

«Как же это классно, когда все думают, что ты психически ненормальный. Те, кому на все и на всех наплевать, живут счастливой жизнью. Правила – это скучно и уныло», – рассуждал я. И только этот анархизм меня спасал.

Жаль, конечно, что мать закрыла меня в психиатрическую клинику, а тетя-прокурор угрожала тюремными сроками. Но меня уже было не остановить, я стал настоящим демоном с разрезанными венами, изрисованными кровью стенами, бесконечными черепами и проклятиями, украшавшими мою одежду и комнату.

Счастье – это отсутствие несчастья. А я не был несчастлив, потому что был свободен в выражении своей ненависти как формы защиты. Впрочем, это был путь в никуда.

Жизнь

Я стал часто думать о том, кто же может мне помочь? Спасти меня от окружающих? Или их от меня. Кто сможет расставить в моей жизни все по местам? Я понимал, что только я сам могу это сделать. Надежды больше ни на кого не было. В полицию по поводу своих проблем со сверстниками я боялся обращаться. Родителям рассказывать – глупо. Я вырос в таком городе, Павлодаре, среди таких дворовых «понятий», что меня могли бы выручить только подвешенный язык, папа или полиция.

Папе было пофиг на все, что творилось в моей жизни, – он лишь давал мне денег на развлечения, а я тратил их на выпивку и разные гаджеты того времени. Язык мой был в неизвестном мне месте – часто просто не хватало духу дать отпор. Физического насилия я боялся и особо не дрался. В полицию обращаться было не столько страшно, сколько бессмысленно. Посмеялись бы и сказали: «Разбирайтесь сами в своих дворовых тусовках». К тому же, по нашим «понятиям», если обращаешься в полицию – становишься «красным». Соответственно, с тобой никто и никогда больше не будет иметь никаких дел.

Итак, моим спасением стали отпугивающая окраска, гнев и Marilyn Manson, который дарил мне просто океан враждебности. Еще у меня были друзья. Находясь с ними, я чувствовал себя в безопасности – они были «весомые» товарищи. Правда, в основном девушки, герлфренды крутых пацанов. Благодаря этому я был в их компаниях «своим». Пока не пошли слухи о том, что я гомосексуал.

«Кто-то сказал кому-то», это все обросло слухами и сказаниями, мелкими легендами о моих сексуальных похождениях… И бац! В один прекрасный вечер мои товарищи, что стоят за меня горой и всегда мне верят, задают мне вопрос: «А ты сосешь?» Конечно, я сразу стал все отрицать. Я был уверен в том, что ни у кого никогда и нигде не было доказательств того, что я занимаюсь сексом с мужчинами. Между тем, проблема была серьезная – если я сделал минет, а мои товарищи курили со мной одну сигарету, я рисковал оказаться в самых низах общества и стать кем-то, похожим на зоновского «петуха».

Меня ждала очная ставка, и я был в ужасе. Я знал, что я буду все отрицать. Почему-то я верил, что все будет хорошо. Но был чертовски напуган…

Ночь. Лавочки возле подъезда. Бульбулятор. Самый «весомый» пацанчик на районе, Беша, проводит очную ставку. Мои друзья веселятся и говорят мне, чтобы я ни за что не переживал, ведь мне нечего бояться, если я прав! Я гордо отвечал, что правда на моей стороне и готовил громкие слова в свою защиту. Мы ждали «обвинителей».

Их было двое, мои знакомые. Один – младший брат движнякового наркомана, Чупак-младший. Второй – его друг и мой одноклассник по начальной школе. Их долго не было. Я уже начинал нервничать. А что бы вы, интересно, чувствовали на моем месте? Сильно напрягал еще тот факт, что по нашим «законам», в случае моей неправоты меня, скорее всего, проштырят, а те люди, что «стоят» за меня, потеряют свой «вес» в обществе.

Вот такая ситуация…

Два товарища наконец-то пришли. Все было быстро.

– Так что вы там говорили по Саню? – начал Беша.

– Ну-у-у, – протянул смущенно Чупак-младший, словно не был уверен в своих словах. – Что Саня сосет у всех.

– Саня, что можешь сказать? Че, правда сосешь? – Беша был серьезен.

– Нет! – ответил я чуть с улыбкой.

– Ну вот что ты пиздишь нам, – Беша с наездом сказал Чупаку-младшему.

– Ну мне так сказали… – Чупин-младший даже растерялся. Он-то и сам не привык к общению в таком ключе – все-таки «младший»…

– А еще что тебе сказали про него? – Беша уже начал скучать.

– Что у Сани есть пистолет, что он на людей нападает, – пробормотали обвинители, ставшие ответчиками. Это были последние обвинения в их арсенале.

Последовал общий смех аудитории. Мои защитники не то что сразу перестали верить этой парочке, а просто сочли все шуткой. Все превратилось в фарс, и я был оправдан. Ведь по нашим законам, если врешь один раз – врешь всегда. Характеристика «пиздабол» прилипает мгновенно и навсегда.

Я ушел спать довольный. Я был даже весел. Я снова почувствовал силу правды – нет, не той, за которую я стоял (ведь я, конечно, занимался сексом с мужчинами, в том числе оральным). Я врал во имя своего спасения. Но я убедился в силе «правильности» своих поступков – всегда стоять на своем, даже если мне грозит неминуемая расправа. Я знал, что гомосексуальность – это норма, и нет ничего плохого в моих поступках. Только сказать об этом я не мог.

Однако это был не конец. Тусовок было много, и нужно было разобраться с каждой, которая хотела поиметь мою гордость.

Вены

Меня «доили» две компании. Одна состояла из моих одноклассников и их друзей. Вторая – из ребят с района. Моя «защита» на чужой территории работала плохо. То есть работала только в присутствии защитников. Когда их рядом не было, наступала пора раскошеливаться. Приходилось вести странную жизнь – не ходить там, там и еще вот там. Или ходить, но с мамой. Или звонить бабушке, чтоб она встретила меня возле дома.

Что происходило, если я все же «попадал»? Сначала меня спрашивали, почему я так выгляжу. Потом – почему я так разговариваю, намекая на манерность и женственность в голосе. Наконец – пидар ли я? Дальше – что у меня в сумке? Есть ли с собой деньги. Когда денег не было, мне давали небольшой срок, в который я должен был их принести. Деньги, конечно, я брал у родителей. Так они стали думать, что я наркоман. Чудесная юность…

Так шло время. Год сменялся годом. Я молился, чтобы мои обидчики скорее вымерли. И, как ни странно, один за другим они умирали. Правда, слишком медленно для меня. У кого-то случался «золотой приход»1, кого-то штырнули, кто-то сел в тюрьму. Врагов у меня оставалось слишком много, и повсюду были их мелкие прилипалы – гадкие, подлые и злокозненные.

Я искренне искал помощи у своих друзей, но все, что я слышал: «Только ты сам себя можешь спасти! Дай отпор. Научись говорить». Меня учили как «откусываться», но у меня это слабо получалось. Единственными спасителями были мама и бабушка, а убежищем – наша квартира. Располагалась она на первом этаже, и я это ненавидел, ведь обидчики все время норовили заглянуть в окна, чтобы узнать не дома ли я. Я стал плотно закрывать шторы и полюбил мрак во всей квартире. Правда, тогда они начинали кричать – и очень громко. Даже когда я прятался в шкаф в самой дальней комнате, закрывал руками уши и молился, чтобы это все закончилось, я все равно слышал: «Мы тебя достанем!»

1

Передозировка наркотиками (жарг.).