Читать книгу Три мушкетера (адаптированный пересказ) - Александр Дюма - Страница 13
Часть первая
12. Герцог Бекингэм
ОглавлениеДжордж Вилльерс, герцог Бекингэмский, самый красивый вельможа Англии, самый изысканный кавалер Франции, любимец двух монархов, сказочно богатый человек, могущественный властитель Британских островов, которые он по собственному капризу мог ввергнуть в войну или осчастливить миром, был уверен, что человеческие законы написаны не для него и нарушал их по своему усмотрению. Перешагнув рубеж тридцатипятилетия, он был всем сердцем влюблен в женщину прекрасную и недоступную, но от этого не менее желанную. Если смелый и предприимчивый герцог Бекингэм ставил себе цель, то какой бы неосуществимой она ни казалась, он всегда добивался ее. Так и сегодня, невзирая на все препятствия и ловушки, расставленные ему кардиналом, герцог добрался до святая святых – апартаментов королевы Франции, красавицы Анны Австрийской.
Теперь он стоял в комнате прислуги в Лувре, куда его провела госпожа Бонасье, и рассматривал себя в зеркале. Мушкетерское платье очень шло ему. Он улыбался своему отражению, счастливый и гордый от того, что заветная цель была столь близка.
Скрытая в обивке стены за спиной герцога дверь бесшумно отворилась. В комнате появилась женщина в белом платье. Бекингэм увидел ее в зеркале, и радость озарила его лицо. Королева Анна почтила его своим присутствием.
В то время Анне Австрийской было около двадцати пяти лет, и ее ослепительная красота находилась в самом расцвете. Горделивая посадка головы, тонкие черты лица, бархатистая кожа, изумрудные глаза, чуть припудренные волосы каштанового оттенка, изящно обрамлявшие ее лицо, красиво очерченные руки и плечи, походка небожительницы – все это поражало воображение поэтов эпохи, воспевавших королеву в стихах. Прежде, чем королева успела сказать хоть слово, герцог упал перед ней на колени и поднес край платья к губам.
– Милорд, – начала королева. – Вам уже известно, что не я написала письмо, вызвавшее вас в Париж.
– Я понимаю, ваше величество, – проговорил герцог, – безумие надеяться на то, что вы ответите на мое чувство. Но что же делать – любовь ослепляет! Я поверил, что вы хотели меня видеть, потому что хотел поверить в это. И я не раскаиваюсь, ибо награда за мое долгое путешествие превзошла мои ожидания. Я снов а вижу вас, я говорю с вами! Ради этого я пережил бы любые опасности!
– Я согласилась увидеться с вами, – продолжила Анна Австрийская, – чтобы сказать: нас разделяет слишком многое. Наши встречи не могут продолжаться. Вы рискуете жизнью, я – честью. Я никогда не говорила, что люблю вас…
– Но вы не говорили и обратного! Пусть я рискую жизнью, я готов к этому. Что до бесчестья… Разве разлучать сердца, созданные друг для друга – не бесчестье! Три года я люблю вас, с той самой минуты, как впервые увидел, и разве существует на свете любовь сильнее моей? Мою любовь не может ослабить ни расстояние, ни вражда между нашими государствами, ни безнадежность, потому что вы сочетались постылым браком с другим! Свою страсть я питаю воспоминаниями о наших встречах – их было всего четыре, включая сегодняшнюю. Я знаю, как вы одиноки, как страдаете, о моя королева! Все богатство, всю славу, всю оставшуюся жизнь я готов отдать за счастье коснуться вашей руки, вашего лица!
– Но обстоятельства против нас, милорд. Король, подстрекаемый кардиналом, страшно гневается на меня. Вы правы, я совершенно одинока, мне не на кого положиться во дворце. Все мои друзья впали в немилость и удалены. Король даже воспротивился тому, чтобы вы приехали во Францию в качестве посла.
– Что ж, Франция заплатит за это войной! Мне не дают видеться с вами – так я начну кампанию против вашей страны. Я знаю, что война принесет ненужные жертвы, знаю, что не овладею Парижем. Но заключать с французами перемирие пошлют именно меня, и сам кардинал ничего не сможет с этим поделать! Я вернусь в Париж. Кто тогда скажет, что хоть у одной женщины на свете был обожатель более верный, чем у вас? Ради того, чтобы видеть вас, я готов рисковать. В последнее время меня терзают предчувствия близкой смерти…
– Боже мой! – невольно воскликнула королева. Та искренняя обеспокоенность, которая прозвучала в ее тоне, лучше всяких слов сказала Бекингэму, что он любим, и любим глубоко. – Вы знаете, меня тоже преследуют сны, я вижу вас окровавленного на земле…
– Раненного ножом в левый бок? – перебил ее герцог.
– Именно так. Откуда вы знаете? Я не рассказывала этот сон никому…
– Сударыня! – Бекингэм прижал край ее платья к лицу. – Благодарю вас! Вы любите меня! Как же я счастлив!
– Что вы говорите, милорд! Вы забываетесь!
– О нет, моя королева! Господь не посылал бы нам с вами одинаковые сны, если бы наши сердца не были соединены любовью! Скажите, станете ли вы оплакивать меня?
– Перестаньте! – королева отвернулась, чтобы скрыть слезы. – Вы приводите меня в отчаяние! Уезжайте немедленно! Меня мучают мысли о том, что вы можете погибнуть во Франции, и что причина возможной вашей гибели – любовь ко мне. Я не перенесу этого! Уезжайте! Вы вернетесь потом, в качестве посла, под надежной охраной… Тогда мне будет спокойнее за вас, я перестану бояться за вашу жизнь ежеминутно…
– Неужели все это правда?
– Да…
– Как я люблю вас… Я исполню ваше требование. Но прежде… Дайте мне на память о ваших словах какую-нибудь вещицу, которую вы носили и которую я тоже мог бы носить – кольцо, цепочку… Я буду смотреть на нее, и она станет свидетельством того, что наша встреча мне не приснилась.
– Подождите, милорд.
Королева вышла из комнаты и вернулась, держа в руках изумительной красоты ларец розового дерева с инкрустацией и королевской монограммой.
– Возьмите эти подвески, милорд, – произнесла она, когда Бекингэм вновь упал к ее ногам, – и покиньте Францию этой же ночью.
– Всего один поцелуй, сударыня, и я исполню все, что вы просите.
Королева протянула ему руку, и герцог припал к ней губами.
– Самое позднее – через полгода, – пообещал он, поднимаясь, – я снова увижу вас. Пусть ради этого мне придется перевернуть мир и утопить Британию. Первый мой удар будет нанесен по Ла-Рошели.
Он вышел из комнаты и в сопровождении верной госпожи Бонасье с невероятными предосторожностями покинул Лувр.