Читать книгу Правдивая странная ложь - Александр Евдокимов - Страница 11

Банька имела главное: печь, полок, бревенчатые стены из осины, разбухшую дверь, воду, аромат жары и пар с веничком!

Весь мир был и где-то, и весь мир был – здесь: только маленькое оконце заглядывало сюда… =

: порог взглядов обеих миров;

: жажда быть в полусне, но в витрине;

: и возможность с тумана, сойти на мгновенье – в реальность, и…

И!…

И, хмельным рассмотреть, в малой доле оконной, мир поразительно трезвый!…

Оконце!…

…искры потянулись в небо и в потоке воздуха зависли над банькой, и отразились в больших глазах, которые распахнула Уста, высматривая в окне угли костра и берег…

– Что там? – спросила Адна, лёжа на полке вниз лицом, обмякшая и счастливая.

– Вроде нормально, я подумала: может, кто-то чужой появился, – нет, наши одни…

Августа отошла от маленького оконца, и встряхнула веником.

– Что?! Ещё?!

– Нет-нет-нет-нет… всё хорошо!…

– Тогда слезай, сползай… твоя очередь парить.

– Сейчас… холодной обольюсь, а ты тащи свою п-пи-и… с-слю-у…

н-на полок…

Они со смехом поменялись местами.

– А где веник? – села на лавку Адна.

– Я в тазик его положила. Ой, хорошо!…

– Да же лучше, чем коньч-ш…? – пролепетала, не открывая глаз

Адна.

– Да-да… тут всегда хорошо!… А с ними?… Ха-ха!… то коньч-ш-ш, то ни коньчш-ш – о себе только думают. Ха-ха!… ох-да…

Ариадна открыла глаза и взяла веник.

– Даже если и приплываешь в картине репинской несколько раз подряд к бережкам орга-а… зма-зма и… всё по-раз-з… зма-зма… м-ма-ара-а… зма-зма… У тебя было так?

– Не зна-аю… наверное, иногда не успева-аю… н-не-э… зна-зна-зна…

Адна медленно встала, распрямилась и завалилась мягко на живот подруге, разбросав по её телу волосы.

– Ай, разда-авишь!…

– А когда у вас в животике кто-то жить будет?

– Не знаю.

– Ты что ничего не знаешь? – и она приподняла голову, и залепетала сладко – по-детски. – Ни тут, ни здесь! – И она быстро чмокнула мягкими касаниями губ пупок и лобок.

– Ай, дура, щекотно! – согнулись ноги у незнайки, и она задохнулась от грудного смеха. – Перестань прикалываться, а то сейчас вылетит из меня всё, что выпила и съела! Адна, не могу уже!

Ариадна выпрямилась, закрыла глаза, и, глубоко вздохнув, резко выдохнула! и задержала дыхание! и расслабилась на несколько секунд!…

Уста тоже с облегчением вытолкнула из себя измучивший её смех и получила наслаждение невесомостью среди бесконечного космоса Вселенной в маленькой баньке…

– Адна, у тебя такая красивая грудь…

Ариадна открыла глаза.

– А у тебя какая?!

– Не знаю, – она села, – смотри… разве, такие растопырки, понравятся им?!

– Что – комплекс? В этой бане две груди и они обе Миссиськи всей Вселенной, глупышка!

– Да?! Но тогда не две, а четыре.

– Ну, конечно!

– Но у тебя они какие-то розовые…

Адна взяла ковш.

– Ты на что намекаешь?! Да мы тебя не парили ещё! Ложись пока на живот, во-от! Металл при нагревании расширяется! Сейчас я поддам… Вам!…

– А при чём здесь металл?

– Как причём?! Железы-железо… Осторожно!

Пар рванулся из печи! И мгновенно охватил всё пространство, толкаясь-ругаясь в клубах, провернулся и замер-завис очень плотно.

– Во-от! Сейчас! Уста, сейчас!

Веник начал хлестать и пробегать-гладить нежную кожу, неся под собой горячую воздушную подушку и пропитывать тело духом своим берёзовым, а затем, ветвь берёзы, вошла в этот процесс ладонью и начала трястись, щипать и шлёпать – до боли!…

– Всё, хорошо! Ой, хорошо!

– На спинку ложись.

Августа перевернулась, радуясь вновь таким блаженным мгновениям августа.

– Лупи по тише, Адна, я тебя жалела, – буркнула она и закрыла глаза.

Ариадна склонилась над ней и тихо опустила свои губы на её уста.

– Адна, что с тобой?

– Я хотела сказать – прости, если было больно, – улыбалась над ней Ариадна.

– Да, ну тебя! Всё хмель ещё не вышел! Давай париться, – ребятам уже пора идти…

– Я только попросила прощения, всё! Поехали!

Веник не сёк, а растаскивал жаркий пар по всем впадинкам и лишь изредка легонько шлёпал.

– А мне в Сочах, вообще, не понравилось, – легко работала с веником Адна, – а тебе?

Уста кивнула, не открывая глаз.

– Погода была говно, я согласна: ни моря, ни загара.

Веник укрыл лицо Августе и тихо пополз по всему её телу к ногам, изредка исполняя в ветвях вибрацию.

– А мне как-то, ни загар, ни море, ни… и вот здесь не торчали, – в это мгновение, рука с веником была над тем местом, где не было ничего кроме чубчика, и пальчик нечаянно, но точно сориентировал – где.

У Августы, от щекотливого касания, пробежали лёгкие судороги в животе и ногах.

– Адна! – не открывая глаз, шикнула она, – перестань прикалываться, у меня такой сон!…

– Уста, а чубчик тебе уже подбрить надо…

– Что за внимание у тебя сегодня ко мне?! Почему ты меня рассматриваешь?!…

Веник сполз на колени.

– Не знаю… всю жизнь вместе паримся, но лишь сегодня у меня такое?!…

– Какое?

– Дурачусь!… Ха-ха… ох!…

И она склонилась и чуть проникла к устам желаний – Августа вздрогнула, – в одно мгновение оттолкнула от себя её губы: и лицо, и веник, и плечи и всё тело! которое расхохоталось, и… отлетело к противоположной стене.

– Ну, напились! Совсем что ли! – Уста села на полок и бросила с обидой, – у тебя, что с головой?! Как наркоманка… а этим ты не балуешься? А девица?! Или ты, ой! Адна, ты не лесбиянка?!… розовая грудь…

Та покачала отрицательно головой и села, как стояла, на лавку.

– У тебя она такая же – розовая и распаренная….

– Подружка, что случилось? Милая моя, я же знаю тебя всю жизнь! Ну, извини, если я тебя обидела!

Уста шагнула к ней и нежно прижала к своему животу и в него, вдруг, ударились жаркие слюни – «прости» – она затряслась и обняла подругу за талию.

– Тихо, тихо, тихо, – шептала та в ответ, – Адна, перестань, нам выходить пора. – И ты меня прости, пожалуйста! Всё! Ты так хорошо меня пропарила, до каждой косточки! Ну! Отпусти меня, и вставай. Посмотри мне в глазки! Вот и хорошо! Дай-ка я плесну тебе водички. Сейчас, моя родная. Вот, и ра-асс!

Адна опешила от холодной воды, и в одно мгновение задышала, и улыбнулась сквозь слёзы.

– Вот и всё, дай я глазки поцелую и подую! Вот! – Уста взяла её за плечи и отстранилась на короткий шаг. – А груди у нас действительно и одинаковые и красивые! Смотри, а-а-ап!

Августа притянула её легонько в свои объятия, и их соски прицельно расплющились в себе.

Подруги рассмеялись, и сели друг против друга на скамейки.

– Всё? Уходим!

– Да, обдаёмся, а то они нас обматерят… и я опять заплачу… ха-ха… ой!

Выскочили в предбанник! и ощутили кайф свежести!

Сквозь частые щели в объёме двери наружу, внутрь потянулся дым костра и смешался с мягким паром на вкусных телах и девочек, и женщин, и подруг.

Дым был вновь плотным – из новой кучи пален.

– Вот для девочек костёр развели, – стряхивая с головы капли воды, отошёл от огня Фил, – Сейчас должны выйти. А давай ещё по одной, после купания!

Друзья подошли к столу-газетке.

– Там вдалеке рыбаки стоят.

– Е-есть рыба: видно – уже играет

– Уха у них будет, не то, что у нас.

– У нас баня!

Рюмки поднялись и опустились.

И распахнулась дверь баньки!

– О, розовенькие, даже жарить не надо! С лёгким паром, с мокрой жопой!

– Спасибо!

– С лёгким, малыши! А ты на что намекал?

– На то, что они красны-девицы!

– О, это была ещё добанная истина!

– Спасибо!

– С лёгким паром! Вот и костерок для вас новенький.

– Спасибо!

– Спасибо! Баня!… улёт!…

– Полный пассаж! Ох!

– Попить чего-нибудь?

– Уста, ну, вот же перед тобой! Ха!… упарились! Только много сразу не пей, мы пошли. Аккуратно здесь.

– Хорошо!

– Ты прекрасна, – Кум чмокнул в носик Августу, – всё, пока…

– Пока.

– Адна, вот пульт сигналки. Это кнопка тревоги, и с расстояния поймает, и заорёт. Отдохните чуть-чуть и обязательно покушайте.

– Спасибо, Фил.

Несколько минут девушки сидели в полном расслаблении и благодати – мыслей ещё не было, после нескольких жадных глотков воды, они просто отсутствовали: сознания касался лишь лёгкий и нежный треск дымного тления костра и шум бани.

– Вот, дурни – пугало сожгли! – Адна обошла тлеющий крест-скелет и на секунду изобразила чучело, встав за ним в своей исподней, – жаль беднягу – жертва игры…

Крест-скелет неожиданно вспыхнул в вершине своей, где однажды родилась голова, огнём пламенным и дымной шапкой, как лицо безликое, – завис на мгновение на этой жердине.

– С лёгким паром, сударыни… – изогнулся вежливо незваный старче.

– Спасибо?! – удивилась Адна.

– И вам добра, дедушка, – отблеском добра и тепла от костра поприветствовала Августа странника.

Ариадна качнула головой в поддержку слов подруги.

– Я хозяин баньки, – старый с блаженством понюхал дым от костра, как пар, – мне ничего не нужно… огонька вот только…

– Да, это ваше сокровище?! – удивилась Ариадна.

– Боже, какое чудо! – продлила любопытство Уста, – вы просто творец и созидатель!

– Люблю гостей! Любых: под парами все равны!…

Огонь в костре притих в пространстве диалога.

– А где вы живёте? Здесь где-то?

– Да, здесь, будто бы, здесь… при баньке… Куда я без неё! Всё у неё для здоровья и справедливости ради! Иной раз так промоет-пропарит, я говорю, что всего себя не совладаешь собрать, я говорю, – нет от части… Быват! А иногда, вообще, найти себя не можешь! Лишь на седьмом небе обнаруживаешь, наружу всего обнажённого… Быват…

– Вы что имели ввиду?! – беспокойно поторопила вопрос Августа.

– Ну, бывайте, сударушки, отдыхайте – пора мне… Хорошо здеся!… Редко, правда, но буря быват! И тогда держися! Не до парада, тогда – да!…

Дед уже шёл к тёмным кустам-силуэтам и продолжал бубнить себе под нос истерии природы…

– Ветер штормовой тогда и дождь, как из ведра!… Да! И брёвна, как спички, плоты, будто щепки!… женщины воют, дети рыдают… тогда – да!… Всяк, тогда, от стихии страдат!… да – тогда… да… всяк… от стихии… То, как зверь она завоет, то заплачет, как дитя!… Кругом – поэзия!…

Девушки проводили взглядом старого и тут же в нервной игре забился огонь в кострище, сплетая языки своих чувств над углями.

– Странный, однако…

Адна сквозь пламень скользнула взглядом по мёртвой глади воды тамасичной старицы.

– А Ирины почему нет? С ней весело: чучело-мяучело это придумала… Прикольно тогда было, жаль дождь с ураганным ветром помешали! – Ариадна потянулась и вкусно посмотрела на Августу. – Зачем сожгли? Жалко…

– Переживает о чём-то Фил, переживает, – Уста села, и взгляд её побрёл по окружающей их флоре и, оттолкнувшись от её большой красоты, упал на стол – в маленький мир красоты и флоры, и фауны. – А они купались! – Августа оживилась первой.

Ариадна очнулась тот час же.

– Хорошо, что тепло, но там грязно.

Взгляды девушек притянул костёр и торчащая из него жердина несуществующего и безликого пугало.

– Огонь – он, а страсть и пластика в нём женская, – прошептала Ариадна, – ты… прости меня…

– Ну, перестань, хорошая моя, я ведь тоже люблю тебя, как самую родную.

– Я имею ввиду, не любовь к родному, или к любимому… Я о нежности и ласке, внимании и тепле. Мы обе любим и любимы, будем надеяться, но даже в славных отношениях двух людей, очень часто слабая половинка остаётся, в какой-то степени одинокой… понимаешь?

– Не знаю… может быть ты и права, давай шашлык жарить.

– Не знаю, не знаю,… заладила, давай выпьем… ну, а сон свой хотя бы знаешь, хоть что-то помнишь?

– Какой сон?!

Они встали, потянув за собой стаканчики.

– За которым ты в баню пошла, – наигранно-злобно выбросила Адна, – пошла в баню!

Уста рассмеялись у Августы.

Они соприкоснули тела питейной тары, окунулись взглядами – выпили, присели, взяв по шампуру, и затеялись испеканием.

Костёр вкусно шипел.

Вино растекалось в сознании до абсолютной искренности.

– Да, ты мне весь кайф обломала… такой сон!

– Ты тоже…

– Я?!… да ну тебя, с твоим веником-обломщиком!

– Отнюдь, он, наверняка, наполнял и дополнял твой сон.

– Он отвлекал и мешал! Мэа! – настояла на своём обладатель сновидения, и показала язык.

– Ну, ты у меня полу-учишь! Я тебе покажу-у язык! тоже!… Ты рассказывать будешь, или мы мясо сюда пришли жрать?!

– Сильно интересно?

– Очень…

– В общем, это короткий фрагмент нашей первой любви и последней, надеюсь…

– Не каркай!

– Мэ-а! – опять Уста бросила язык на уста, – …это все наши первые прикосновения осознанно направленные для возбуждения – наша нежность, и наша ласка к друг другу. А поскольку они первые, то они более яркие, чувственные… Тут же рядом пылкая внутри себя борьба – «а можно, а нельзя», и от этого весь трепет такой искренний, что более высокого чего-то я просто не знаю… и это для меня бесценно! К тому же главное событие этого периода – мой первый поцелуй!… Где-то в это же время… в августе… и это вдвое дорого девушке с именем – Августа. В воспоминаниях мне очень приятны эти моменты, но во сне! Я просто плыву! Кошмар, что рассказываю!… Ой, ужас – вино ударило… ха…

Костёр потрескивал, на его уже никто не обращал внимания.

– …а сегодня этот сон опять посетил меня и… усилился с сегодняшней реальностью: там, в финале, Аввакум, не спящей мне, шепчет что-то, касаясь моих губ своими… ну, учил в то время целовать: Уста, раскрой уста»… Уста, раскрой уста»… а сегодня в это время с действительным прикосновением сказал моё имя и, представляешь – совпало прошлое с сегодняшним днём, но… но он меня разбудил… хотелось плакать.

Осенний день захлопал банными листьями, зашумел голосами в едкой парной, и обронился там же водяной прохладой на тёмные пахучие доски: из ёмкой посуды, как из ведра – лишь брызги!…

– Какая ты счастливая! Ой, мясо! Вот это приход! Мясо сгорело!

– Чёрт с ним! Ты знаешь, я не знаю, на какой уровень выросли бы наши отношения?! Хотя они у нас очень высокие, если бы не было у меня одного чёрного дня в том же дорогом мне августе…

– Что?! Изнасилование?!

Они обе, будто обожглись от костра – вскочили.

Августа поперхнулась.

– Откуда известно?!

– А что для девушки ещё?…

Адну прервала Уста.

– Ну, ну-у… аборт!

– Ах, да! – согласилась Адна. – И что же?…

– Первое.

– И ты молчала?!…

Адна швырнула свой шампур в костёр.

– Бедная, ну ты же моя подруга! Уста… кто эта сволочь?!

В бане заскрипели двери.

– Девочки!

В проёме торчала голова Кума.

– Вот она, – едва слышно произнесла Августа.

– Ш-штто-о-о?! – у Адны глаза полезли на лоб от крика.

Сработала сигнализация авто.

– Не понял? Видно, что ли?

Дверь захлопнулась.

Адна выхватила шампур у Усты и он распорол угли костра.

– Да, нет, милый: у вашего брата всё подобрато! Мы слушаем тебя. – Ариадна отключила сигнализацию.

Дверь едва приоткрылась, и оттуда показались три глаза и три по полрта: головы предстали на обозрение косо.

– Малышки, рыбу не пугайте рыбакам! Погуляйте по полянке, но только не далеко… мы хотим из парной – и сразу в речку сигать.

– Ладно!

– Не напугайте никого! Тушканчики…

– Не напука-аем! Нет! Через костёр и в воду! Тушкой н-н-ныкь! и чики!… Хи-хи…

Девушки рассмеялись и тихо пошли: банька удалялась за их спинами, а берег, справой стороны, вёл подруг и тенистой водой укрывал откровения.

– Вот и покушали… а давай вино возьмём? – остановилась Уста.

– Вот и попили, – потянула её под руку Адна, – уже прыгают.

Они прислушались.

Каждая белая задница неслась с криком «а-а-а!», и затем звучал громкий всплеск, с блаженным «о-о-о!»!

– Ну, сейчас-то рыба вся от страху в сети шарахнется, – сыронизировала Уста, – кого боятся? чего боятся?!

Они вновь рассмеялись и двинулись дальше.

– Ой, смотри! Помнишь, – Адна указала пальцем на большое лежащее дерево, – ну?! Очень давно мы здесь его вытаскивали из воды?! И кричали – «бурлаки!», «бурлаки!»!…

– Да, да помню! и мы вытащили его!

– Да, а давай Уста посидим на нём, как тогда, по бурлачим, по судачим…

– Хорошо. Здесь мы уже никому не мешаем принимать контрастные ванны!

Они вкарабкались на него и сели.

– Какое большое… – Адна легла, широко обхватив тёплый ствол, и приложила ухо к дереву. – Как мы его тогда таскали?… и зачем?… А зачем?! действительно…

– Да, плот прибило тогда к берегу, на нём какой-то человек при смерти… Так вроде бы…

Уста смотрела над водой, куда-то далеко – в даль: вспоминала, казалось, что-то своё…

– Да, да… мы ему помогли, он пришёл в себя и бросился в воду, к этому плавающему дереву…

Адна отстранилась от кожи бревна, но в ушах воем выгнулся звон.

– Я, конечно, всё помню: плыл-кричал и нырял-кричал! – «Там ребёнок!». Потом ливень, гроза: его искали – не нашли, дерево на берег втащили… и тоже – ничего… Бред какой-то!… В дупле, как в животе, что ли?!… и как он туда?… спрятали?… от кого?…

Уста тихонько сползла с пухлого бревна и спиной налегла на него.

– Какое огромное… и оно не понятно откуда?

– Слушай, а этот шальной старик сейчас не об этом ли говорил?!

Ариадна заглянула с лёгкой тревогой в глаза Августе.

– Старик?!… – Уста с упрёком отстранилась от этого, – Как-то не соединяется у меня… Хотя?… нет: всё же – нет! Да, никого и ничего мы тогда не нашли. Ой, как вино вставило на жаре-е!… или от этих воспоминаний?!…

Адна села на вершине бревна.

– От всего вместе, наверное,… у меня тоже, аж в ушах звенит… в каком ухе?

– На что загадала?

– Не скажу! Пусть сюрпризом будет для меня… или для тебя?…

– А я тут при чём?

Ариадна медленно освободилась от сил собственных, и притяженье земли аккуратно стащило её к подруге.

– Августа, а через сколько произошло у тебя это…

– Я поняла, – прервала мягко она, – через три дня. Он был вне себя, но мне казалось, что всё под контролем… но сделать ничего не удалось… Ведь всё впервые!… для обоих… насилие его было коротким! и он не ожидал, конечно, что всё кончится тут же – сразу!… тогда в нём всё опустеет и его безумство провалится в пропасть… Раскаяние и умаления простить его были ужасным зрелищем, в момент, когда я находилась в шоковом состоянии… Потом он всё сделал, чтобы вернуть мою любовь, вернее, сделать к ней шаг, то есть к нему… Да, и ему, как видишь это удалось, но… но я не простила его и он это знает.

Августа смахнула слезу со щеки и растёрла на пальцах.

– А сейчас мне его жаль, знаешь в чём? В том, что он не пропускает взглядом юбки того же возраста, в котором была я в тот миг, когда он стал мужчиной… Он любит меня ту, как яркий образ: слишком ярким было для него потрясение, в положительном смысле, до того, как он удовлетворился, а для меня и до, и после – в отрицательном… Да, я впервые говорю это, но все годы эти думала… А сейчас, когда пройдёт мимо этого кота девочка, я уже не смотрю, как его руки влезают в карманы брюк, чтобы…