Читать книгу Правдивая странная ложь - Александр Евдокимов - Страница 9

Пульсирующий свет в окне – от рекламной надписи – «Кафе Бульон», – всполохами освящал комнату своим ритмом, но не нарушал покоя.

И!…

находит,

И!…

теряет,

И!…

На стене – в этом ритме – наспех выхватывался и затухал портрет семейной пары: она в фате, он в пиджаке с цветком, и с этого портрета свет касался уже и их – живых и спящих…

Кровать расположилась так, чтобы «Бульон» не пульсировал под веки спящим, а стекал в своих пульсах – по ним – от бровей, поэтому установили её, после первой брачной – изголовьем к окну.

Улеглись, как на портрете… =

: он – у стены;

: она с краю;

: лицом к друг другу, дабы дарить друг другу даже дыхания…

Ночь баюкала их в квадрате кроватном не скованно, как на портрете, но и не допускала бдений бессонных: снами милых жила!

Свет рекламы, в мягком ритме-импульсе, менял на их лицах цвета – нежно играл, дарил сказки.

И вдруг!… =

: пульс света толкнул комнату;

: ритм рекламы материализовался;

: пульс и ритм столкнулись-сблизились и!…

Вдруг, в один из импульсов света, будто толкнулась кровать!…

И!…

с утра,

И!…

И!…

И!…

кафе уже,

как дом!…

Глаза молодой и прекрасной широко распахнулись: с приятной удивлённостью, она обнаружила – в себе самой – сзади то, что полюбила бы находить перманентно каждую ночь!

Каждую!

Поэтому глаза её! вдруг!… распахнулись!… с небольшим, но дорогим сердцу, вздохом!…

– И-а-а! О-о-о…

Всё замерло!

Зрачки её скосились на рядом лежавшего мужа – тишина…

Лишь блики рекламы и глубина, и вина без стыда, где-то в ней!…

Тишина…

Вдруг, от резкого толчка её тело качнулось…

Она приподняла голову: посмотрела назад, через плечо, затем на объект сна безмятежного и вновь назад…

– Эм-м-м-м!…

Едва заметная улыбка осветилась в импульсах света, голова её покачалась – вправо-влево, желая пристыдить тьму безнаказанную, а указательный пальчик вертелся на прозрачной кожице виска – туда-сюда, тюда-сюда…

– «Ты дурак, что ли?!», – мол, – «ты что оху-у-у… стику не знаешь в спальне нашей?!»…

Мужская рука сжала ей грудь, как рот вражине, когда в разведке берут «языка» и… замерла!… =

: и, приподнялась над белой постелью мужская кисть;

: и кисть и-и-изобразила из себя шагающего человечка;

: и шагнула по воздуху – из спальни – вон: мол! но…

Но женская хищница-рука, бросилась на бездействующую задницу друга семьи, и впилась в неё острыми когтями, прижимая к своей упругой и мятежной, всё игривое тело, явившееся из ночи!…

Потом, нежно погладила попку бессовестного семейного друга и посмотрела с любовью на спящего у стены мужа…

Ни шороха, ни скрипа!

!Голова мужа поплямкала сладко, перед дыханием супруги интимно! —!Голова жены приподнялась с тревогой над подушкой, смотря одним глазом на суженного, другим – на прижавшегося к ней сзади – дружка семейного – одновременно!

Затем: эта же рука, которая истребила уход будущих наслаждений, с элементами пантомимы – в жестах – показала указательным пальцем на мужа, затем приблизилась к глазам своим, и как бы повторила неожиданное раскрытие век, потом указательный упёрся в прижавшееся сзади плечо, и после чего сгребла одеяло всей пятернёй и потащила, якобы, на голову: означенное призывало – «если проснётся, скройся под одеялом, я отвлеку!»…

Удовлетворившись всем сказанным, она с нежностью и с лёгким сонным выдохом, отвернулась к мужу.

Все члены его были успокоены, и уши, и руки, и ноги, и… все: будто унесённые ветром, или утомлённые солнцем…

Она потянулась, медленно вытягивая губы трубочкой и едва коснулась поцелуем мужа в нос, как тут же, от толчка сзади, угодила ему – в лоб! И со страхом отодвинулась, не навредив процессу!…

– Ой, всё…

Пульс заоконного света и движения тел интегрировались друг в друга…

Здесь достойный притон:

Здесь звучит саксофон

Сквозь полынь и паслён…

Хрипло, как патефон!…

Приближает тромбон

Самый лучший сезон,

Чтоб запели вдвоём:

В полутон – в унисон…

Но-вон?!…

За окном-м-м-ч-удозвон

Портит классный бульон,

Наслаждаясь свистком:

Будоражит весь дом!…

Вон!…

Растянулся капрон…

Разорвался картон!

И запел, вдруг, Кобзон:

Расстелился газон!

В тон…

Будь свидетелем, клён,

Куда блюз устремлён —

Страстно и без имён!…

Выдал:

«препарасьён»!

Страсть ночи мгновенно разгорелась бесстрашно, но тихо и одеяло предательски бросилось на лицо мужу – он засопел!…

Пульсы и ритмы невинных, тут же продолжились в комнате, но только лишь светом рекламы!… =

: всё замерло;

: дыхание сдохло на веки;

: сердца двух бились в синкопах меж рёбер, как в кулаке, но внешне всё было тихо, спокойно – мерно спал, и дышал только муж, но…

Но пульсы и ритмы рекламы «Бульона» благоприятно царили для всех: бульоны больному всегда положительны и предложительны от врачей в больницах, после критических дней!

Дыхание, на краю лежащих, порадовалось за стойкость и терпения их, – тех, кто не прикоснулся к свежему воздуху и испытал смертельный голод ради достижения желанной тишины, чтобы не свалиться с этого края – не рухнуть!…

Тишина состоялась и тогда, удовлетворённое дыхание, вновь аккуратно вернулось в их лёгкие почти – легко, с лёгкостью – до святой простоты: четыре глаза настороженно смотрели на пододеяльник…

Одеяло проживало свою жизнь: «Бульон» радовал сказкой и вновь заплямкал хозяин дома и со вздохом приподнял голову над подушкой-судьбой… =

: и замер!…;

: и равнодушно зевнул;

: и блаженно, со страстью помял и обнял подушку, но…

Но всё же его губы пролепетали младенческо-сонное что-то, как с иконы и, вдруг, – повернувшись к стене, – он рухнул и…

И его губы обронили только тёплое дыхание в ночь!

– Тчип-пу-у… тчип-пу-у… тчип-пу-у, – утруждались губы, вибрируя на выдохе.

И руки слагали гармонию… =

: одна – пространно валялась на собственной заднице, почёсывая её родную;

: другая – нежно, через голову, поглаживала и шею, и ухо, и затылок собственной башки;

: а где-то во сне они обе – молились…

– Тчи… п-п-п-п, тчи… п-п-п-п, тчи… п-п-п-п…

Но друг семьи всегда был неудержим поделиться даже самым последним, – от последней рубахи, – до куска последнего хлеба и капли крови – потому, что в этом бескорыстии всегда получал удовлетворение и удовольствие бессребреника…

Осторожно и плавно их тела вновь двинулись догонять своими дыханиями пульсы и ритмы рекламы, – к обогащению, или разорению…

Всё стало лишним, а весь мир к ним приблизился так, будто – в одно мгновение – крупно – до единственного – охватило остервенение падшей пары: её ухо и левый глаз, и слушали, и внимали его ухо и правый глаз, вцепившись щеками – до дёсен – друг в друга… =

: зрачки их болтались, согласно ритму рекламы в белках, на пороге сомнамбулизма;

: а языки, в розовых крупных пупырышках, ползали мокрыми в темноте по друг другу, или неизвестно где;

: или махали, как собачьи хвосты и лезли, и в уши и в души!..

Стон оросил тишину в темноте…

Её рука ползла по животу собственному – к себе и…

И, через мгновение, оба, будто, заплакали и простонали, а потом, под одеялом, ещё и поплямкали…

Стихло всё – оборвалось… до света ровного, мудрого: до утра…

И!…

И!…

И!…

И!…

И!…

кафе уже,

как дом!…

– Слова божественные слышу, – вертелось в голове и на губах её сквозь сон, – стихи мои родные! Простые и смешные, но мои – откуда-то с небес и в них какой-то бес!… да-да, как будто, бес…

Она проснулась лицом к ночному чудо-сну и обнаружила записку:

Однажды…

Попадье заполз червяк за шею

Она велит ловить его лакею

Лакей стал шарить попадью

– Но, что ты делаешь?!

– Я?! Червяка давлю…

Коли тебе заполз червяк за шею

Сама его дави, а не вели лакею…

Она улыбнулась, – потянулась…

Рукой пошарила там: где-то за собой и с облегчением вкусила всё, как сон, как наважденье и желанье сбыться всему вновь!…

Записка выпорхнула из её пальцев – за край, куда-то – на пол!…

Зашевелился муж, сел и застонал, еле приоткрыв глаза…

Жена с восторгом повернулась к памятному краю кровати и подняла – с полу, как с пылу-жару – листок-записку! И… =

: понесла, вращая ловко попкой – назад – к стене;

: к нему, родному мужу, листок бумаги;

: бумагу, на которой – миг поэтический во снах…

Поэтикой она открыла рот, но хозяин дома, кровати собственной и тёплого угла, прикрыл супружние божественные чувства – ладонью липкой, и простонал, схватившись за голову, и разорвал с трудом сухие губы, лишь простонав желанный жест о скорой помощи…

– Пока ты спал, – вырвав из его ладони рот, зачем-то затянула песней баба, – мне Бог стихи послал: басенку, как песенку…

Жена игриво завертела в милом ротике язычком!

– Ля-ля!… ля-ля… ля-ля-ля!

Муж простонал, взял лист-поэзию и жестом показал знакомое – попить!…

– Ой, с-с-щ-щас-с! Читай!… моё.

Он склонился к краю кровати и к полу… =

: смотрел на бумаге в фигу;

: зрачки покатил по строкам;

: читать стал, что-то читая…

Веки укрыли-обняли, где-то внутри себя текст: с ним он куда-то пошёл и пошёл, и пошёл, и…

И с чем-то пришёл!

Положил поэзию на пол, где валялась ручка и жена, наконец, принесла напиток!

Любимый сил нашёл и потянулся к таре, как к самому дорогому в этой жизни… =

: и один залп, и…;

: один лишь только – залп, и…;

: залпом выпил всё!…

О праздник!…

Он поцеловал её, как милую свою спасительницу и упал – в кровать, на своё место – к стене: любимая прильнула рядом, поглаживая ему волосы и улыбнулась таинственно, улыбнулась, улыбнулась, улыбнулась…

Вдруг, она заметила приписку на листке-записке!

Потянулась с нетерпением к нему с тревогой и любопытством, как и со страхом… =

: взяла его пальцами;

: взяла его в руки;

: взяла и взглянула…

– Вау: приписочка… под поэзией моей:

– «Ой, будто, я дурак?!… Это Козьма Прутков… глупышка»…

– Прости – не знала! – прошептала игриво она и, затем, уже кокетливо произнесла голосом желанной сучки! – А может, бокальчик винца и не один?!…

– Да-да-да-да-а-а… ми-илая-а-а… но чу-чу-чу-у-уть по-п-п-п-по-о-озже… О-о-о-о-й-ёпьтва-фу-м-м-м… ля-а-а…

Муж сладко поплямкал…

– Козьма Прутков… ладно, один ноль! Дружочек… ну-ну: как бы ноль в нуль не превратился… как бы не обнулился!…

Жена с гордостью и светлой улыбкой посмотрела на мужа, бросила поэзию на пол, и нырнула под одеяло, и прижалась к нему крепко-крепко, и засопела…

И воспела… новую поэзию – из чьих угодно, но как свою!…

– Я тебя люблю…

Он, —

как жажда

И!…

И!…

И!…

И!…

кафе уже,

как дом!

Рассвет уже чуть обелил ночные сумерки в комнате.

Пульсирующий свет в окне – от рекламной надписи – «Кафе Бульон», – всполохами освящал комнатное пространство своим ритмом, но не нарушал покоя.

Покой прикрывал сновидения, в которых – фантазёр и хулиган сомнамбулизм, был весел, балагурен и лучист… =

: бульон был наваристым и горячим;

: бульон будоражил кровь и пылал в лицах;

: бульон пульсировал ритмом пространства кафе и…

И!…

И!…

И!…

И!…

И!…

И!…

И!…

И!…

И!…

И!…

И!…

И!…

И!…

отдельно —

на краю:

И!…

И!…

И!…

И!…

И!…

И!…

И!…

И!…

И!…

И!…

И!…

И!…

И!…

И!…

И!…

И!…

Очнулись… в близком танце акта и!…

И!…

Упокоились внезапно, и обмякли…

– Тук-тук!… А я несу вино! Ребята, вы проснулись?! – игриво крикнул из коридорных далей он. – А, может быть, бульон? Я мигом… прям с балкона закажу! Или хлебнём, сначала… Ну, кто-как любит?!

Женщина укрылась простынёю…

– Я люблю!…

1 ноября 2017 год,

город Москва