Читать книгу Убить Гертруду - Александр Фирсов - Страница 9

Любовники стали добровольными пленниками обворожительного мира, полного детских грез, вступившего в затяжной конфликт с той взрослой реальностью, в которую нехотя возвращались. Прощаясь, они всегда с бессознательной тревогой смотрели в глаза друг другу, не решаясь развернуться в противоположные стороны друг от друга. Антон сразу предположил, что Марина тоже в душе беспечный ребенок, способный на сиюминутные шалости. Правда, его с самого начала изумлял ее ярко выраженный прагматизм. Было заметно, что, когда надо, мышление у нее системное, выдержанное, бескомпромиссное. Когда он ей преподавал уроки на кларнете, с трудом мог преодолевать ее волевые решения, сердился и отступал, не умея ее переубедить. Ему не удавалось добиться ее послушания, и они ссорились, казалось бы, на ровном месте. Антон думал, что его социальный опыт был куда жестче чем у Марины, всё-таки служил четыре года в армии и уживался там в самой непроходимой полевой матерщине. Но перед ее логикой он всегда пасовал, уступал и не решался возразить, предложить свой канал развития их отношений.

Антон и на следующее утро не смог от происшедшего с ним очнуться. Ночью он добрался до своего логова на автомате и поздним утром, проспав начало рабочего дня, сначала попытался восстановить свою память. Не удавалось представить, как же он оказался в своей московской квартире. Наконец он хотя бы додумался позвонить диспетчеру и сказаться больным чуть ли не до пневмонии. Снова и снова его тело переживало ощущения случившейся близости с Мариной, какой не было и не могло быть в его прежней жизни. Только к ночи голод запрыгнул к нему в постель, приказал хоть чем-нибудь поживиться. Он наскоро собрался, поставил полный чайник на огонь и чуть ли не на босу ногу выскочил в магазин прикупить пельменей. За стойкой неотразимо улыбалась какому-то позднему покупателю знакомая продавщица. Антон разглядел сутулую спину:

– Николай, ты ли это? За коньячком?

– Нет, брат, не хочу. А ты вставай вперед меня. Я еще подумаю, что мне надо.

– Как что? – птичкой проворковала продавщица. – Меня проводить. Да, Коля?

– Если не возражаете, Ксюша. Я подожду.

– Не возражаю. Вот тебе шоколадка. Угостишь меня по дороге.

– О, так я тут третий лишний? Ксюша-дорогуша, дай мне скорей упаковку сибирских говяжьих, а то у меня чайник уже свистит, отсюда слышу. – Антон расплатился, широко поощрительно улыбнулся и подмигнул Николаю.

– Похоже, тебе подфартило, друг. Не дрейфь, Ксюша у нас – то, что надо!

Да, Николаю достались цепкие женские ручки. И веревки будут вить, и пряжу плести. Что еще такому, как он, просить у судьбы? «Теперь за него не страшно», – подумал Антон в двух шагах от своего подъезда и рванул на знакомый свист. Вылив часть кипятка в кастрюльку, отсчитал заветные двадцать одну пельмешку, заправил солью, лаврушкой и перцем. И вдруг совершенно явственно уловил на себе взгляд, точь-в-точь как в кафе у Марины. Оглянулся и стряхнул наваждение. Сердце екнул, о как перед прыжком с парашютом.

– Ч-черт, а мне-то почему стало страшно? – Антон выложил готовые пельмени в эмалированную миску, заправил маслом и принялся их поедать, не решаясь поднять голову и постепенно загораясь жгучим румянцем. Ему привиделось, что он снова сидит в чем мать родила на виду у своей избранницы, как на ладони.

На службе Антону простили прогул, но загрузили по полной. А ему только это и надо было, потому что голова предлагала на выбор всего два варианта: позвонить самому? Дождаться от нее звонка? Наконец, к вечеру пятницы он набрал ее номер.

– Здравствуй, это я.

– Слышу, привет!

– Ты на меня не в обиде?

– Нет, а ты?

– А я не могу разгадать, как очутился дома.

– Я подвезла тебя к открытию метро. По МКАДу как раз на твою ветку.

– Мне приезжать в воскресенье?

– А почему нет? Мы коду Сулико не разучили.

– Марина, можно я скажу? Поверишь?

– Конечно. Я вообще доверчива.

– Ты моя богиня.

– Достаточно. Остальное при встрече.

Марина отключила связь, но Антон уже всё услышал. Он не был ни осужден, ни отвергнут. И у него всё еще впереди. Возвращаясь домой, мальчишеский победный клич он сдержал, но к подъезду помчался вприпрыжку.

На детской площадке возле своего дома увидел Николая. Тот, похоже, уже давненько его поджидал, трусцой нарезая круги вдоль забора.

– Кого караулим, сосед? – Антон отстегнул ему легкую насмешку. – Меня ты давеча отшил. Не сообразил на двоих.

– Антон, тут такое дело… Прости. Может, посоветуешь, что и как?

– Заходи. Но не обессудь, у меня пусто.

– А ладненько. Тут к маленькой у меня огурчики с собой. – Он показал припрятанную за пазухой чекушку.

Поспешно проглотив по стопарику, они синхронно захрустели огурчиком.

– Ну, выкладывай как на духу. Хоть я и сам догадливый, нюансы послушать не откажусь.

– Знаешь, честно, я уже года два к ней хожу, смотрю украдкой, как она ловко справляется, а потом ее провожаю, шагов за сто, до самого ее дома. Она через две улицы от нас живет, быстро ходит, иногда не успеваю увернуться, посмотрит назад и еще шагу прибавит. Не получалось заговорить-то. А ты вчера помог, и вот я даже проводил. Она мне так весело о себе рассказывала, я сам, как пацан, смеялся. Забыл, что такое бывает. А как мне дальше-то? Что делать? У нее никого нет, видно. В строгости живет. Я бы на ней женился. А, что скажешь?

– Что скажу… Без женщин нам нельзя на свете, нет. Дерзай, Николай. Не дрейфь.

– А давай, расскажу, как было, – Николай стал рассказывать подробно, в лицах, явно волнуясь.

В который раз Николай прикрыл было за собой входную дверь магазина, как услышал за спиной женский приятный голос.

– Мужчина, вы что хотели?

Не поднимая головы, Николай повернулся и закашлялся, будто в горле его застряла хлебная корка.

– Воды? Выпейте вот, – продавщица протянула ему стакан с водой так, что он невольно подошел к прилавку и осторожно, стараясь не коснуться ее пальчиков, взял стакан и стал пить маленькими глотками. Наконец тихо произнес:

– Спасибо. Полегчало.

– Вы будете что-нибудь покупать? – девушка спросила настойчиво, но нежно и без спешки, без той самой спешки и грубости, с которой продавцы мелких ночных магазинчиков обслуживают своих давних клиентов-выпивох.

– Я… – Николай, наконец, поднял глаза и взглянул на девушку, стоящую за прилавком магазина, но, словно шкодник, тут же отвел взгляд почему-то в пол, а левой рукой сжал в кармане чекушку водки. Чекушка придала ему некоторую смелость. Сколько раз в ней он искал спасение! Водяра безотказно возвращала ему уверенность в общении с противоположенным полом. Наконец он разжал бутылку. Бутылка при нем, как Николай уже успел в себе подметить, хорошо воспитывала чувство вины! На бутылку можно было, да и безотказно удавалось, списывать все свои неудачные попытки знакомства с девушками. В этот раз он отнял руку от бутылки, не стал ее стискивать пятерней в кармане, а посмотрел на продавщицу маленького ночного магазинчика чуть ли не со слезами.

– Вы, наверное, есть хотите, у вас вид жалобный! – Она смотрела на него сочувственно и говорила с каким-то точно немосковским акцентом. Девушка была прекрасна: кругленькое свежее личико, чистая кожа и щечки, подкрашенные легкими румянами, простая, но не длинная деревенская косичка, плотная сочная грудь, от которой глаз не оторвать. Глаза ее карие смотрели ясно и пристально, без ехидства, но с заметной грустинкой. Грустинка эта, возможно, была вызвана жалким видом растерянно стоявшего перед ней мужчины. У Николая снова запершило в горле. Он был пойман этой прекрасной девушкой и совершенно не представлял себе, как вести себя дальше.

Девушка была, как видно, не из робкого десятка и, когда ее окликнули из подсобки, она резко и громко крикнула:

– Замолчи ты! – и потом проговорила шепотом, будто самой себе. – Моя судьба решается, а ты ко мне со своими коробками лезешь…

– Давайте я вам огурчиков малосольненьких сделаю, хотите? У вас же в кармане бутылка водки, а денег на закуску совсем и нет, сегодня понедельник, а вы с утра да пораньше… Так уж совсем всё достало, дом – работа – дом? – Николай слушал ее воркование как песню, ту самую, волнительную «любовь нечаянно нагрянет, когда ее совсем не ждешь».

Он и не помнил, а если даже долго стал напрягаться, то и совсем бы не вспомнил, кто из девушек так просто и без причины ему, тридцатисемилетнему мужику, улыбнулся и сказал одно доброе слово.