Читать книгу Геростратова слава, или Занимательный бюрократизм - Александр Гиневский - Страница 14

Виктор Михайлович Курдюков проглотил утюг. Как это произошло, теперь сказать трудно. То ли газету читал во время обеда, то ли гладил брюки, не отрывая глаз от телевизора. С кем не бывает.

Жена Виктора Михайловича, узнав о случившемся, всплеснула руками:

– Что теперь делать-то будем?

– Попробуем жить с утюгом, – шутливо, не теряя самообладания, отозвался супруг.

– Это понятно. А гладить чем?

– Одолжишь у соседей. Не каждый же день гладишь.

Оказалось, не так-то просто жить, когда в тебе болтается утюг, как батискаф на дне океана.

Ехал как-то Виктор Михайлович в трамвае. Вдруг слышит со стороны симпатичной девушки:

– Искалечить меня хотите? Что там у вас? Утюг что ли?..

– Не скрою, утюг, – произнёс Курдюков, скромно опуская глаза.

– Ценю остроумие. Особенно в такой давке, когда принято огрызаться, – ледяной тон в голосе девушки так и не растаял.

На днях зашёл Виктор Михайлович в универмаг выбрать запонки к новой рубашке. Нагнулся над витриной с ювелирными изделиями и… стекло лопнуло.

– Камни, что ли, за пазухой таскают? – долго потом ворчала продавщица. Хорошо ещё, без милиции обошлось. Всё-таки отдел особый… Ювелирный.

В конце концов и жена взмолилась:

– Виктор, хватит. Иди к врачам. Соседи уже ворчат. Да и бегать к ним, когда свой есть, надоело. И потом, смотри, я ведь из-за тебя вся в синяках хожу…

Пришлось идти к врачам.

Взглянуть на Курдюкова сбежались со всех кабинетов. Всё-таки не каждый день такие пациенты приходят на своих двоих.

– Ну-ка-те, где он наш утюгоносец?! – с глазами, полными творческого огня, в кабинет шумно влетел Сам.

Белокрылой стайкой бройлерных цыплят окружили его студенты. Готовясь записывать, они разламывали толстые тетради в клеточку и удовлетворённо попискивали.

Опытные пальцы хирурга нащупали ручку утюга.

Виктору Михайловичу показалось, что его вот-вот оторвут от топчана. В страхе он ухватился обеими руками за руку специалиста.

– Больно, голуба? – с сочувствием произнёс Сам. – Ничего, потерпи.

Горящий решительный взгляд прошёлся по лицам притихших соратников.

– Немедленно готовить к операции.

Операция прошла успешно.

– Я жив? – растерянно спросил Курдюков, придя в себя.

– Жив, жив, – почему-то недовольно подтвердила не то медсестра, не то уборщица, подметавшая палату.

Через несколько дней Виктора Михайловича навестил Сам.

– Вот и всё, – бодро сказал он. – Готовься к выписке. А это тебе на память.

Профессор протянул какой-то металлический предмет, изъеденный ржавчиной, смутно напоминающий своей формой утюг.

– Презабавная штукенция, не правда ли?!

Но в ответ Виктор Михайлович почему-то вздохнул и отвернулся. Он молчал. В глазах его стояли слёзы.

– Это не мой, – всхлипнув, наконец произнёс он. – Мой был новый…

– Что-о?! – горячо выдохнул профессор. – Как это не твой?! Как это не твой, когда я собственными руками…

Виктор Михайлович рассеянно уставился на волосатые, мускулистые, безукоризненно чистые пальцы хирурга.

– Почему же он такой ржавый? – прошептал Курдюков.

– Дорогой мой! – зычно воскликнул профессор. – Это результат работы твоих желудочных соков! Заметь, хорошей работы…

– Результат… Не нужен мне такой результат. Жене гладить надо, а вы мне приносите такой результат…

– Голуба! Да стоит ли по такому пустяку расстраиваться? Беру себе на память твой утюжок, а тебе дарю совершенно новый. Годится?

Немного успокоившись, Виктор Михайлович сказал:

– Только, пожалуйста, на двести двадцать вольт.

– Будет тебе такой. С регулятором… – продолжая улыбаться, профессор задумчиво посмотрел в окно. Он представил себе, какое видное место займёт ржавый трофей в его домашней коллекции.

Жена была рада встретить Виктора Михайловича живым и здоровым.

Окончательно она растрогалась, когда увидела ослепительно блестящий утюг.

– Ой! – всплеснула она руками. – Совсем новый!

Обнимая жену, Курдюков скромно заметил:

– Это результат работы желудочных соков.

– Как интересно. Значит, желудочных, – без всякого удивления в голосе, думая о чём-то своём, произнесла жена. – Викташик, знаешь… Ты отдохни, дорогой, немного, а потом…

Курдюков взглянул туда, куда смотрела жена, и увидел на полке старинную, в тёмных пятнах ржавчины кофемолку.