Читать книгу Цунами - Александр Гофштейн, А. И. Гофштейн - Страница 11

Наступило послезавтра. Снег практически весь растаял. Но грязь в низине около вокзала просохнуть так и не успела. В подаренных Рыбаковым ботинках и Вериных носках мне сам полярный чёрт был не страшен.

Поезд из Москвы опаздывал почти на час. За это время мы с Сергеем раз шесть обошли вокзал, пересмотрели обложки всех журналов, выпили в сумме по литру всякой жидкости и посетили вокзальный туалет.

Поезд подкатил к перрону, и мы заняли стратегическую позицию около дверей переходной галереи. Проинструктированный мною Сергей с высоты своего роста вглядывался в поток приезжих, пытаясь по описанию высмотреть Горбаня и Шепелева.

Уже через полминуты он ринулся в толпу, рассекая её как нож масло. И ещё через минуту доставил пред мои очи капризно упирающегося профессора и неунывающего зама.

– Что это за насилие над личностью? – вызывающе начал Шепелев вместо приветствия. – Там киоск со свежими газетами, а этот активный молодой человек едва ли не волоком… Я имею право на свежие газеты?

Обнявшись с Лёнькой, я смиренно заверил дядю Лёву, что в нашей стране право гражданина на прессу ущемить не удастся никому и никогда. Сей же момент Сергей приобретёт для него всё, что он пожелает, вплоть до порнографической «Свечи».

Лев Станиславович царственным жестом отказался от Серёжиных услуг и, сунув мне в руки чемодан из синей кожи, удалился в направлении газетного киоска.

Сергей ушёл, чтобы перегнать к вокзалу «Волгу», которую мы оставили на охраняемой стоянке. Видя издали, что Шепелев что-то вычитывает в развёрнутой газете прямо у киоска, я повернулся к Горбаню:

– Лёня, я получил твой загадочный факс. Но, прости за непонятливость, развить мысль в этом русле не смог. Здесь у меня есть новый товарищ по работе, так вот, он связал твою пятидесятую параллель с «московской комиссией». И даже предположил присутствие друзей по Варшавскому договору.

– Он молодец, твой товарищ! Если мы работаем вместе, то, считай, нам повезло. Как ты думаешь, для чего шеф зафутболил нас за тысячу вёрст? По своим каналам он добрался до святая святых – специального архива КГБ. Оказывается, там такие дела! Расскажу попозже, в более подходящей обстановке. А отправляя тебе факс, я просто хотел, чтобы вы с Рыбаковым, поглядев на карту, поняли: размах у дела пошире, чем Южношахтинск и даже Украина с Казахстаном. Поэтому требуется способ мышления на порядок выше того, с которым ты уезжал из Москвы. Надеюсь, ты сообразил, что «пятидесятая параллель» не означает строгую привязку. На юг и на север по двести-триста километров – вот полоса нашего внимания. Чрезвычайно насыщенная полоса.

– Положим, это я сообразил. Ты прочёл мою бумагу?

– Конечно. Иначе бы нас тут не было.

– Я хочу добавить, что Рыбаков предвидит расхождения в идеологии между нами, ФСБ и администрациями территорий. Отдельное мнение у него есть и по СМИ.

– Мы думали об этом. Шеф замкнут непосредственно на председателя правительства. В правительстве тоже не всё однозначно. Одна из целей нашего со Львом Станиславовичем приезда как раз и заключается в том, чтобы прозвучало камерное исполнение, а не хор в десять тысяч глоток. Сеять оппонентов сейчас ни к чему. А то в благородном угаре вместе с водой выплеснут из ванночки и ребёнка!

Неспешно подошёл Шепелев с пачкой газет под мышкой, и мы взяли курс на выход.

На «хазе» – или всё-таки «вилле»? – нас встретили: Рыбаков, Гриша и полковник Ахметов. Излучая доброжелательность, «кавказский человек» пригласил всех к столу. В маленькой столовой сразу стало тесно. Два стола были сдвинуты и накрыты одной большой скатертью.

– Имел Рыбаков неосторожность сказать вчера, что все затраты ФСБ будут компенсированы, – прошептал я Горбаню на ухо. – Смотри, чего только тут не наворочено!

После официального представления всем всех Ахметов как хозяин предложил перекусить: кому – с дороги, кому – червячка заморить.

Я извинился и попросил разрешения воспользоваться телефоном. Набрал номер Аллы. Только после шестого гудка трубку подняли и приятный мужской голос ответил:

– Несветайлов. Слушаю вас.

– Здравствуйте, это Романов. Сокурсник Аллы. Я приглашён сегодня к вам в гости, но хотел бы извиниться перед вашей супругой. Обстоятельства заставляют меня отказаться от приглашения.

– Секундочку, я сейчас дам ей трубку. После долгой паузы к телефону подошла Алла:

– Саша, здравствуй! Это ты должен меня извинить. У нас тут с Ольгой небольшие проблемы. Я ждала твоего приезда, помнишь, сказала: не звони. А тут непредвиденные хлопоты. Короче, всё, что ни делается, – всё к лучшему. Приезжай завтра. Часиков в пять вечера. Мы все проблемы утрясём (это со школой) и ждём тебя с нетерпением. Я жду с нетерпением! От Альки привет!

– Аллочка, прости, у меня и завтра полновесный рабочий день. Буду скакать по полям и лугам, отбирать пробы для вашего хроматографа. Стану к вечеру грязным и страшным. Давай перенесём официальный дружественный визит на следующую субботу. До того времени мы с тобой ещё сто раз увидимся в университете. Мне не хотелось бы комкать вам вечер. Согласна? Спасибо, камрад! До свидания!

Вот те раз! Алине я так и не позвонил до сих пор. Если честно, отчего-то робел. И причиной тому была не цитата из ELLE. Робел – и всё! И сам себе боялся в этом признаться.

Стол действительно поражал разнообразием и сервировкой. Но после родной «Смирновской» ростовская водка сильно отдавала провинцией.

Шепелев ел со вкусом, перемежая широкозахватные движения вилкой вопросами о погоде, о городских новостях. Ахметов пространно отвечал под профессорские поощрительные поддакивания. Но где-то на десятой минуте светской беседы незаметно выяснилось, что Шепелев куда более осведомлён о погоде на Северном Кавказе и о последних событиях на сто вёрст вокруг.

Сообразив, что попался на иезуитскую удочку, Ахметов сконфузился и приумолк. Беседа приняла более цивилизованный характер.

– В семидесятые годы, – сказал Горбань, – бурение скважин велось централизованно Министерством геологии СССР. Даже скважин по линии Министерства обороны. Все архивы оказались в одном месте. Нужный нам полигон разыскали за полдня – срок, достойный Книги рекордов Гиннеса. Я так понимаю, что у тебя, Саша, есть потребность сердца заглянуть в скважины и даже спустя двадцать пять лет нащупать там следы сероводорода?

– Боже меня упаси! Какой сероводород? Там от него и воспоминаний не осталось. Другое дело, что отбор проб воздуха с возможно доступных глубин даст набор постоянных «спутников» – эманации газов, характерных для данного региона. А если, на моё счастье, здесь окажутся и радиоактивные изотопы или, на худой конец, радон, то идея о миграции газов может быть аналитически или подтверждена, или опровергнута.

– Здраво рассуждаете, коллега, – снизошёл с заоблачных высей Шепелев. – Кто бы нам ещё подсказал направление подземных газовых потоков?

– Скорее, потоков сжиженного газа, – добавил Рыбаков.

– Пусть так, – согласился Шепелев. – Если источник постоянного притока сероводорода в каком угодно агрегатном состоянии находится на дне Чёрного моря или где-то поблизости, чего мы втайне желаем, значит, при совпадении результатов анализов можно будет кое-что сказать о его путях-дорогах. О тайных желаниях, многоуважаемый, – Шепелев обернулся навстречу недоуменному взгляду Ахметова, – могу заявить следующее: если вы ищете и находите волчье логово именно там, где предполагали, – флаг вам в руки!

– Предлагаю перекур, – вставил давно ёрзающий Горбань.

Курящих нашлось только двое: Лёнька и Ахметов. Они отправились на крыльцо. Шепелев с Рыбаковым продолжали что-то тихо обсуждать за столом. Сергей побежал на второй этаж. А мы с Гришей уединились под сенью фикуса.

– Я всё забываю обнародовать ещё одну деталь, которая сразу вызвала у меня неприятие, – поделился я с Гришей своими сомнениями. – Кто сказал, что газ пошёл на глубине шестьсот метров? Живых свидетелей нет. В шахте после аварии работали одни только горноспасатели. Что, кто-нибудь из них видел конкретную трубу, по которой газ поступал в шахту?

– Это имеет для тебя какое-то значение? Ну, положим, не на шестисотом метре, а на семисотом. Какая разница? Метку, оставленную в породе землетрясением, мы с тобой наблюдали в «Восточной» как раз на шестистах метрах. Помнишь?

– Помню. Но для науки разница принципиальная. Мы всё время вертимся вокруг вопросов, которые более в твоей или даже Рыбакова компетенции. А я специалисттоксиколог. И направлен сюда в конечном итоге с другой целью. Мне важно, как и на каком отрезке времени сероводород из жидкости превращался в газ. А может быть, это изначально был газ? Эта дрянь тяжелее воздуха. Значит, заполнение шахты могло идти разными путями: или снизу вверх, или сверху вниз. Количественные показатели при этом будут совершенно разными. И смертельная концентрация докатывалась до некого условного уровня в разное время. Потом газ вышел из устья. Отравились люди вокруг. Как формировалось облако, куда и с какой скоростью двигалось – вот неполный перечень отправных точек, зависящих от базиса – глубины залегания «прорехи» в породе.

– Я повторюсь: в «Восточной» след землетрясения был как раз на глубине шестьсот метров. А Бутко сказал, что у обеих шахт сходная геология.

– Гриша, будь другом, взгляни ещё раз на геологический разрез полигона. Орлиным взором! В свете того, о чём я тебе сейчас сказал.

С улицы вошли насквозь прокуренные Ахметов и Горбань. Все снова расселись по местам. Рыбаков обратился к аудитории:

– Для того чтобы работу учёных из Москвы развернуть в полном объёме, не хватает нужных сведений. Уже есть данные ГМЦ на день катастрофы. Есть параметры шахтных выработок. Нет пока данных по сейсмике.

Александр Иванович предлагает немедленно осмотреть места, где были заложены разведочные скважины, и из сохранившихся скважин отобрать пробы воздуха. Посоветовавшись с Львом Станиславовичем, мы решили предложить вам на обсуждение ещё один вопрос: целесообразно ли отбирать пробы из затопленной «Первомайской-бис»? И, наконец, третье: как будем делить участников?

– Я предлагаю от вопросительной категории перейти к утвердительной, – вставил Горбань. – Отбор проб воздуха само по себе занятие достаточно хлопотное. Пробы воздуха из шахты могут иметь большую весовую ценность, значит, отбирать их нужно. Если учесть, что придётся за пробами спускаться в бездействующую шахту, а также рыскать по полям в поисках заброшенных оголовков скважин, то незачем расходовать драгоценное время на обсуждение. Предлагаю Александру Ивановичу заняться скважинами. А кто возьмёт на себя труд низвергнуться в «Первомайскую-бис», решайте между собой.

– Полезу я, – спокойно сказал Гриша. – У меня есть хорошие знакомые среди спелеологов. Без специального снаряжения и опытных людей такая операция вряд ли вообще осуществима.

– Пробоотборное оборудование может быть получено в областной СЭС. С главным санитарным врачом предварительная договорённость уже есть, – сказал Рыбаков. – Само собой разумеется, напрокат и с условием полной сохранности.

Горбань встал:

– Можно подвести краткие итоги дня сегодняшнего? Так как возражений нет, приступаю. Для того чтобы можно было начать расчёты по изучаемой ЧС – Южношахтинскому выбросу, необходимо закончить формирование исходной базы данных. Конкретно: решено отобрать пробы воздуха из затопленной шахты и из сохранившихся скважин. Анатолий Михайлович, Лев Станиславович и я завтра планируем провести день в администрации области и УФСБ. После окончания расчётной части работы тема командировки рабочей группы из Москвы в данном регионе может считаться исчерпанной. А сейчас разрешите официально поблагодарить хозяев за гостеприимство! Да снизойдёт милость Аллаха на этот стол и на всех, за ним сидящих!

Поковырявшись в тарелке с полным соблюдением этикета – ножом и вилкой, – Ахметов, извинившись, удалился к телефону. Лёнька подмигнул мне и ловко разлил остатки водки по рюмкам:

– Ну, за знакомство! Без цирлих-манирлих, как свои со своими! Справа от меня Лев, а слева от меня Львович, значит, успех предрешён!

– Справа от вас, мил человек, Лев Станиславович, – поправил зарвавшегося Горбаня вечно бдительный Шепелев.

В комнату возвратился Ахметов и сел, аккуратно поддёрнув брюки на коленях.

От выпитой водки я слегка осоловел. Разговор шёл о деталях взаимодействия. Говорил Рыбаков. Горбань изредка вставлял слово. Под фикусом, где я снова угнездился, было уютно, как в шалаше.

– Разрешите дополнить? – встал с места Ахметов. – Завтрашний день ожидается напряжённым, поэтому УФСБ предлагает усилить возможности группы, выделяя двух офицеров и автомобиль в помощь Александру Ивановичу и ещё трех человек и автомобиль в распоряжение Григория Львовича. Автомобили радиофицированы. Сегодня в шестнадцать часов вас, Александр Иванович, будет ожидать зам главного санитарного врача. Окончательно решите с ним вопрос «проката» оборудования.

И ещё пару слов, пожалуйста. Учитывая особую ответственность и определённый риск, который неизбежен при спуске в шахту без средств механизации, с индивидуальным освещением, вам, Григорий Львович, будет выделено пять портативных радиостанций. Фирма Icom надёжная, японская. Мы немедленно подготовим распоряжение главы администрации области о том, что всем лицам, которые будут вами привлечены к непосредственному участию в спуске, будет выплачена компенсация в размере двух минимальных месячных окладов за каждые восемь часов работы под землёй. Если же товарищам будут чиниться препятствия в мероприятии, пожалуйста, подготовим второе распоряжение – о привлечении специалистов для ликвидации последствий стихийного бедствия. Распоряжение будет обязательно для исполнения руководителям всех предприятий и учреждений, действующих на территории Ростовской области. Предполагая, что ещё сегодня вы сможете навестить своих друзей-спелеологов, я дам распоряжение организовать для вас, Григорий Львович, разъездную машину. Через десять минут она будет стоять у подъезда.

– Спасибо, – вежливо поклонился Лёнька. – Оперативность, достойная настоящего джигита.

Ахметов неприязненно взглянул на Лёньку. За фикусом потянуло откровенной прохладой.

– Со скважинами могут возникнуть проблемы, – заметил я. – Если всё делалось по правилам, то оголовки должны быть заглушены. Чтобы вскрыть скважину, нужен кислородный резак, а для придания ей статус-кво – электросварка. В армии всё делалось просто: на подобное задание выезжала МТО на базе ЗИЛ-131. Там есть кислород, пропан, резак и сварочный генератор. Вопрос хозяевам: можно ли оперативно раздобыть на завтра и послезавтра полноценную МТО с трудолюбивым экипажем?

– Не могу обещать наверняка, но помочь постараемся, – довольно сухо ответил Ахметов. – К сожалению, сегодня суббота и ваша просьба прозвучала несколько поздновато.

– Извините, но у нас с вами до сегодняшнего дня не было деловых контактов. А предыдущие дни были заполнены камеральной работой. Так что, если уж вам будет совсем тяжко с организацией МТО, отложим скважины на день-другой и бросим все наличные силы на шахту. Хотя, насколько я помню, в армии выходных не бывает.

Обед-совещание закончился. Гриша стоически перенёс покровительственный тон Ахметова и умчался в Ростов на «разъездной». Дядя Лёва и Лёнька принялись обживать выделенные апартаменты. Я пошёл к себе, договорившись с Горбанем, что он зайдёт ко мне через часок.

У себя в комнате я рассортировал содержимое сумки в расчёте на полевую работу завтра. В какой раз мысленно поблагодарил Анатолия Михайловича за заботу: его ботинки оказались выше всяких похвал!

Кажется, закончился цикл «производственных совещаний» и впереди меня ждала нормальная работа. Я незаметно для себя устал от неизвестности. Предыдущие дни напоминали топтание у входной двери в ад. Уж лучше распахнуть эту дверь пошире, заглянуть внутрь – и чёрт с ним, с содержимым! Главное – заглянуть.

В комнату вошёл Лёнька. Увидел груду одежды на кровати и участливо осведомился, в каком цыганском таборе я всё это украл.

Сохраняя достоинство, я ответил, что, возможно, оптика у Леонида Алексеевича далека по качеству от цейсовской, если он норвежский свитер не может отличить от цыганской кацавейки.

Лёнька, сделав приглашающий жест, вышел. Я намёк понял и двинулся за ним. Перед входной дверью Лёнька притормозил:

– Ты бы хоть свою норвежскую кацавейку накинул, чудак. Чай не май месяц на дворе!

– Ничего, – огрызнулся я, – как-нибудь выдержу.

На крыльце Лёня достал сигарету, прикурил:

– В центральном архиве КГБ-ФСБ папки-то по Южношахтинску отсутствуют. В реестре все записи сохранились, а в хранилище документов нет. Видно, торопились работнички замести следы. Отсюда и прямой недосмотр. Шеф прикинул обстановку и решил, что конец верёвочки где-то всё же имеется. Скорее всего, или тут, или на Украине. Исходя из голой статистики: на Украине три выброса. И подозрительно близко к Южношахтинску. В Казахстане – один. На том уровне общения в ФСБ шефу ничего объяснить не могли. Или не хотели. Изобразили растерянность. Считаю, что врут. Поэтому и позвал тебя на холод. Не верю я в «стерильность» нашего обиталища.

– Лёня, почему ты сразу согласился, когда я сказал тебе о предположении Гриши? Об участии в «московской экспедиции» союзников по Варшавскому пакту.

– Во-первых, потому, что это и в самом деле должна была быть московская группа. Но не комиссия. Комиссии оставляют отчёты. Значит, военные. Какие? Армии особо скрывать свои манипуляции ни к чему. Да и народ там не настолько организованный, чтобы затевать посещения такого рода. Хотя до конца и армию сбрасывать со счетов не стоит. Просто шеф пока не успел эту линию отработать. Остаются оборонные НИИ и, что более вероятно, ГРУ. С оборонными НИИ шеф разобрался быстро. Какникак свои. На ГРУ выхода у нас нет. В правительстве, когда шеф намекнул кому следует, что россыпь перьев из курятника ведёт прямиком в лисью нору, не удивились. Но посоветовали шефу не особенно увлекаться развитием этой версии, а сосредоточиться на научной стороне вопроса.

– А как же быть, если «научная сторона вопроса» напрямую сталкивается с явлениями, выходящими за пределы научной логики? Вспомни даты ЧС: сначала Южношахтинск, затем ровно через год – Донбасс. Разница в один день. Потом ещё один выброс. Ещё ровно через год. И в семьдесят шестом – день в день. В том же регионе. В Карагандинском бассейне, правда, через два года и месяц после Южношахтинска.

– Ну, так это у чёрта на куличках! У бога Плутона в его подземном царстве что, календарь висит на стене?

– Когда я читал твои сопроводительные бумаги, то эти календарные странности всё время не давали мне покоя. У меня дядька археолог. Показывал мне как-то примитивные орудия палеолита. На вид просто куски кремня. А он точно показал: вот тут древний человек отщепил кусочек, и вот тут, и с этой стороны тоже… Я хочу сказать, что здесь сходная ситуация. Внешне – просто набор дат. Но стоит внимательнее присмотреться, и видишь: вот тут закономерность, и вот тут явно не случайное совпадение.

– Давай закроем дискуссию на сегодня. Вон у тебя уже зуб на зуб не попадает. И у меня, кстати. Сходи в свой турпоход. Дай возможность Грише отработать шахту. Тогда ещё раз обсудим всё по порядку. И дядю Лёву, и Гришу, и Анатолия Михайловича пригласим. Тебе сейчас выезжать к санитарному врачу. Давай двигай! Ты свои железяки-то прихватил? Отлично.

Мы с Сергеем оседлали «козла» и помчались в инспекцию Санэпиднадзора. По пути я поблагодарил Сергея за то, что он чётко выполнил поручение: привёз нужные бумаги от Козлова и толково пообщался с Бутко. Почувствовал, что Сергею моя похвала приятна.

Загрузившись аппаратурой в санитарной инспекции, мы поехали в гараж УФСБ. Там в багажнике «Боливара» терпеливо ждали своего часа английский газопробоотборник и пятисотметровая катушка сигнального трос-кабеля.

Жигулёнок стоял в уютном боксе по соседству с чёрной «Волгой». Сергей проинформировал, что это выездная машина генерала. На что я ответил Сергею, что мой «Боливар», по жизни цвета слоновой кости, явно побледнел от гордости.

– Так это ребята просто помыли его, так сказать, автошампунем, – сказал простодушный Сергей. Мне стало неловко.

Извлекли из багажника блестящий чемоданчик с пробоотборником и отдельно катушку. Перенесли груз в «козла» и двинулись на «виллу».