Читать книгу Как стать маньяком. История жертвы обвинения - Александр и Татьяна Ковальчук - Страница 10

А потом Юра освободился и на его место поставили завершённого прощелыгу, который был лет на 15 старше Сани, т. е. около полтинника. Казалось бы – под этот шумок, пока Витёк – так звали нового «шефа» – ещё не узнал что к чему и почему, надо попытаться смыться. Но ничего не получилось. Витька успели предупредить, чтобы он не разбрасывался кадрами.

Тем более что в Санином случае столовая оставалась вроде как без счетовода. И замену ему было подыскать значительно сложнее, чем какому-нибудь посудомою или даже повару. А если учесть, что Саня сочетал в себе несколько качеств сразу – умение вести всю эту бухгалтерию, грамотность, каллиграфический почерк, отсутствие завышенных требований – то расставаться с ним было совсем нежелательно.

Незаменимых не бывает, конечно. Но ведь у «замены» могли быть другие требования и потребности. И кто знает – в чём бы они проявились. Да и стукачём мог оказаться. А таких зэки не любили. Хотя именно в этом учреждении с азартом «стучала» большая половина.

Впрочем, однажды замену – кандидата на должность – действительно привели. К тому же, по словам этой самой «замены», по образованию он был экономист. Санёк уже обрадовался и довольно потирал руки, готовясь уйти. Но, как оказалось на практике, экономист этот на самом деле был далёк от специальности – присутствующим смешно смотреть было, как он «буксовал» на элементарных задачах, с которыми легко бы справился третьеклассник-хорошист. Зато пожрать «экономист» любил…

Короче – нагнали его. И снова потянулись у Сани серые трудовые будни, пропитанные запахом подгнивших овощей и позапрошлогодней солёной хамсы, которую зэкам, чтобы они её больше ценили и не обращали внимания на подозрительный запах и ржавый налёт, выдавали раз в день по несколько штук. Но и те брали далеко не все, поскольку особого аппетита они не возбуждали. Скорее наоборот.

Впрочем, столовский «бухгалтер» мог теперь питаться совершенно иначе – благодаря такой вот работе. Чем и пользовался с удовольствием.

А сама работа была «не пыльной» – утром он первым делом брал у себя на столе заготовленную с вечера дощечку. На ней карандашом, т. к. дощечка была пластиковой и ежевечерне вытиралась, писал меню на день по «общаку», а также по одной из диет – наибольшей по количеству потребителей, а также количество людей на «общаке» и на каждой из диет, которых было четыре. Впрочем, различались они только по названию. Зато по накладным каждая из них была уникальной!

Иногда – от скуки – Санёк мог пройтись мимо кладовки или огромного холодильника. Именно мимо – внутрь он предпочитал не заходить! Заглядывал в цеха по обработке овощей, рыбы, мяса… Последний обычно подолгу стоял тщательно вымытый и мясом даже не пах. И всё-таки…

Жизнь, особенно зэковская, – непредсказуемая штука. И рацион следующего дня сложно предугадать даже в таком месте. Однажды, к примеру, в столовую завезли курей. Много, но «слегка» просроченных. Отчего они не слишком хорошо пахли. За забором на них никто бы и не посмотрел даже. А здесь…

Пока они были в замороженном виде, на них особо не обращали внимания. Но потом, разморозив, их стали обжаривать. Вот тут уж запах тухлятины распостранился на всю столовую и проникал в Санин кабинет даже через плотно запертые двери. Потом подходит время ужина и зэки, приходя в столовую, начинают возмущаться – «чем, мол, кормить нас собираетесь?!» Ведь варочный цех отделён от зала приёма пищи всего лишь барьером, через который и выдают скромную пайку проходящей цепочке пришедших «заморить червячка». Повара кое-как отгавкивались – когда матом, когда шутками.

В этот момент зашёл в варочный цех дежурный фельдшер. Который, вообще-то, должен был это делать ещё до начала приёма пищи – снять пробу, чтобы поставить свою подпись, тем самым как бы давая добро на выдачу пищи.

Зэки, естественно, видят его и те, что понаглее и понапористее, начали возмущаться:

– Викторович! Да что же это такое – тухлятиной нас кормят сволочи!

Но фельдшер был старой закалки, лет 60-ти, и не растерялся:

– Тухлятина? Не может быть! А ну-ка дайте мне попробовать.

Повара тут же поднесли ему на тарелочке зажаренный окорочок. И вот тут Сане, наблюдавшему за этой сценой через окошко своего кабинета, стало дурно – Викторович, не скривившись, взял с тарелки этот «шедевр кулинарного искусства», с запахом которого даже скунс не сравнится, и начал с аппетитом его поедать. Зэки замолчали. Только многие из них в этот вечер не смогли ужинать…

Потом Санёк возвращался в свой «кабинет» – помещение за варочным залом. Там у него стоял рабочий стол с кучей всяких бумаг, о назначении которых знал только Саня, да ещё калькулятор и множество разнообразных канцелярских принадлежностей. В этот кабинет даже опера с обыском не приходили. Они привыкли считать, что у «Маньяка» кроме бумаг и нет ничего. А бумага к числу запрещённых предметов не относилась.

Там Саня пил чай (от этой работы у него появилась плохая привычка – пить не чифирь, как среднестатистические зэки, а чай с сахаром, до которого теперь имел доступ, хоть и ограниченный!). После чего до утренней проверки он был свободен и использовал время на личные подработки – рисовал открытки, изготавливал нагрудные знаки, писал письма заочкам – в соответствии со своими способностями зарабатывал себе на жизнь.

Теоретически считается, что зэк всем обеспечен – и одеждой, и питанием в соответствиии с установленными нормами. Но на деле эти нормы годились только для отчётности. Например, выдаваемая на три года роба приходил практически в полную негодность уже после первой стирки, а питание… это надо испытать на себе. А нужно было во что-то одеваться, и что-то есть. Да и чай с сигаретами как-то зарабатывать – ведь они не входили в нормы, установленные государством. К тому же, вниманием родственников – свидания, посылки, передачи – могла похвастаться только пятая часть зэков на строгом режиме. Кто-то от рождения был сиротой, у кого-то родня уже умерла, а кто-то своим скотским поведением отвратил от себя всех родственников. Вот и приходилось шевелиться с утра до вечера…

После проверки, убедившись в том, что на сегодня с комиссией пронесло, он обычно расписывал журнал на следующий день.

Надо сказать, что показуха, которую устраивали здесь по приезду очередной комиссии, зэкам казалась смешной – все эти приезжающие прекрасно знали всю эту подпольную зоновскую бухгалтерию, часто принимая самое непосредственное участие в поглощении продуктов, выделенных на зэков. Но при этом на бумаге надо было предъявить «полный ажур»!

По капризу кого-то из начальства, журнал нельзя было расписывать сразу на несколько дней. Хотя меню, по большому счёту, не менялось годами.

А потом до обеда занимался разной мелкой ерундой – то трафарет какой-то вырежет, то стенд подновит, то открытку изобразит. Парень иногда даже удивлялся – ведь художником он не был по большому счёту и основную часть своих «художеств» выполнял под копирку, но его «продукция» неизменно пользовалась спросом. В основном потому, что он сам всё делал от начала и до конца – сам клеил заготовку, сам её разрисовывал, сам подписывал внутреннюю сторону. Да и текст он чаще всего тоже сам придумывал. Его словами зэковская любовь к маме или заочке выглядела убедительней.

А ещё его открытки имели одну отличительную особенность – он их «ламинировал», т. е. обтягивал обе стороны – внешнюю и внутреннюю – скотчем. Таким образом его открытки имели довольно привлекательный вид, а ему это было не тяжело – он и управляться умел со скотчем, и за бесценок его приобретал, поэтому на цене открытки это практически не отражалось. В то время как те, кто считал себя настоящими художниками, заламывали часто космическую цену. Причём, без всякого «ламината».

Однажды Санёк выполнял заказ парнишки со своего барака – делал поздравительную открытку для его брата. Склеил основание, нарисовал «лицо», сочинил и написал текст, «заламинировал» и отдал заказчику…. Где-то через месяца полтора идёт этот «заказчик» на свидание, а вернувшись, подходит к Сане и говорит:

– Ты представляешь, не дошла открытка! То ли по на почте где-то потерялась, то ли опера, которые проверяли содержимое входящих и исходящих писем, к рукам прибрали – открытка ведь действительно интересная была.

– А я тут при чём? – насторожился Санёк, ожидая материальных претензий со стороны своего клиента – я выполнил твой заказ, а работа почты и оперов меня не касается.

– Успокойся, никто тебя ни в чём не обвиняет. Более того – я вот ещё принёс тебе чай с сигаретами. Это мой брат передал тебе и просил, чтобы ты ещё одну открытку сделал.

– Зачем она ему? – удивился Саня.

– Я ему сказал, что жалко мол – открытку сам «Маньяк» делал. – А он ещё переспросил: «Что, правда, настоящий маньяк?». Ну а я не стал его разочаровывать, что это всего лишь прозвище твоё. Вот он и попросил сделать дубликат и сказал в оплате не скупиться. И ещё – ты там обязательно свою «подпись» поставь (по тем временам Саня на каждой своей открытке оставлял «товарный знак» – «Изготовлено компанией ООО «Maniachelli» или фразу на английском «With best wish, A.S.Maniachelli»[5]…

Так вот Саня дважды, можно сказать, заработал на одном заказе.

Ну а потом, в районе 16-ти часов, снова проверка, после которой он вновь возвращался на свой «пост», проставлял, как, кстати, и в завтрак и в обед, ориентировочный вес порции в контрольном журнале. Который совершенно не соответствовал действительности, заранее оговорённый специальными нормами.

Потом Саня ужинал и мог быть свободен. По большому счёту он мог приходить сюда гораздо реже и вполне бы справлялся, но пользовался возможностью уходить от барачной толпы и уединяться в своём кабинете.

В дни завоза приходилось поработать – расписать котловые ордера согласно накладным, на что у Сани уходил, от силы, час. А потом можно быть свободным, если местное начальство не вспоминало о нём и не подгружало какой-то работой. Казалось бы – живи и радуйся! Но смотреть, как ежедневно воруется у мужика его – и без того скудный – рацион, нельзя было спокойно. И не только смотреть, но и принимать в этом участие, хоть и невольное. Нет, эту толпу совершенно не было жалко – основная масса получила свой приговор вполне обоснованно, но ведь получается, что с его помощью у этих мужиков отнимали их жалкий паёк!

Который не отличался разнообразием: с утра, обычно перловка, сваренная на воде. Одно время даже соли не давали. В обед подобие борща или супа с преобладанием жидкости, а на второе – согласно предписанным нормативам 260–280 грамм – каша. Обычно пшеничная. К ней добавлялось что-то наподобие подливы и так называемая «порция мяса» – 22 грамма. А к приезду очередной комиссии, ради выпендрёжа, давали и щепотку салата – обычно так называлась жутко кислая капуста, которую не могли есть страдавшие желудочными заболеваниями, а таких здесь хватало!. При этом с конца августа по конец апреля в «меню» преобладали кабачки. Которые могли давать три раза в день благодаря их дешевизне. И никого наверху не интересовало, что основную массу такого кабачка составляла толстенная шкурка, не поддающаяся никакой обработке. Эти самые кабачки с осени завозились фурами и хранили зимой в подвале, как тыкву.

На ужин те же 270 грамм каши или 400–450 грамм того, что официально называлось «рагу» – чаще всего те же самые кабачки с незначительным добавлением кислой капусты и картошки. Плюс 100–130 грамм солёной хамсы – «штук несколько», ну и пол-кружки тёплого подобия чая. Почему «подобия»? – да потому, что сам чай выдавался для стимуляции работы столовским работникам, а заваривали потом в лучшем случае так называемые «вторяки», т. е. однажды уже заваренный чай. Иногда же и вовсе до маразма доходило – приходит как-то Саня на работу после Нового года, а в варочном цеху стоит сильный запах хвои. Как оказалось, начальство, ввиду отсутствия обычного чая, решило отварить сосновые лапы «для запаха». И зэки пили, если и не все, то большая часть. Хотя лично Саню мутило от одного только запаха такого напитка.

И помогать администрации и наркоманам, стоявшим на ключевых местах… Такая работа Саню не радовала, мягко говоря.

Ведь среди сидевших были и такие, что получили свой срок за соседскую курицу, наскоро общипанную и проглоченную полусырой вместе с очередной бутылкой самогона. А его начальство в погонах, весьма пренебрежительно относящееся к таким «крадунам», воровало ежедневно. И не по одной курице, а машинами, а то и вагонами, забирая в свой карман то, что могло бы накормить не одну тысячу зэков и не один день. Да, удивительно много расплодилось здесь стараниями администрации стукачей и прочей сволочи, но одно это ещё не даёт права самому становиться сволочью. Нельзя уводить из-под носа кусок у тех, кто и без того обделён!