Читать книгу Тепло лютых холодов - Александр Иванович Вовк - Страница 11

Любому человеку, если он действительно стал таковым, а не вырос, как часто случается, питекантропом, кроме штанов и колбасы требуется близкая по духу культура. Впрочем, под этим добром каждый понимает что угодно. Но с любой культурой в мозги нашего населения всё чаще тогда проскакивали необезвреженные никем порции яда. Самое удивительное, что яд исходил не извне, а из именитых и обласканных властью писателей (Солженицын, Аксёнов, Распутин, даже, казалось бы, подлинный советский патриот Васильев потом выдавал…), поэтов (таких творцов в те годы было десятки) или драматургов (Любимов, например). Иногда яд сочился даже из настоящих ученых (Сахаров) или политических деятелей (Яковлев, который Александр, Бовин)!

А сколько антисоветской злобы клокотало во всякого типа актеришках! И это притом, что все они кормились на ниве идеологии, вертелись в сфере пропаганды! И такая гниль! Правда, тогда они трусливо помалкивали о своих политических пристрастиях – слишком уж шаткая профессия. Можно легко отпугнуть новые роли, всякие премии и звания… Да и забылось им, что в царские времена актеров вообще считали за людей недостойных внимания где-либо, за исключением сцены! Но как только рухнул Советский Союз, на почве которого они, обычно, всего-то аморальные червяки, много о себе мнящие, принялись усиленно обгаживать советскую власть. Всякие басилашвили, броневые, герды… Явно просматривается национальный аспект! Басилашвили, тот аж слюной захлёбывался, призывая немедленно вернуть Ленинграду его историческое название! Заметьте, немецкое название! От которого даже Николай Второй, в конце концов, догадался избавиться! А здесь, видите ли, такое благородное негодование – поскольку город носил имя ненавистного им Ленина! Был для всего мира не только символом советской власти, но после блокады стал и символом ее героической сути!

Писать об антисоветских настроениях в дряблой среде интеллигенции подробнее, да еще с анализом, нет возможности, поскольку с таким объемом и с таким хитроумным материалом, где всё таится между строк, и Льву Николаевичу Толстому потребовалось работать до седых волос.

Потому здесь уместился всего один эпизодик, позволяющий ощутить на вкус патриотическую мощь тогдашнего советского искусства.

Как-то, по случаю, Алексея с женой занесло в Пушкинский театр Ленинграда. Хороший театр из многих в Ленинграде, как считал Алексей. Да ещё на расхваленный критикой спектакль. Сам Валентин Распутин! Ему тогда все поклонялись… Все зачитывались. Ставили в пример! Рекомендовали друг другу, как нечто сокровенное!

Спектакль назывался «Живи и помни!» И посвящался он автором очередному съезду партии.

Три часа, если считать с перерывом, Алексей в дурмане непонятных противоречий, шевелил мозгами, ёрзал в кресле и не мог понять, как он тогда говорил: «То ли я такой дурак, то ли здесь порядки такие! Ничего не разумею!»

А понять и впрямь было сложно. В качестве главного героя предстал преступник, дезертир, сбежавший из воюющей с врагом Красной Армии и скрывающийся в тайге вблизи родной деревни. А к нему тайком бегала его любящая невеста…

Казалось бы, бог с ними! Тем не менее, это неоднозначное творение насыщено показом таких трудностей и страданий обоих, что невольно даже к предателю возникает чувство жалости, подразумевающее его последующее оправдание.

Со всей очевидностью зрителям со сцены внушали, будто перед ними не подлый изменник, не трусливый подлец, не желающий защищать ни родную землю от поругания, ни даже мать родную, а всего-то любящий несчастный человек, ставший жертвой чудовищных обстоятельств мирового масштаба. Ведь его, несчастного, забрали из родного дома прямо на фронт и заставили стрелять по врагам! Ах, ах, ах!

Шут с ней, с этой гаденькой пьеской, но как быть с посвящением ее съезду партии? И оно, это циничное посвящение, спокойненько прошло через все цензуры! Как быть с тем, что ее автор утопает в литературных премиях – государственных и имени Ленина? То есть, он признан государством и официально вещает от его имени! Как быть, что автор считается признанным рупором политики партии? Значит ли, что идеи оправдания измены родине исходят он неё? Как быть с режиссёром, худруком и прочими ответственными лицами? Они пропустили это, будучи под наркозом, или все были вполне заодно?

Ох, не зря у Алексея наступило тогда смятение чувств и мыслей. И не только у него.

«Что происходит? Кто правит этим миром, если в стране с такой помпой прославляют подлых предателей? Кто эту гадость пропустил? Кто рекомендовал посвящать…» – поначалу изумлялся, а потом стал понимать, откуда дует ветер, и уже открыто возмущался Алексей.

Но знакомые слушали его молча, на ус мотали, а всерьез не принимали: «Понимаешь, кто ты? А кто Распутин! У тебя – одни взыскания, а у него – одни Ленинские премии! Ну и чего ты в калачный ряд прешь со своим ры… Со своим мнением! Что ты вообще понимаешь?»

И сколько таких культурно-идеологических «бомб» запустили в открытый легковерный народ! И «бомбы» разъедали сознание. Заставляли сомневаться в правильности нашей жизни, подрывали доверие к любым руководителям, ослабляли страну. А если учесть, что многие из тех руководителей действительно никогда не заслуживали доверия, и люди это рано или поздно понимали, то разрушительный эффект от таких бомб оказался огромным. Но то было лишь начало!

Нужно было обезвреживать идеологический яд, но это, как уже тогда многим казалось, не делалось умышленно. Пример всем подавал Андропов, не только слывший либералом, но и проводивший либеральную политику с теми, от кого политический яд постоянно и исходил.

Разве не сам Андропов выпустил лжеца Солженицына из страны безнаказанным? Пустил, как говорится, козла в огород! Тот и принялся распространять по миру свои пасквили!

Разумеется, вопрос о депортации обсуждало всё политбюро, но решение подготовил ведь Андропов! Он и связи свои использовал, чтобы отправить Солженицына в Германию. По поводу этих связей Андропова с руководством враждебной нам ФРГ с ним в острый конфликт тогда вошёл глава МИД Андрей Громыко. Он поставил данный вопрос перед членами политбюро, как незаконное вмешательство КГБ в вопросы внешнеполитической деятельности СССР. Но Андропову почему-то всё сошло с рук.