Читать книгу Тепло лютых холодов - Александр Иванович Вовк - Страница 9

Глава 8

Оглавление

Что представлял собой типичный партийный работник брежневской поры? Судите сами.

Как-то сухой красивой осенью Алексей спешил на службу. Его внимание привлекли две чёрные «Волги», на полном ходу затормозившие рядом с центральным гастрономом. Машины удивили идеальным внешним видом и ровным лаковым блеском, будто с конвейера или с картинки.

Из них шумно высыпалась толпа важных персон в изящных костюмах. Впереди по-хозяйски шагал высокий крупный человек с депутатским значком Верховного Совета СССР.

«Боже мой! – удивился Алексей. – Это же Коновалов! Бессменный первый секретарь Калининградского обкома КПСС! Главный начальник оторванной от России области! Я его только на фото и видел!»

Ради интереса Алексей задержался у газетного киоска, якобы выбирая журнал. И до появления из гастронома важных лиц с удовольствием наблюдал, как два пацана лет пяти ловили свои отражения в отполированных колесных колпаках блестящих «Волг». Дети то наклоняли свои лица до уровня колпаков, то вставали перед ними на цыпочки, то приближались, то удалялись, раскачиваясь в разные стороны, чтобы изображения в кривых зеркалах становились смешнее. Наверное, это им удалось, и мальчишки задорно хохотали. Потом один из них с благоговением погладил большое блестящее зеркало машины, старясь заглянуть и в него.

Проинспектировав попутный гастроном, партийные мужи направились к машинам. Коновалов, уже готовый плюхнуться на переднее сиденье своей «Волги», заметил не успевшего отбежать мальчишку, и…

До Алексея донеслась столь отборная ругань, что поначалу он и не сообразил, что же такое происходит? Неужели это и есть Коновалов! Сколько презрения было в тех бранных словах, в том барском пренебрежительном жесте, отгоняющем ребёнка от машины…

Через несколько секунд Алексей пришел в себя. И с опозданием понял, что неистовая злость родилась в нем даже ранее, нежели пришло понимание сути этой сцены. Если бы просевшие от немалого веса «Волги» не рванули вперёд, как ни в чём не бывало, Алексей бросился бы, пожалуй, на выручку незаслуженно обиженным мальчуганам. Но машины укатили далеко, а детей на прежнем месте Алексей не обнаружил.

Как оплёванный он направился к своей части.

«Какое лицемерие! – удивлялся Алексей. – И эти чинушы, с брезгливостью относящиеся к нам и нашим детям, как сами говорят, в наших интересах, в интересах народа руководят страной! Это они-то – наши товарищи? Это вместе с ними и под их руководством мы строим общество равных и счастливых людей? И мой партийный билет такой же как у них… Разве возможно в одну упряжку запрячь осла и трепетную лань… И кто я с этим билетом? – вдруг усмехнулся Алексей. – Осёл или лань?»


Товарищам о том случае и, тем более, о собственных выводах, он, сам не зная почему, рассказывать не стал. Даже когда кто-то из них упомянул об этом, уже осведомлённый со стороны. Ведь свидетелей-то того безобразия оказалось много. Но сам с собой Алексей вспоминал Коновалова ещё многие годы. Особенно, когда смотрел по телику помпезные пленумы, съезды и прочие мероприятия, где павлинами перемещались рядом с народом такие же коноваловы – политработники, высокопоставленные коммунисты, доблестные руководители коммунистического строительства.


Не секрет, что Алексей и сам был коммунистом. И вокруг него служили родине такие же трудяги-офицеры с партийными билетами и тяжёлой судьбой, честно делающие своё трудное дело.

Членство в КПСС казалось совершенно правильным и не вызывало возражений. Партия обязана контролировать вооруженные силы. А они должны подчиняться партии и быть преданными ей. Потому почти все офицеры – члены партии. Беспартийных по вполне разумным соображениям не продвигают по службе. Для армии такой порядок представляется разумным.

Но на гражданке многое складывалось иначе.

Коммунистическая партия, в основе своей, считается рабочей, но рабочих в неё не затянешь. Они теперь делают лишь то, что выгодно непосредственно им и их семьям! Вступление же в партию рабочим ничего не даёт. Это – раз! Во-вторых, из-за взносов ещё и зарплата худеет на 3 %. А в-третьих, у всяких парторгов появляется право капать на мозги и всучивать «партийные задания», за которые беспартийные посылают без опаски, куда следует!


Но не все же, в самом деле, являются рабочими! Есть ИТР! Есть крестьяне, преподаватели, воспитатели, ученые, режиссёры, писатели, актеры, …

Особо выделяется так называемая интеллигенция! В сложившейся системе ей, дабы подняться по служебной лестнице хоть на одну ступеньку, требуется стать партийным.

Как будто, это правильно. В советской стране руководитель должен быть проводником политики партии! Следовательно, должен быть ее членом! Но именно интеллигенцию в партию пускают весьма выборочно!

С этого и начинаются странности, плохо согласующиеся с провозглашенным положением вещей в природе. Тех, кто в партию не хочет, то есть, рабочих, тянут в неё всякими уговорами, посулами или ухищрениями! А тех, кто стремится – не пускают! Хотя и их могут принять. В виде исключения, если они обеспечат – как угодно – вступление в партию вместе с собой еще трёх рабочих!

Зачем так директивно? Зачем против шерсти? Зачем против естественных тенденций?

А всё просто и логично! Партия коммунистов с некоторых пор лишь считается партией рабочих, а рабочих-то в ней – кот наплакал! И после 53-го года они вообще вступать в такую партию не хотят! Запомнив, как коммунисты-предатели убили Сталина, как они реабилитировали противников сталинского социализма, запомнив делишки хрущевых и маленковых, рабочие уже не стремились в партию, как это происходило в самые трудные периоды нашей истории. Вот нынешней ущербной партии и пришлось прибегать к искусственным приемам, чтобы демонстрировать свою дутую популярность, а через нее и свою «правоту». Лишь бы народ подольше не разобрался…

«Но если действовать так, – думал Алексей, – партия скоро распухнет от карьеристов, и проходимцев, а также людей, затянутых в неё принудительно. Какими же они окажутся коммунистами – и те, и другие? На баррикады они не годятся! В бой за свой народ, как настоящие коммунисты, эти уже не пойдут! Они запрячутся все в вонючих щелях! Они попутчики, как говорят, до первого милиционера!»

«Так или иначе, но сегодня партия стала иной, чем когда-то! Переродилась! – продолжал свои размышления Алексей. – Разве теперь она – боевой отряд? Когда-то всего тридцать тысяч настоящих большевиков совершили революцию, а теперь двадцать миллионов коммунистов не годны ни на что, если по большому счёту!»


Алексей, как любой армейский офицер, вечно проверяемый и перепроверяемый всякими инспекциями, да и сам озабоченный повышением боевой готовности, уровня подготовки своей собственной и личного состава, безотказностью техники и прочими важными делами, политработников не уважал. Среди них за свою службу он встретил лишь одного, майора Шиманского, который собственными делами оправдывал звание политработника. Этого человека было за что уважать. Он действительно работал! Но его «съели» свои же! Чтобы не выделялся! Чтобы не контрастировал с остальными!

Поскольку остальные являлись обычными бездельниками. Если они от усердия вообще не отрывали зада от своих бумаг, то и это никакой пользы армии не приносило. Добросовестно просиживая штаны, они всё равно оставались бездельниками. Ведь воспитательной работой не занимались! По крайней мере, никакого эффекта от их работы в подразделениях, частях и выше не наблюдалось!

Они до того ожирели телом и душой, что уверились, будто политработникам можно вообще не разбираться в том, чем занимаются подчиненные им люди! Лишь в авиации политработники обязаны летать наравне с остальными. Уж они-то знали суть работы своих подчиненных, а, следовательно, лучше понимали их жизнь и их самих. Совершенно необходимое условие для организации воспитательной работы. Необходимое, но недостаточное!

Зато в артиллерийских и ракетных частях политработников вполне устраивало, что они считаются заместителями командиров, то есть, начальниками над всеми, хотя ничего не смыслят в их деле. А то, кем их считают подчиненные, знающие и умеющие больше их, для политработников не столь и важно! «Была бы должность, а уважение приложится!»

«Современные политработники – считал Алексей, – это совсем не те комиссары, которые когда-то заражали всех своей коммунистической идейностью и убежденностью! Которые поднимали людей на смерть во имя великой идеи и сами шли впереди, и смерть презирали! А что говорить о нынешних партийных функционерах в современной мирной жизни? Эти – вообще, лишь ловцы привилегий! Разжирели! Забронзовели!»


Как-то во время затишья на тактических учениях, находясь среди близких товарищей, Алексей проявил невыдержанность. Вмешался в чужой разговор со своим мнением:

– А мне кажется, будто тот же Брежнев, как Генеральный секретарь, работает ничуть не больше нас с вами! Ответственность на нём, конечно, большая. Дела у него – государственные! А рабочий день – не больше нашего! Даже меньше. Уж, по крайней мере, не десять-двенадцать часов, как у нас! И в суточные наряды по пять раз в месяц он не заступает. А сутки отстоять в наряде, как ни крути, это не восемь, а двадцать четыре часа! То есть, еще два полных рабочих дня в одном военном! Глядишь, за пять нарядов – двадцать рабочих дней в месяце прибавилось! И их нам никто не оплачивает! Так что, если по справедливости, наш рабочий день ещё часа на четыре должен увеличиться! Заметьте, я огромную переработку за всякие учения не считаю! И всё равно, сколько на круг выходит? Пятнадцать или больше? Что это значит? А то, что нас выжимают, как при самом махровом капитализме! То есть, офицер ежедневно вкалывает по две смены! И при этом нас упрекают, будто бы за огромные зарплаты!

– Не все офицеры, как мы напрягаются! – ухмыльнулся друг Пашка. – Кое-кто погоны носит как у нас, а жизнь у него, как на курорте!

– А всё равно! Пусть хоть месячишко попробуют те, кто завидует нашей зарплате! – подхватили товарищи! – Но насчет Генсека ты, Леха, загнул! Он-то, Генсек, – и, говоришь, мало работает? На нём же буквально всё висит! Вся страна! Потому, желает он или нет, а работать подолгу ему приходится!

Тепло лютых холодов

Подняться наверх