Читать книгу Книга царей - Александр Жигалин - Страница 7

Выйдя из кабинета начальника управления, первое, что сделал Мостовой – включил мобильник. Так было заведено: входя в кабинет руководителя, нужно было выключить телефон, дабы не отвлекать себя и не раздражать генерала.

Трубка заверещала спустя секунды. Посыпались сообщения, после чего раздался звонок, требующий незамедлительного ответа.

Мостовой настолько хорошо знал характер телефона, что с ходу мог определить, как тот относится к вызову – уважительно ровно или без видимых и невидимых переживаний.

Звонила секретарша, что даже не насторожило полковника, а повергло в смятение. Зная, что шеф находится у генерала, та не постеснялась воспользоваться мобильником, чего до этого не случалось ни разу.

«Что-то серьезное, – подумал Мостовой. – Просто так Валентина звонить не стала бы».

– Что случилось? – произнес Мостовой.

– Ничего, – испуганно ответила секретарша. – Просто я подумала, вдруг вы решите еще куда-нибудь зайти.

Голос в трубке прервался, чтобы спустя секунду зазвучать вновь, на этот раз не столь открыто и не столь возбужденно.

– Вас ждать?

«Ждать!» – хотел было произнести Мостовой, но что-то подсказывало, что следует проявить смекалку.

– Кто-то дожидается в приемной? – спросил полковник после нескольких секунд раздумий.

– Да.

– Кораблев?

– Да.

– Давно?

– Полчаса.

Мостового будто ужалило – «полчаса криминалист просидел без дела?».

– Ноги, в каком положении?

– Что? – не поняла секретарша.

– Спрашиваю, ноги удерживает на цыпочках или опирается на ступни?

– Первое.

Сбитая с толку, женщина могла ожидать чего угодно, но только не того, чтобы шеф мог видеть сквозь стены.

– Ясно, – стараясь смягчить ситуацию, произнес Мостовой. – Проводите в кабинет. Скажите, буду через пять минут. Сделайте кофе, сахара одну ложку.

«Если Глеб впал в состояние транса, значит, открыл нечто особенное», – подумал Мостовой. Но не успел он разобраться с одной мыслью, как возникла другая: «А если он нашел нечто, что сможет помочь сдвинуть с мертвой точки дело Мытника?»

Представив лицо Глеба, то, как тот потеет и морщит лоб, Мостовой ускорил шаг. Со стороны его походка была похожа на бег трусцой, что никак не вязалось с полковничьими звездами.

Войдя в кабинет, Федор Николаевич занял место напротив Глеба. Стоявшая перед криминалистом кружка с кофе, а также прилипшие к губам капельки пены говорили о том, что тот успел сделать глоток, самое большое – два.

– Что-то случилось? – спросил Мостовой.

– И да, и нет, – ответил Глеб.

– Если точнее?

– Получены данные экспертизы взятых со стрел микрочастиц слюны киллерш.

– Ты хотел сказать – киллерши?

– Нет. Сказал то, что хотел сказать.

У Мостового перехватило дыхание. Глеб, наоборот, словно сбросил с души камень.

– Микрочастицы слюны на одной стреле не совпадают с микрочастицами слюны на другой.

– Но этого не может быть.

– Еще как может. Криминалистика – наука точная, вы это знаете не хуже меня.

–– Знать – то знаю, но…

Мостовой не мог понять, как микрочастицы с одной стрелы могут не совпадать с другими. Это значило, что в Мытника и Черкашина стреляли два разных киллера. Правильнее будет сказать – киллерши.

– Так, давай по порядку. Экспертиза определила – и в том, и другом случае стреляли женщины. Не буду спрашивать, откуда вы это взяли, однако методику определения разности в микрочастицах ты должен будешь рассказать. Начни с момента, откуда на стрелах могла оказаться слюна.

– Все проще, чем вы думаете, – сделав умное лицо, произнес Кораблев.– Человек мог чихнуть, кашлянуть, что позволило капелькам слюны попасть на арбалет и на стрелу. У киллерши, что стреляла в Мытника, содержание в крови сахара превышает норму. Иначе говоря, имеется склонность к диабету. У ранившей Черкашина такой предрасположенности нет, что дает право утверждать – киллерш было две.

– Час от часу не легче.

Глядя на криминалиста, Мостовой не видел, как Кораблев, взяв в руки кружку с кофе, поднес ту ко рту. Все слилось в водовороте мыслей, выделив одну и сделав ту приоритетной.

Полковник мысленно вернулся к разговору с генералом. Полчаса назад он с пеной у рта уверял начальника управления, что в обоих случаях стреляла женщина. В принципе, ничего не изменилось, если не считать того, что стреляла не одна женщина, а две.

– Это же надо! – воскликнул Мостовой и расхохотался, чем поверг Кораблева в смятение, он даже чуть не опрокинул кружку.

– Вы чего? – Глеб посмотрел на полковника не столько с удивлением, сколько с опасением.

– Лицо генерала представил, – поспешил успокоить криминалиста Мостовой. – Уверял, что в обоих случаях стреляла женщина, а теперь придется доказывать, что женщин было две. Можно представить, как отреагирует генерал.

Разговор прервал телефонный звонок. Беспокоили из приемной.

– Федор Николаевич, – прозвучал голос секретарши. – Тут Гладышев пробивается. Говорит, что у него дело, не терпящее отлагательств.

– Что, сидит на диване и раскачивается из стороны в сторону?

– Нет. Ходит из угла в угол, при этом хлещет по ноге папкой.

– Если так, пусть заходит.

Войдя, Гладышев увидел Глеба и подмигнул ему, на что тот ответил взглядом мрачнее тучи.

– Проходи, присаживайся, – показав глазами на стул, произнес Мостовой. – Случилось что?

– Есть новости по делу Мытника.

– Надо же, – пожав плечами, полковник боковым зрением глянул на криминалиста. – Прямо день открытий какой-то. Сначала Кораблев, сообщает новость, от которой не знаешь, то ли хохотать, то ли плакать. Теперь ты…

Мостовой хотел было сказать – «ну, давай, выкладывай», подумав, произнес:

– Знаешь, прежде чем начнешь удивлять, я хотел бы, чтобы ты ознакомился с этим.

– Что это? – принимая из рук начальника отдела листок с текстом, спросил Антон.

– Заключение экспертов.

По мере того, как Гладышев вникал в суть написанного, возгоралось любопытство в глазах Мостового и Кораблева. Невооруженным глазом на лицах и того, и другого виден был интерес к его реакции.

Гладышев отреагировал со свойственной ему простотой.

– Это что, розыгрыш?

– Какой розыгрыш? – возмутился Кораблев. – Факт.

– Факт?

Округлив глаза, Гладышев перевел взгляд на полковника.

– Я ни причем, – поспешил перевести стрелки на криминалиста Мостовой.

– Но…

– Мы полночи потратили на то, чтобы убедиться, – не дал договорить Антону Кораблев. – И даже когда убедились, сомнений было столько, что не дай бог.

– А сейчас? – попытался поймать на слове криминалиста Гладышев.

– Что сейчас?

– Сейчас сомнения гложут?

– Сейчас нет. Исходный материал обрел форму закона – есть и печать, и подпись.

Мостовой и Гладышев переглянулись.

– Что будем делать? – спросил Антон.

Запрокинув руки за голову, Мостовой расправил плечи и сделал вид, что впал в состояние размышления.

– Работать. Менять версию. Раскручивать…

– Двух киллерш?

– А ты предлагаешь работать над тем, что заведет в тупик?

– Идти параллельным курсом.

– Не понял.

– Идти по избранному направлению. Когда упремся, поменяем курс.

– И как ты себе это представляешь?

– Не знаю.

– Не знаешь, а говоришь.

Послушав со стороны, можно было подумать, что разговор зашел в тупик.

По поводу умерших надежд должна была возникнуть минута молчания. И та уже витала в воздухе, как вдруг в момент наивысшего напряжения Кораблев, выйдя из-за стола, произнес:

– Я пойду, товарищ полковник. Заключение у вас. Отчет пришлю позже. Возникнут вопросы – звоните.

Все сразу встало на свои места. Мостовой вспомнил, что Гладышев пришел к нему не просто так. Тот же, пребывая под впечатлением, спешил поправить моральное состояния шефа сообщением о том, что вопрос по поводу мастера-арбалетчика сдвинулся с мертвой точки. И хотя правды в известии было, что называется, «на понюшку», рассказ о поездке в Ступино должен был заинтересовать полковника ровно настолько, насколько тот заинтересовал Гладышева.

На все про все ушло чуть более десяти минут.

– И что от твоих приключений будет иметь следствие? – Дождавшись, когда Гладышев выговорится, задал вопрос Мостовой. – Мастер-арбалетчик, умерший полгода назад? Один персонаж поменял на другой, еще более неизвестный. Знаешь, что получается, когда слагаемые меняют местами?

– Ничего.

– Ответ неверный. Человеку кажется, что он близок к истине, на самом деле отдалился на шаг. И знаешь, почему?

– Почему?

– Потому что понапрасну потратил время.

Взор Гладышева, потеряв остроту, начал гаснуть, что не мог не заметить полковник.

– Поиски человека, сумевшего изготовить мини-арбалет, сравнимы с поисками иголки в стогу сена. Тем не менее, это результат.

– Но есть еще дочь.

– Дочь… – Задумчиво произнес Мостовой. – Отыскать проживающего в Москве человека, зная имя и фамилию – дело двух дней. Вопрос, как выяснить причину отказа продавать дом.

Гладышев задумался.

– Может, есть смысл прошмонать?

– Без санкции прокурора? Собаки деревенские и те засмеют.

– И что делать?

– Не знаю.

Постучав по столу кончиком карандаша, Мостовой причмокнул.

– Не идет у меня из головы один факт.

– Мастерская стрельба Ивана Басманова? – произнес Гладышев.

Удивление полковника выглядело настолько откровенным, что брови не поползли, а прыгнули вверх, застыв в виде сложившихся пополам дуг.

– Откуда знаешь?

– Догадался. Могу даже сказать, почему.

– Почему?

– Потому что Басманов и вы примерно одного возраста. Владея арбалетом, тот мог оказаться убийцей Четвертного.

По движениям плеч было понятно, полковник крайне изумлен.

– Надо же. А я уже начал было подумывать, что отношение молодежи к старшему поколению начало входить в состояние деградации.

– Зря вы так, – обиделся Гладышев. – Я и Черкашин дело ограбления коллекционеров помним наизусть. Как только стало известно, что Мытника убили из арбалета, первое, что пришло в голову – убийство Четвертного.

– И на том спасибо.

Принимая благодарность, Гладышев ощутил желание повергнуть начальника в моральный нокдаун.

За ощущениями последовала мысль, за мыслью слова:

– Хотите, скажу, о чем подумали, когда узнали, что Басманова посещает дом родителей?

– Говори, – подперев кулаком подбородок, произнес полковник и тут же, дабы не потерять инициативу, добавил. – Ты, я вижу, сегодня в ударе, предположения так и прут.

Взяв в руки кружку с недопитым кофе, Гладышев поднес к губам. Сделав глоток, поставил на место.

– Что, если отец передал дочери навыки владения арбалетом?

– Намекаешь на то, что Мытника завалила Басманова?

– Строю предположения.

– М-да, – взяв в руки заключение экспертизы, полковник отложил его в сторону. – Предположения твои могли быть верны, если бы не одно «но»: киллерш, согласно вот этой самой бумаге, две.

– И каков же вывод?

– Вывод один: надо держать совет. Одна голова хорошо, две лучше, три – надежда на успех.

– И чья голова будет третьей?

– А ты не догадываешься?

– Матвея?

– Его родимого. Его.

Пробежавшая по глазам полковника усмешка придала Гладышеву уверенности ровно столько, сколько тот имел после посещения Чернецкого. Часть ее он растерял, ознакомившись с заключением экспертов.

– Когда едем?

Глянув на часы, Федор Николаевич поднял трубку телефона.

– Говорит Мостовой. Машину к подъезду.

––

Хорошо, что Гладышев успел предупредить Матвея о том, что в госпиталь едет не один. В противном случае потребовалось бы время, чтобы тот сумел собраться с мыслями.

Как и ожидалось, пару минут ушло на разговор о ранении, на вопросы, как кормят и чем лечат. После этого последовал удар по нервам в виде обвинений в непрофессионализме, дилетантстве, а также отсутствии мозговых извилин.

Когда словарный запас по поводу несоответствия должности и званию иссяк, полковник перешел к делу.

– Что скажешь по поводу заключения экспертов?

– Я? – Удержав взгляд, Матвей задумался. – Не имей заключение официального статуса, посчитал бы бредом. А так… Думаю, микрочастицы есть не что иное, как подвох. И это в худшем случае. В лучшем – ротозейство.

– Ротозейство?

Мостовой, глянув в сторону Гладышева, наткнулся на полный недоумения взгляд.

– Да, – продолжал удивлять Матвей. – На стрелу могли плюнуть специально, чтобы увести следствие в сторону.

Не ожидая, с какой легкостью Черкашин начнет разгрызать орехи версий, о которые он – полковник МУРа – чуть не поломал половину зубов, Мостовой опешил.

– Думаешь, нас дурачат?

– Предполагаю, или, как выражаются в кругах юридически подкованных людей, допускаю.

– Чтобы допускать, нужны основания.

– Оснований нет. Есть интуиция, которая подсказывает, что начать надо с разработки стратегии предстоящих действий. И чтобы о ней знали только вы, Федор Николаевич, я и Гладышев.

Не понимая, к чему клонит Черкашин, Мостовой решил задать вопрос в лоб.

– Говори прямо – есть подозрения в утечки информации?

– Ни подозрений, ни сомнений. Есть правило – не верь никому, даже самому себе.

– Надо же, а я думал, верить надо всем, – улыбка полковника была похожа на усмешку. – Сомневаться, проверять, при этом не терять веру.

– Вы неправильно поняли, – попытался защититься Черкашин, чем разозлил Мостового еще больше.

– С такой позицией прямая дорога в НКВД или в Гестапо. Слава Богу, ни того, ни другого уже нет. Что касается правила, то оно гласит: потеря веры в людей сравнима с потерей себя.

– Это не позиция, мера предосторожности.

Нахмуренные брови говорили о том, что в голове Черкашина начали набирать обороты процессы обратной связи, когда требовалось объяснить то, чего он сам до конца не понимал.

– Извини, капитан, – не дал закончить Мостовой. – Любая мера должна иметь причины возникновения. У тебя такой причины нет.

– Есть! – Воскликнул Черкашин. – Мне не нравится, как продвигается следствие.

– Что значит – не нравится?

– Это значит, что есть моменты, которые невозможно объяснить словами и которые не поддаются логике.

– Например?

– Например, история с записной книжкой и то, как мы на нее отреагировали – практически пошли на поводу.

– А ты хотел, чтобы оставили без внимания?

– Я только констатирую факты.

– Ладно. Констатируй дальше.

– Арбалетчица наведалась в квартиру Мытника задолго до того, как там оказались мы. Что могло заставить незнакомку пойти на столь серьезный шаг? Стремление отыскать то, что должно было превратить риск из неоправданного в оправданный. Насколько трудно было решиться, но ведь решилась. Ради чего?

Замолчав, Матвей вопросительно глянул на полковника.

– И в чем прикол? – воспользовавшись заминкой, произнес Антон.

– Прикол в том, что мы направляем в квартиру людей, которые просвечивают стены и ничего не находят. Факт более чем странный. Арбалетчица знает – тайник есть, иначе бы рисковать не стала. Мы же без всякого риска не только не можем ничего найти, но, и заявляем, что в квартире Мытника нет потаенных мест.

– Честно сказать, история с тайником меня не то, чтобы напрягает, но и не дает расслабиться, – вынужден был признаться Мостовой.

– Теперь о том, что касается заключения экспертов, – поблагодарив полковника взглядом, продолжил говорить Черкашин. – Не верю, что киллерш было две. Не верю и все.

В воздухе еще витали произнесенные Матвеем слова, но на какое-то время установилось молчание. Потребовалась минута, чтобы все трое привели в порядок мысли и смогли систематизировать услышанное.

Первым на призыв Черкашина держать ухо востро отреагировал полковник.

– Что скажешь по поводу путешествия Гладышева в Ступино?

Пожав плечами, Матвей попытался изобразить улыбку.

– Ощущение не положительное и не отрицательное. Здорово, конечно, что появилась зацепка. В то же время она слишком легко далось. Не успел Антон объяснить причину появления, как вот она – тарелочка с голубой каемочкой – рассказ про Басманова, про его умение поражать цель, про дочь, про то, что она не желает продавать дом. При этом Ермилов отрезал путь к отступлению: к тому не ходи – умер, другой в тюрьме, третий вообще не мастер.

– Но результат-то налицо, – произнес Гладышев.

– Согласен, результат налицо. Вопрос в том, каков будет эффект и будет ли он вообще.

Произнеся это, Черкашин глянул в сторону Мостового с надеждой на поддержку.

– Помнится, вы, товарищ полковник, нас учили – что легко дается, рано или поздно будет обращено против следствия. И я подумал: что если Ермилов не такой уж добряк, каким хотел казаться? Что, если ждал кого-то из – нас – меня, Гладышева, вас? По такому поводу приготовил «пирог», от вкуса которого Антон забыл о главной заповеди сыщика – «доверяй, но проверяй».

– Легко сказать – доверяй, но проверяй, – предпринял попытку выпустить шипы Гладышев. – Как проверишь, если оружейников всего ничего.

– А ты искал? Посетил пару секций, получил пять фамилий и посчитал, что работа сделана?

– Нет, я должен был оббежать всю Москву, убить уйму времени и при этом получить тот же результат.

– Хорошо. Поставлю вопрос по-другому, – видя, что Гладышев недопонимает, вынужден был перейти к конкретике Матвей. – В музее был?

– В каком еще музее?

– В любом, где среди экспонатов есть средневековое оружие.

– Зачем?

– Где экспонаты, там реставраторы – люди, которые не делают арбалеты, но восстанавливают их. В той же Третьяковке, наверняка, найдется специалист по средневековому оружию.

Стоило Черкашину произнести слово «Третьяковка», как в сознании Мостового всплыл образ Евтушенко.

– Про Третьяковку забудьте, – произнес полковник.

Переглянувшись, Черкашин с Гладышевым пожали плечами.

– Почему?

– Забудьте и все.

– Появились сомнения в действиях реставратора? – не удержался, чтобы не спросить Черкашин

– Сомнений никаких. Интуиция подсказывает, что не следует напоминать Евтушенко о том, что МУР проявляет к нему интерес.

– Вот! – непонятно чему обрадовался Гладышев. – Наглядный пример того, что доверять – означает подставлять себя под риск.

– Капитан! – повысив голос, оборвал Антона Мостовой. – Давай не будем…

Полковник хотел было добавить «обсуждать то, о чем и без того сказано слишком много», вместо этого произнес:

– Лучше скажите, что делать с квартирой Мытника?

– Надо установить видеокамеры, желательно с прослушивающими устройствами. И чтобы этим занялись люди не из МУРа и не из милиции, а, к примеру, из ФСБ, – произнес Черкашин.

– И что это даст?

– Развяжем себе руки. Заодно получим возможность обнаружить тайник первыми.

– Так говоришь, будто знаешь, что в квартире что-то есть, – позволил себе усомниться Мостовой.

– Точно знать не может никто. Но меня постоянно преследует мысль, что мы на пороге чего-то чрезвычайно важного. Не в плане раскрытия преступления, а в отношении приобщения к тайне, о существовании которой мы пока даже не догадываемся

– Я чувствую то же самое, – добавил Гладышев.

– Так, пофантазировали, и хватит! – Возглас полковника заставил Черкашина и Гладышева вздрогнуть. – Дело надо делать, а не пузыри пускать.

– Пузыри пускать тоже надо уметь, – парировал Матвей.

– Ты это к чему?

– К тому, что в пузыре находимся мы.

– Можно без аллегорий?

– Можно. Требуется понять, что мы считаем приоритетным, что второстепенным. Раскрытие убийства Мытника – приоритетное? Да. Поиски второй арбалетчицы – второстепенное? Это так. Поиски…

– В деле об убийстве не может быть ни приоритетных, ни второстепенных аспектов, – не дал договорить Мостовой. – Все должно быть единым.

– Единым? Нельзя хвататься за все сразу.

– Так сложились обстоятельства, одно из которых – твое пребывание в больнице. Впредь, чтобы подобного не допустить, думать надо не задницей, а головой.

– Я думаю, – проговорил, будто продекламировал, Матвей. – Исходя из придуманного, предлагаю разделиться.

– Разделиться?

– Да. Три направления. У каждого будут свои задачи и пути их решения. Вы, Федор Николаевич, возьмете на себя общее руководство, а также выясните местонахождение Басмановой. Арбалетчицей займется Гладышев. Я попытаюсь найти то, о чем мы думаем, но не знаем, как выглядит.

– Каким образом? Ты же в больнице.

– Больница никуда не денется. Через два дня разрешат вставать. Через три начну мозолить врачам глаза. Через четыре, вы, Федор Николаевич, попросит лечащего врача назначить домашний режим. Девять дней – срок немалый, но я не собираюсь сидеть без дела. Есть такая вещь как интернет. Интернет – это информация, а информация – двигатель прогресса.

Нельзя сказать, что Мостовой принял доводы Черкашина полностью, тем не менее, идею отвергать не стал. Легкость, с которой тот манипулировал фактами, не только подкупала, но и заставляла думать, искать аргументы для возражений. Они не находились, поэтому сказанное принималось. Торжествовала истина, разум, и в этом было что-то из прошлого полковника.

Мостовой иногда даже хотел бы походить на своих подчиненных. Уж он бы показал, как отделять приоритетное от второстепенного. С другой стороны, нужно ли кому-то что-то доказывать? Парни идут в ногу со временем, и этому можно только радоваться.

И Мостовой радовался. Радовался, когда прощались, когда выходил из больницы, когда шел по скверу. Когда садился в машину, тоже радовался. Глянув в окно, увидел уходящее за горизонт солнце и подумал: «Солнце тоже радуется. Прожитый день согрет теплом. Чем не жизнь? Утро наступит, родится новый день, опять тепло, опять улыбки. Всегда бы так!».