Читать книгу На пути «Тайфуна»: На пути «Тайфуна». А теперь на Запад. Жаркий декабрь - Лев Александрович Зеленов, Л. А. Зеленов, Александр Калмыков - Страница 10

Когда мы вернулись к станции, старшина не дал бойцам ни минуты отдыха, пока они не почистят оружие. По окрестным лесам бродили тысячи фашистов, и хотя большинство из них сейчас изо всех сил бежало подальше отсюда, но расслабляться не стоило.

Не успел я присесть, как передо мной появился наш особист полка, опасливо державший небольшой пакет, предназначенный лично для меня. Авдеев тут же протиснулся ко мне и вежливо попросил разрешения осмотреть конверт на предмет целостности. Он крутил его так и эдак, рассматривая со всех сторон через лупу, и наконец вернул мне с не меньшим благоговением, чем до этого Танин. Пока сержант ГБ изучал печати, Танин доложил о результатах проверки личного состава. Еще два подозрительных субъекта было выявлено во второй роте, но их тоже решили пока не брать.

Мне очень хотелось отдохнуть и поесть, поэтому неожиданная задержка меня немного расстроила. Тем более что послание было отправлено не Берией, а «всего-навсего» его замом Меркуловым, а значит, было не очень важным.

Подавив раздражение – все-таки это война, а не турпоход, я забрался в палатку и вскрыл конверт. К моему радостному удивлению, там был список зарубежных физиков-атомщиков. Ну вот, я ломал голову, пытаясь вспомнить какие-нибудь фамилии участников «Манхэттена», а запросить список всех известных ученых не догадался. Хорошо, что в НКВД нашлась светлая голова, которая это сделала.

Я вчитывался в имена и подчеркивал карандашом те, которые казались мне знакомыми: Лео Сциллард, Нильс Бор, Эдвард Теллер, Джон фон Нейман. Скорее всего, эти люди теперь проживут недолго. Простите, товарищи ученые, но я не хочу, чтобы ваши атомные бомбы сбросили на наши города. А вот Фредерик Жолио Кюри сейчас находится в оккупированном Париже и делает гранаты для французского Сопротивления. Он вроде бы даже коммунист, и его нужно попробовать вывезти в Советский Союз.

Положив исправленный список обратно в пакет, я позвал «ординарца» и спросил, как можно запечатать конверт. Сержант подбежал через минуту, держа немецкий штык, разогретый в пламени костра, которым тут же нагрел сургуч до мягкого состояния. Мне осталось только приложить свою персональную печать и посильнее надавить. То ли дело в XXI веке: пикнул таблеткой с цифровой подписью, и всё.

Авдеев проникнулся важностью момента и, получше спрятав сокровище, помчался к Танину, чтобы потребовать у него машину. Ему не терпелось доставить такую ценность по назначению. Мне не было слышно, о чем они говорят, но особист позвал несколько бойцов и усадил их в кузов грузовика, вдобавок к своим подчиненным, которые там уже сидели.

Разрешив всем, кроме часовых, отдыхать, я направился к комбату, узнать итоги ночного обстрела, которые разведчики уже должны были подсчитать. Предварительные результаты не могли не радовать. Только убитых гитлеровцев уже насчитали свыше восьмисот, и три сотни было взято в плен. Скорее всего, не меньше двух тысяч раненых должно быть среди фашистов, успевших удрать. А самым главным было то, что немцам пришлось бросить почти всю технику. Дорога до Андреаполя была забита грузовиками, пушками и повозками с разным снаряжением. Многие фашисты бросили даже личное оружие, когда переправлялись через речку, и теперь на берегу Лососны валялись сотни винтовок и десятки пулеметов.

Пока бойцы нехотя ковырялись в консервах, подъехала полевая кухня, привезшая горячую еду, и завтрак плавно перетек в обед. После первой кружки разведенного спирта пить мне больше не хотелось, но когда мимо провели колонну из полсотни пленных немцев, мы все дружно выпили за Победу.

Когда рота наконец поела, все стали укладываться спать, а я уединился в палатке и достал блокнот, чтобы записать все, что еще удастся вспомнить по военной технике. Но мне не удалось написать ни одного слова, так как сразу же снаружи раздался оклик:

– Стой, кто идет. – И затем лязг передергиваемого затвора. Затем послышались тихие голоса рядом с палаткой. После короткого разговора, содержание которого мне было не слышно, часовой уже громким голосом позвал меня. Чертыхаясь, я вылез из палатки и, к своему изумлению, увидел Ларина. Предполагаемый шпион стоял с самым невинным видом и без оружия. Стрелин, ни на секунду не забывавший следить за подозрительным солдатом, уже стоял у него за спиной с автоматом наготове.

– Товарищ командир, разрешите обратиться.

– Что вы хотели спросить?

– Разрешите переговорить с вами наедине.

– Хорошо, – не подавая вида, согласился я. – Давайте отойдем, чтобы нас не услышали.

Дальше чем метров на тридцать я отойти не решался. Хотя пистолета или ножа у него и не было видно, но он мог их спрятать. Да и вообще, матерый диверсант умеет убивать и без оружия.

«Вот ведь сволочь, – мелькнула мысль, – выбрал момент, когда Авдеева нет».

Взглянув, как сержант расставил насколько бойцов с автоматами, я немного успокоился, но все-таки ближе чем на два метра к потенциальному шпиону не приближался. Я как бы невзначай положил руку на расстегнутую кобуру и коротко бросил Ларину:

– Можете говорить.

– Товарищ командир, я сразу понял, что вы не отсюда, еще когда вы после захвата станции нас агитировали.

– Интересно, и откуда же я, по-вашему?

– Как и я, из будущего.

От волнения я выпустил рукоятку пистолета, которую судорожно сжимал все время. Но для меня это было уже второй раз, и я смог быстро овладел собой:

– Продолжайте, боец.

– Я из 2005 года. Только тут все немного по-другому, чем в моей истории. У нас Киев немцы взяли еще в августе, а здесь только недавно. Зато у нас Смоленск долго держался. Наверно потому, что еще до войны командующим Западным округом был назначен Кулик вместо Павлова.

От волнения у меня снова перехватило дыхание:

– Тогда у вас война окончилась раньше, – предположил я. – В моей истории Берлин мы взяли в сорок пятом.

Ларин не смог сдержать изумленного возгласа, но тут же пояснил причину своего удивления:

– А у нас война закончилась в сорок четвертом, но только в Польше. После взятия Варшавы Германия сразу капитулировала.

– А когда вы в космос полетели?

– В 1956 году первая ракета отправилась на Луну.

– Тоже на год раньше, – обрадовался я, стараясь не показывать появившиеся сомнения. В 30-х годах было принято считать, что первый полет в космос состоится непременно на Луну, хотя это на порядок труднее, чем просто выход на околоземную орбиту. – Ну, расскажи, кто у вас главный конструктор, как выглядит ракета.

Из дальнейшего рассказа выяснилось, что о многоступенчатых ракетах Ларин никогда не слышал. О вычислительной технике он тоже имел весьма смутное представление. Зато с гордостью рассказал о миниатюрных радиолампах, позволяющих собирать компактные рации. Тоже крайне подозрительно, ведь твердотельные аналоги радиоламп изобретут уже в 1947 году, причем на первенство в открытии транзисторов претендовало сразу несколько стран. Кстати, как хорошо, что он мне о них напомнил, а то в своих рекомендациях я этот момент упустил.

Чем больше шпион рассказывал о «своем варианте истории», тем яснее становилось, что он врет. Ларин увлеченно живописал прекрасный мир будущего, при этом эмоционально размахивая руками. Слов нет, рассказ был интересным и хорошо продуманным, но не имел ничего общего с действительностью. Разумеется, в чужой вероятности мир мог развиваться совсем по-другому, но основные научные открытия все равно должны были состояться, и самые крупные месторождения нефти в любом случае должны были найти. Напоследок я расспросил его об оружии двадцать первого века. Ну, разумеется, там были электрические ружья, многобашенные танки, огромные линкоры километровой длины с соответствующего размера орудиями. Что меня удивило, так это наличие реактивных самолетов, ведь даже в конце сороковых годов фантасты, незнакомые с секретной техникой, продолжали писать о винтовых истребителях. Но вот боевых ракет в «мире Ларина» не было. На мой осторожный вопрос о самых мощных бомбах, Ларин ответил, что у них имеются пятитонные бомбы со взрывчаткой, в десять раз мощнее тротила. Ну что же, ни малейших сомнений уже не оставалось.

– Не двигаться, руки в стороны, – заорал я, вот только вместо того, чтобы направить на врага пистолет, рука по привычке схватилась за рукоятку штыка, висевшего у меня на поясе. Сделав один быстрый шаг и слегка наклонившись, я выбросил руку вперед, поднеся лезвие к прямо к горлу противника. От неожиданности Ларин замер и не помышлял о сопротивлении. Все-таки лезвие ножа, поднесенного к самому лицу, пугает гораздо сильнее, чем вид огнестрельного оружия, даже нацеленного на тебя в упор. А впрочем, что ему еще оставалось, ведь вокруг было много бойцов, и живым он бы не ушел.

Какое то мгновение мы смотрели в глаза друг другу, но подоспевшие бойцы уже валили шпиона на землю и вязали ему руки.

– Срочно вызывайте особистов полка и дивизии! Стрелин, подойдите сюда.

Отведя сержанта в сторонку, я приказал ему бежать к командиру второй роты и передать, чтобы он арестовал подозрительных бойцов, о которых его предупреждал особист.

Увидев, что солдаты нашей роты забегали туда-сюда, все тоже стали вскакивать и подбегать к нам с вопросами. Когда суматоха постепенно улеглась, к нам подъехала машина комполка, но вместо капитана Козлова в ней сидел Танин с двумя автоматчиками. Я сразу же предупредил его, что никаких вопросов задержанным шпионам задавать нельзя.

– Извините, но как мне сказали, это не ваш уровень. Допрашивать их сможет только Соловьев.

Особист тут же развел бурную деятельность. Убедившись, что шпионов хорошо охраняют, он собрал командиров рот и распорядился, чтобы мы проверили, весь ли личный состав на месте. И как в воду глядел. В третьей роте не хватало бойца Львова, и тоже из числа освобожденных на станции. Танин открыл свой блокнот и посмотрел, что там на него есть:

– Мы с Соловьевым подозревали, что это бывший командир, из трусости переодевшийся рядовым бойцом. Я решил, что пока не придет ответ на запрос, пусть Львов повоюет в качестве красноармейца. А он, оказывается, тоже шпион. Ну ничего, погоню за ним уже послали, и далеко ему не уйти. Свою винтовку Львов оставил, когда уходил в кусты, чтобы не вызывать подозрений, так что деваться ему некуда.

Разведчики, которых отправили ловить шпиона, вернулись очень скоро, неся на самодельных носилках своего раненого товарища. Им легко удалось обнаружить следы беглеца на влажной земле, и они стали его настигать. Но вместо того чтобы бежать, Львов устроил засаду и начал стрелять по преследователям, причем с большой точностью. Судя по сверкнувшему солнечному блику, винтовка у него была с оптическим прицелом. Разведчики стали заходить с двух сторон, чтобы взять его на мушку. Брать диверсанта живым они уже не пытались. Но тут их ждал новый сюрприз. Неожиданно раздалось громкое тарахтение двигателя, отчетливо слышимое в лесной тишине, и Львов умчался на мотоцикле по ровной утоптанной тропинке, позволявшей ему развить большую скорость. На месте засады обнаружили большой тайник, в котором, очевидно, и было всё спрятано. В нем осталось несколько гранат, автомат и снайперская винтовка, из которой недавно стреляли.

Судя по всему, тайник сооружали для спасения только двоих человек. Мотоцикл был без коляски, комплектов немецкой формы, в которую Львов так и не успел переодеться, лежало тоже два. В кармане кителей были обнаружены пропуска, обладатели которых могли беспрепятственно пройти через немецкие посты.

Все это говорило о том, что операция была подготовлена серьезно. Опрос бойцов показал, что во время моего разговора с Лариным красноармеец, похожий на Львова, подошел близко и внимательно наблюдал за нами. Что еще хуже, все бойцы, стоявшие в оцеплении, дружно отметили необычную жестикуляцию шпиона, которой он сопровождал свои слова. Когда я с ним разговаривал, то смотрел прямо в глаза и не обращал внимания на его руки. Но теперь, припоминая все обстоятельства беседы, я решил, что он жестами передавал своему сообщнику полученную информацию.

Танин, горевший желанием хорошенько порасспрашивать шпионов, предложил мне самому начать допрос, не дожидаясь приезда дивизионного особиста.

– Нет, этим должен заниматься профессионал.

– Но у нас могут быть еще другие шпионы, – горячился особист.

– Если бы были, то давно бы уже удрали. А если я начну допрашивать задержанного, то мне он все равно правду не скажет и только запутает следствие.

Наши препирательства закончились с приездом Соловьева. Вместе с ним прибыли команда следователей и отделение пограничников, занимавшихся в особом отделе ловлей диверсантов.

Выслушав мой короткий рассказ, капитан поручил своему заместителю расспросить бойцов, пограничников отправил осмотреть окрестности и тайник, а сам уединился со шпионом в одном из сараев.

Когда заместитель особиста подошел к бойцам, те сначала отпрянули от грозного лейтенанта госбезопасности, но потом, наоборот, обступили его тесной толпой. Заинтересовавшись, я тоже подошел поближе. В отличие от своего начальника, лейтенант Петров вел себя спокойно и интеллигентно, поэтому народ от него и не шарахался. Старая медаль на его гимнастерке говорила о том, что трусом он тоже не был.

Между тем особист уже вышел из сарая, где проводил опрос пленного. Криков и ударов оттуда слышно не было, но, судя по виду капитана, результаты допроса его вполне устраивали. Он подозвал моих бойцов и показал несколько жестов.

– Так шпион делал?

– Да, товарищ капитан, – отозвался Стрелин, – я хорошо рассмотрел, именно так он и делал. Только вы показываете одной рукой, а он обеими руками размахивал.

– Ларин подтвердил, что с ним было еще трое. Двое, которых мы уже взяли, и сбежавший Львов. Кстати, его настоящая фамилия Козлов.

– Вот сволочь, – зашумели бойцы, – а еще однофамилец нашего комполка. Так испоганить хорошую фамилию.

Приказав своим подчиненным хорошенько охранять шпиона, Соловьев предложил мне отойти подальше, чтобы посекретничать. Я последовал за ним с понурой головой, в ожидании справедливого разноса. Еще бы, надо же было додуматься рассказать о себе первому встречному. Конечно, по-хорошему мне следовало не откровенничать перед ним, а сразу вызвать особиста. Но кто же мог знать, что немцам все известно? Успокоив себя таким образом, я посмотрел на капитана, который спокойно стоял, ожидая, пока я соберусь с мыслями.

– Вы, товарищ Соколов, когда часового снимали, какой-нибудь документ ему показывали?

Я смог только кивнуть. Вся моя стратегия защиты рушилась, и тут уже никакие оправдания не помогут.

– Это была квитанция? – Каждое слово как молот обрушивалось на мою голову – Из вашего времени?

Опять кивок. В эти дни произошло столько событий, что я ни разу не вспоминал об этой злосчастной бумажке. Видимо, поняв мое состояние, или же просто не имея полномочий ругать меня, особист, вместо того чтобы устраивать разнос, наоборот, начал утешать:

– Ничего страшного, товарищ Соколов. Ну узнали они, что войну проиграют, ну поняли, что с вашей помощью мы победим еще быстрее, и что они теперь могут сделать? Только капитулировать от безысходности. Да Гитлер и не поверит этому, для него все выглядит, как грубо сфабрикованная провокация. Да, еще хочу похвалить вас. Вы очень правильно поступили, когда при аресте шпиона, кстати, его настоящая фамилия Валуев, достали не пистолет, а штык. Предатель служил в полиции командиром взвода и на нем висит столько преступлений, что живым он в плен сдаваться не собирался. (В нашей истории так и было, он покончили жизнь самоубийством в январе 1943 года при взятии частями Красной армии города Великие Луки.) Однако, увидев перед глазами лезвие, умирать сразу раздумал. Так что благодаря вам мы теперь имеем ценный источник информации.

– Но, товарищ капитан, ведь теперь они могут изменить план своего наступления и ударить в другом месте.

– Во-первых, немецкой разведке пока не с чем идти в генштаб. Что у них есть? Обычная бумажка, грубо сфабрикованная любителями фантастики. Ну видел вас агент, кстати, даже не немец. Но что он может знать? То, что это вы появились недавно на фронте и подбросили квитанцию. Так все это, а также те сведения, которые вы наплели агенту, хорошо укладываются в общую картину дезинформации. Во-вторых, менять планы для них опасно, так как очень скоро начнется распутица. Вы же сами говорили, что Гудериан начнет наступление раньше остальных, чтобы получить два лишних дня хорошей погоды.

– Так вы полностью в курсе всего?

– Да, мне в общих чертах описали ход дальнейших событий, чтобы я мог продуктивнее с вами работать. В-третьих, даже если командование вермахта поставят в известность, и они поверят такой ерунде и все-таки решат поменять планы, то мы все равно окажемся в выигрыше. Наши войска успеют получить больше пополнений, которые, к примеру, смогут занять Ржевско-Сычевскую линию обороны. Полки противотанковой артиллерии, сформированные из зенитных орудий, будут полностью укомплектованы и переброшены на угрожаемые участки обороны. Наступать немцам теперь придется по грязи, и проходить шестьдесят километров в день они по-любому уже никак не смогут. Да и мы уже в курсе, что на Москву двинут целых три танковых группы, а значит, будем готовы отходить в случае угрозы охвата.

Слова капитана лились как бальзам на рану, возвращая меня к жизни. Надо же, особист не только искусно материться умеет, но и на добрые слова способен. Все мои промахи сразу превратились в успехи. Но долго радоваться Соловьев мне не дал. Увидев, что я снова могу мыслить адекватно, он сразу сменил тон на деловой:

– Я понимаю, что у вас не было времени отдохнуть, но нам надо обсудить операцию «Гавайи».

Вернувшись к сарайчику, в котором проводился допрос шпиона, капитан приказал освободить помещение, для чего пришлось вынести оттуда шпиона, связанного по рукам и ногам.

На пустых ящиках, служивших нам столом, Соловьев расстелил большую карту Оаху, с надписями на испанском языке. У него имелись и английские карты, только поменьше размером. Я начал рассматривать план острова, но потом решительно отодвинул и попросил достать карту всего Тихого океана.

– Давайте начнем с самого начала. Да, раз уж мы заговорили о Японии, то нужно спасти нашего разведчика Рихарда Зорге, позывной Рамзай. Не помню точно, когда его арестовали, но если он еще на свободе, то пусть скорее уезжает из страны. Хотя нет, подождите. Он еще должен прислать сообщение, что в этом году Япония на нас не нападет. Вот после этого присваивайте ему звание Героя, которое Зорге вполне заслужил, и эвакуируйте сюда.

Капитан стенографировал заметно медленнее, чем Куликов, и мне приходилось постоянно прерывать свой рассказ и ждать, пока он допишет свои крючочки. В наше время тема нападения на Перл-Харбор была очень популярной. Ей посвящалось множество книг и статей, в которых разбирались как ошибки, так и правильные действия обеих сторон. Так что я, наверно, даже смог бы по памяти нарисовать карту острова Оаху и указать на ней расположение американских войск. Но начал я не с этого, а с анализа политической обстановки в Японии и США.

– Скоро премьер-министр Японии получит от Рузвельта официальный отказ от встречи, и, таким образом, вся его политика окажется несостоятельной. Насколько я помню, это случится как раз в день начала операции «Тайфун».

– Ну как же все-таки интересно узнавать будущее, – не удержался от комментария особист.

После того, как Соловьев выжал из меня всё, что я помнил о Перл-Харборе, я стал ему рассказывать основные принципы устройства транзисторов, о которых мне так кстати напомнил Ларин. Перспектива замены громоздких, хрупких и дорогих радиоламп новыми устройствами вдохновила капитана, и он уже собрался мчаться в Москву, но я охладил его пыл. Даже если бы мне была хорошо известна вся технология производства транзисторов, на их создание потребовалось не меньше года. Поэтому мы перешли к другим темам. Особист пытался у меня узнать, как поступят главы ведущих государств в различных ситуациях и как изменится их политика после наших первых побед. Отпустил он меня только к вечеру, и я наконец-то завалился спать, бормоча проклятия «кровавой гэбне», не дающей мне отдохнуть.

* * *

22 сентября. Вечер

Заместитель начальника полевой жандармерии в Великих Луках капитан Мевес уже полчаса сидел неподвижно, подперев рукой подбородок. Времени оставалось все меньше, а он еще не сделал самый главный выбор в своей жизни. В вариант пришельца из будущего Мевес с самого начала не поверил и считал это просто одной из рабочих версий, которые надо проверять. Точно так же, как в случае убийства надо подозревать всех находящихся в доме – от детей до стариков.

Вернувшийся агент смог рассказать немного, но те данные, которые Валуев успел передать жестами, были крайне важными. Соколов действительно оказался пришельцем из будущего, до конца войны осталось три или четыре года и, самое главное, победили в ней почему-то Советы. Агент смог выяснить, что этот таинственный старлей появился всего четыре дня назад, причем фамилия у него тогда была совсем другая.

Как ни странно, но и Кайзер и Мевес, до сих пор искренне верившие в победу великой Германии, ничуть не усомнились в правдивости этих сведений. И в самом деле, уже конец сентября, а вермахт все еще далеко от Москвы. Линия фронта последние несколько недель почти не менялась. Мало того, еще до появления пришельца генерал Масленников смог перейти в наступление и выбить германские части с восточного берега Западной Двины. Если дела так пойдут и дальше, то войскам придется зимовать здесь в окопах, так и не достигнув намеченных целей. А рано или поздно англичане осмелятся высадиться на континенте, и тогда начнется война на два фронта.

Естественно, сотрудники полевой жандармерии не были информированы об операции «Тайфун». Сосредоточение войск для предстоящего наступления проходило намного южнее, и по железной дороге, проходящей через Великие Луки, поток военных грузов был сравнительно небольшим. Зато с фронта постоянно привозили много раненых, а сегодня их прибыло столько, что из госпиталей вывели толпу легкораненых, способных самостоятельно передвигаться, и отвели на вокзал. Военный комендант города и начальник вокзала ругались с врачами, объясняя, что до вечера не смогут подать ни одного вагона, но те были непреклонны. Места в госпитале нужны вновь поступившим раненым, которых требуется срочно оперировать, поэтому всех ходячих больных приходится вывозить куда-нибудь в другой город.

Ночная канонада, которую было слышно даже отсюда, говорила о том, что за этот участок фронта русские взялись всерьез, и теперь следует ожидать новых неприятностей.

Тем не менее, даже поверив в то, что Германия проиграет, Кайзер считал, что все еще можно исправить. Достаточно только проинформировать руководство страны, и оно сможет исправить ситуацию. Конечно, еще лучше поймать человека из будущего и вытрясти из него все сведения, однако сделать это не так-то просто. Но, по крайней мере, имея доказательства, можно проинформировать обо всем адмирала Канариса, возглавлявшего разведку, и пусть он ломает голову, что делать дальше.

Сопровождать вещественное доказательство и свидетеля Кайзер поручил своему заместителю, который с самого начала был в курсе всей операции. Начальник фельджандармерии смог выбить для своих людей место в транспортном самолете, направлявшемся в Смоленск. Он должен был взлететь сразу после наступления темноты – русские истребители все чаще появлялись над городом, и напрасно рисковать летчики не собирались.

Капитан Мевес поглядывал на часы со стремительно движущимися стрелками и никак не мог решить, что же ему делать. Он уже искренне жалел, что его начальник не захотел проинформировать обо всем представителей гестапо, и тем самым оставил ему выбор.

Карьера Мевеса явно не складывалась. Из-за небольшого проступка его направили сюда, в эту дыру, да еще назначили в заместители офицеру, который был младше его по званию. Поездка в Берлин тоже ничего хорошего не сулила. Даже если вся информация, которую они добыли, покажется Канарису ценной, хотя вряд он ли даст себя легко убедить, то все лавры пожнет Кайзер. А если адмирал решит, что все это чепуха, то все шишки посыплются на капитана. А вот если шепнуть главе гестапо Мюллеру о том, что у разведки есть ценные сведения, которыми они не хотят делиться, то он этого не забудет.

Наконец, капитан придумал маленькую уловку, которая помогла ему избавиться от мук совести. Он взял несколько дел, которыми занимался последние дни, и, войдя в кабинет Кайзера, спросил у него разрешения передать их в ГФП[14]. В этом не было ничего необычного. Функции тайной полевой полиции и фельджандармерии пересекались, командование у них было общим, и они постоянно тесно сотрудничали.

Кайзер как раз с довольным видом клал трубку телефона, когда вошел капитан.

– Хорошо, Мевес. Неизвестно, сколько ты пробудешь в Берлине, а лейтенант Бартауэр сейчас очень занят. Пусть ГФП получит себе все лавры от поимки коммунистов, а у нас и так дел по горло. Да, я только что разговаривал со Смоленском, завтра утром будет самолет в Германию, и там найдется одно место для тебя.

– Только одно? А как же Козлов?

– Посидит среди багажа, ничего с ним не случится.

По улице двигался сплошной поток раненых, которые брели в сторону госпиталя. Больниц не хватало, и медпункты устраивали в школах, одна из которых как раз располагалась неподалеку. Кое-как обмотанные бинтами солдаты в основном шли сами, только немногих несли на носилках или везли на повозках. Заметив, что тяжелораненых почти нет, и сообразив, что это означает, капитан вздрогнул и невольно взглянул на стену дома, из которого он вышел. Ему на мгновение показалось, что туда опять вернулась табличка с надписью «пл. Ленина», как было до прихода фашистов.

«Возможно, пока я буду в Берлине, – удрученно подумал Мевес, – здесь уже появятся русские. А почему бы и нет? В июле большевики уже смогли отбить город обратно и удерживали его почти месяц. Что помешает им снова вернуться сюда? Если мы начали бросать своих раненых, значит, дело плохо».

Здание бывшего горотдела НКВД, в котором теперь располагалась Гехайме фельдполицай, было недалеко, и капитан отправился туда пешком. Его план основывался на том, что начальник ГФП, как и многие из его руководства, раньше работал в гестапо и сохранил связи со старыми сослуживцами.

И действительно, достаточно было намека, что имеется важная информация, которой Канарис не хочет делиться с конкурирующим ведомством, и Мевес получил номер телефона, по которому можно позвонить в Берлине, чтобы организовать встречу с Мюллером.

Вылет чуть было не отменили, так как в сумерках к городу подлетела эскадрилья русских бомбардировщиков. Но маленький аэродром их не интересовал, главной целью налета был железнодорожный узел. Самолеты отбомбились по вокзалу, уничтожив стоящие там поезда. Особенно эффектными были взрывы нескольких вагонов со снарядами, осколки которых разлетелись по городу больше чем на километр.

Легкораненые солдаты, занявшие все здание вокзала, с началом налета поспешили укрыться в подвале, служившем бомбоубежищем. Места для всех не хватало, так как здесь были сложены какие-то ящики. До этого раненые с тревогой обсуждали, что с ними будет: отправят в другой госпиталь или же сразу на фронт. Но после разгрома железнодорожных путей шансы эвакуироваться куда-нибудь в тыл в ближайшее время у них сильно упали. Но, как выяснилось, это было еще не самое плохое. Бомба, пробившая крышу и удачно упавшая рядом с открытым входом в подвал, уничтожила несколько десятков солдат: как тех, кто стоял недалеко от входа, так и тех, кому места в бомбоубежище не хватило.

В сумерках было не видно, сопровождаются ли русские бомбардировщики истребителями. Поэтому только когда они улетели, транспортному «юнкерсу» разрешили взлетать. Пилоту, как и всем его пассажирам, очень хотелось осмотреть последствия налета. Но в темноте его могли сбить свои же зенитки, готовые стрелять во все, что летает. Поэтому транспортник ограничился одним кругом вокруг города, не пытаясь пройти над его центром.

С высоты Мевесу была хорошо видна станция, охваченная огнем. Грохот снарядов, все еще продолжавшихся взрываться, доносился даже сквозь рев самолетных двигателей.

«Какой же молодец у меня шеф, – с теплотой подумал он о человеке, которого собирался предать. – Все-таки постарался выбить для меня самолет, а то бы я сейчас находился там, в этом аду».