Читать книгу На пути «Тайфуна»: На пути «Тайфуна». А теперь на Запад. Жаркий декабрь - Лев Александрович Зеленов, Л. А. Зеленов, Александр Калмыков - Страница 11

Вилли Леман[15], гауптштурмфюрер СС и начальник подотдела 4-E-1 гестапо, занимающегося общими вопросами контрразведки, был одним из прообразов литературного героя Штирлица. Советский разведчик Максим Исаев никогда не смог бы стать штандартенфюрером, так как у всех офицеров СС обязательно проверялась родословная за двести лет. А вот Вилли был чистокровным немцем и такую проверку легко прошел. Вторым, более важным отличием от киношного образа, было то, что у Лемана не было радистки Кэт, как не было и рации с шифрами и кодами. Съездить в Швейцарию, как это запросто делал Штирлиц, чтобы связаться хотя бы через советское посольство, он тоже не мог. Поэтому после начала войны у Лемана не имелось никакой возможности передавать свои сообщения в Центр, и приходилось ждать, пока советская разведка сможет прислать связных. Но сведения, которые он сегодня узнал, были настолько важными, что их обязательно нужно было передать в Москву. Любым путем и любой ценой.

Сегодня рано утром, скорее даже ночью, гауптштурмфюрера срочно вызвали на совещание к Мюллеру. В этом не было ничего необычного, ему часто приходилось общаться даже с Гейдрихом, возглавлявшим Главное управление имперской безопасности, а срочные вызовы были нормой в работе гестапо. Но вот то, что он услышал, было настолько невероятным, что все присутствующие на совещании сначала не хотели в это верить. А когда поверили, то сидели ошарашенные несколько минут, и не могли вымолвить ни слова. Бывалые сотрудники имперской безопасности, знающие множество тайн, о которых не докладывали даже Гитлеру, были потрясены тем, что Советы смогли заполучить агента из будущего.

Сейчас Вилли стоял в своем кабинете у окна, держа в руке незажженную сигарету, о которой он давно забыл, и напевал песню, наиболее подходящую в данной ситуации. Пел он про себя. Хотя его кабинет и не прослушивался, но привычки контрразведчика настолько въелись в подсознание, что ему не нужно было себя контролировать. Поэтому Вилли мог не опасаться, что кто-то случайно услышит его пение, что могло бы закончиться для него большими неприятностями. Дело в том, что песня была на русском языке:

Русским языком Леман не владел, но эту песню выучил и смысл каждого слова понимал. Причем не только понимал, но и очень хорошо себе представлял. В тот зимний день, тридцать семь лет назад, он стоял на палубе германского корабля, находившегося в порту Чемульпо, и своими глазами видел, как героические моряки «Варяга» готовились вступить в неравный бой. Из гавани русский крейсер выходил под звуки оркестров, игравших на всех иностранных кораблях, находившихся в порту. Наблюдать сам ход сражения Вилли не мог, так как был простым матросом и бинокля у него не было. Но когда «Варяг» вернулся, он смог хорошо рассмотреть повреждения, полученные крейсером, прежде чем команда затопила его. «Кореец», который почти не пострадал, взорвали, чтобы враги не смогли поднять его и отремонтировать. Та отвага, которую продемонстрировали русские даже в заведомо безвыходной ситуации, оказала сильнейшее впечатление на юного Вилли и стала одной из причин, по которой он сделался убежденным противником войны с Россией. Позже ему также пришлось стать свидетелем Цусимского сражения.

Пропев песню до конца, Леман начал снова, но уже по-немецки:

Напевая, гауптштурмфюрер одновременно мысленно прокручивал в уме сегодняшние события. Когда на утреннем совещании начальники отделов гестапо стали возмущаться самим предположением о том, что Германия может проиграть войну, он один протестовал неискренне. Хотя с формальной точки зрения ход войны для вермахта пока оставался весьма успешным, но до победы было также далеко, как и три месяца назад. Несмотря на все поражения и большие потери, Красная армия до сих пор не сломлена и продолжает яростное сопротивление. Вот в Японии и Турции ситуацию оценивают объективно и вступать в войну с СССР эти страны пока не спешат.

Положив в пепельницу сигарету, которую он так и не закурил, Леман сел за стол и начал набрасывать различные схемы, как лучше передать информацию в НКВД, какие варианты действия есть у Мюллера, и как он может этому противодействовать, не вызывая подозрения. Исписав очередной лист, Вилли внимательно просматривал его и сжигал в пепельнице. Отвлекшись на одну минуту, он нарисовал силуэт тонущего крейсера с Андреевским флагом на мачте, но тут же снова принялся за работу.

* * *

Так получилось, что примерно в это же самое время о Цусимском сражении вспоминал его участник, находившийся на другом конце света.

В маленьком кафе на окраине Токио сидели два человека и беседовали о Русско-японской войне. Посетителей в это время еще не было, и они находились здесь одни. Несколько полицейских и людей в штатском, маячивших у входа, гарантировали, что их никто не побеспокоит. Оба посетителя спокойно пили чай, заваренный в полном соответствии с местными традициями, и не спеша беседовали на английском языке, хотя ни для кого из них он не был родным. Несмотря на то что оба были очень занятыми людьми, но никто не высказывал нетерпения.

Один из собеседников – пожилой низкорослый японец в адмиральском мундире, крепкий на вид и с широкими плечами, говорил на хорошем английском с заметным гарвардским произношением. Он рассказывал о Цусимском сражении, в котором потерял два пальца на левой руке. Впрочем, это не помешало ему сделать военную карьеру, боевое увечье даже помогало в продвижении по службе.

Второй посетитель, одетый в форму полковника РККА, в основном слушал. Его английский был намного хуже, поэтому, когда он говорил, то старался проговаривать слова медленно и отчетливо.

Адмирал легко согласился с полковником, что у России были хорошие шансы победить в этом сражении, но в том, что итоги войны могли быть другими, он сомневался.

Допив чай, полковник достал несколько карт и схем и перешел к тому, зачем они здесь встретились:

– Господин Ямомото, наша страна не боится Японии, так как в сухопутной войне на континенте вам нас не одолеть, а ваши острова вполне доступны для современной авиации. Но вот если в Азию придут США и построят здесь свои базы, то они станут представлять сильнейшую угрозу для нашей страны. Поэтому мы считаем, что пусть лучше здесь будете вы, чем американцы.

Предварив таким образом свое выступление, полковник Гущенко, военный атташе посольства СССР в Японии, отодвинул пустые чашки на край стола и стал раскладывать карты. При этом он рассуждал как бы сам с собой:

– В вашем правительстве большинство людей уже понимает, что воевать вам придется не с нами, а с Америкой. Допустим, три дня назад у вас прошла штабная игра, имитирующая атаку на Оаху. – Адмирал смотрел на полковника не моргая, но его губы плотно сжались. Сам факт игры, а тем более ее содержание, являлся большой тайной. – Скорее всего, по итогам операции посредники засчитают вам потерю двух авианосцев и не менее половины самолетов. Но это перестраховка, так как американцы абсолютно уверены, что их база неуязвима, и не готовятся к обороне. Давайте с вами обсудим, можно ли повысить эффективность данного мероприятия. Разумеется, чисто теоретически.

Гущенко протянул один из рисунков.

– Посмотрите, господин адмирал. Чтобы использовать торпеды в мелководной гавани Перл-Харбора, достаточно приделать вот такие деревянные стабилизаторы. Эта идея очевидна, но вам пришлось бы потратить несколько недель, чтобы довести ее до ума.

Ямомото с интересом посмотрел на чертеж деревянных плавников и предполагаемую траекторию движения торпеды в воде.

– Очень любопытно, господин полковник. Надо будет это проверить. Разумеется, из чисто академического интереса.

– На проверку потребуется не больше пары дней. Другая идея, также лежащая на поверхности, это использовать вместо бомб 406-миллиметровые снаряды с приваренными авиационными стабилизаторами. Что касается маленьких подводных лодок типа I-24, то, несомненно, вас будут настойчиво уговаривать разрешить им принять участие в атаке на гавань. Но ни в коем случае нельзя поддаваться на эти уговоры. Вы прекрасно понимаете, что пользу эти «трубы» принести не в состоянии, зато их вполне вероятно смогут обнаружить, ведь им нужно подойти к острову заблаговременно. А в этом случае исчезнет фактор внезапности, что поставит под угрозу всю операцию.

– Господин полковник, если бы мне действительно пришлось планировать атаку на Оаху, и если бы у меня были такие мини-субмарины, то я, разумеется, не стал бы их использовать, – уверенно заявил адмирал[16].

– Теперь рассмотрим фактор времени, – продолжал Гущенко. – Разумеется, нападение должно произойти в воскресенье. Но хочу обратить ваше внимание, господин адмирал, что вы запланируете атаку на раннее утро, не так ли?

– Если бы я планировал подобную операцию, то конечно же да. Если авианосцы пройдут последнюю часть пути ночью, а самолеты вылетят затемно, то будет меньше вероятность, что нас обнаружат. К тому же перед утренним построением американцы откроют все водонепроницаемые двери и люки.

– К северу от Оаху американские самолеты патрулировать акваторию не будут, так что обнаружения противником можно не опасаться, а тем более по выходным. И еще один момент. Большинство офицеров покинет свои корабли и казармы еще с вечера, но простых солдат и моряков отпустят в увольнительную только с утра, после построения. Поэтому надо дать им время, чтобы покинуть расположение своих частей и уехать в Гонолулу. Тогда они не успеют вовремя добежать до боевых постов.

– Возможно, вы правы, полковник, но это трудная дилемма, и ее надо тщательно обдумать.

– Еще обратите внимание на то, что большинство бомбардировщиков у вас не радиофицировано. Мы сталкиваемся с такой же проблемой, поэтому могу вам кое-что посоветовать.

– Я весь внимание, – совершенно искренне заинтересовался Ямомото.

– Лично проконтролируйте, какие сигналы предусмотрены для самолетов. В противном случае может получиться так, что, к примеру, одна ракета черного цвета обозначает «действуем по плану № 1», а две точно таких же ракеты означают «действуем по плану № 2». Часть летчиков заметит только один сигнал, часть увидит обе ракеты, и в результате получится полный хаос.

– Вы опять правы, – признал адмирал, – такое вполне возможно.

– Теперь давайте посмотрим, какие приоритетные цели имеются на острове. Хотя на Оаху живет несколько десятков тысяч подданных Японии, и у вас нет недостатка в информаторах, но перед ними ставят задачи по разведке флота и портовых сооружений. Между тем нужно еще обратить внимание на топливные хранилища и аэродромы. Вот посмотрите на карте: на северной оконечности острова у американцев появился новый аэродром Халеива, а ваша разведка о нем, возможно, еще не знает.

Гущенко высказал еще несколько соображений по распределению приоритетов целей и ответил на осторожные вопросы, высказанные в завуалированной форме. Затем, отодвинув карту Гавайев, полковник достал другую и развернул ее перед адмиралом:

– Чтобы усилить эффект от разгрома на Тихом океане, желательно дополнить его выводом из строя Панамского канала.

– Я думал об этом, но у нас нет такой возможности. Даже до Гавайского архипелага авианосцам будет нелегко добраться незамеченными.

– Разумеется, движение в этом районе оживленное, да и расстояние от ваших баз слишком велико. Единственный вариант, это применить гражданские суда, начиненные взрывчаткой, и использовать местных патриотов, готовых совершить диверсию против САСШ.

– Но если бы мы и приняли такое решение, то на это уйдет много времени. Вряд ли у нас имеется много агентов в Панаме, а внедриться туда японцам значительно сложнее, чем вам, европейцам.

– Зато у нас там много друзей и просто сочувствующих. Подготовить операцию за пару месяцев не составит труда. Проблема в том, что сразу после начала войны американцы усилят бдительность. Поэтому давайте представим себе, что какая-нибудь японская радиостанция передает определенный сигнал. Совершенно случайно после этого сигнала будет произведено несколько диверсий на канале. Естественно, вся вина будет возложена на Японию, но после атаки Оаху это вас уже не будет волновать. Если операции на Гавайях и в Панаме совпадут по времени, то это даст вам сразу два козыря – военный и политический.

– Хорошо, господин полковник. – Адмирал достал записную книжку, чиркнул в ней карандашом и, вырвав листок, протянул его Гущенко.

– Кстати, о радиопереговорах, – как бы невзначай вспомнил атташе. – Германия вас уже информировала, что американцы читают многие ваши шифры, в том числе дипломатический, который они называют «пурпурным». Самое плохое то, что они их не украли, а расшифровали самостоятельно. Поэтому в случае замены шифра на аналогичный по структуре, на его раскодировку уйдет не больше нескольких недель. Вы можете мне не верить, но все-таки, если придется посылать вашему послу в Вашингтоне сообщение о начале войны, то делайте это курьером. А еще лучше пришлите ему несколько конвертов с разными вариантами и просто сообщайте, какой из них вскрыть.

– Весьма разумный совет, – благодарно наклонил голову Ямомото. – Даже если в министерстве иностранных дел к нему не прислушаются, то мы сможем настоять на своем.

– А теперь самое главное. Я не сомневаюсь, что у вас все получится, но есть одно обстоятельство, которое может поставить под угрозу все достигнутые вами результаты.

Адмирал вопросительно поднял брови:

– Честно говоря, полковник, я думал, что вы уже не сможете меня удивить.

– Как вы уже понимаете, основой флота в современной войне будут являться не линкоры, а авианосцы. Разработка вашей операции, в которой они являются главной ударной силой, только подтверждает это. Естественно, основной целью атаки Перл-Харбора в первую очередь также должны стать авианосцы. Но в конце ноября – начале декабря «Энтерпрайз» и «Лексингтон» будут направлены на спецзадания. Им предстоит доставить истребители для поддержки гарнизонов на удаленных островах. Последнее воскресенье, когда они оба еще останутся в гавани, это 23 ноября. Опоздание на две недели означает, что авианосцы уцелеют.

– Значит, у нас только два месяца? – задумчиво переспросил Ямомото. – Этого времени может не хватить для подготовки.

– Хватит, господин адмирал, – заверил полковник. – Мы все просчитали. Поймите, дело вовсе не в том, чтобы втянуть вас в войну чуть раньше. Ваша армейская разведка уже должна знать, что мы начали перебрасывать дивизии из Сибири. До весны Квантунская армия против нас уже не выступит из-за распутицы, и нам все равно, начнете вы войну в ноябре или декабре.

– Действительно, – согласился адмирал, – мы в курсе, что вы переправляете дивизии на запад. Есть один человек, который может воспрепятствовать подготовке.

– Принц Коноэ. – Полковник не спрашивал, а утверждал. – Только вам вовсе не нужно его убивать, а то я слышал, на него готовится покушение. Через неделю Рузвельт официально отклонит предложение Коноэ о встрече. Это покажет несостоятельность политики его кабинета, и военный министр Тодзио сможет вынудить премьер-министра уйти в отставку. Больше препятствий на вашем пути не останется.

Когда все вопросы обсудили, советский атташе еще раз смог удивить адмирала:

– Если Япония все-таки проиграет войну, то на суде вы сможете заявить, что передавали через меня предупреждение о начале войны.

– Но… – голос Ямомото чуть дрогнул. – Американцы же не узнают о… наших приготовлениях?

– Разумеется, нет, – улыбнулся Гущенко. – Мы лишь туманно намекнем им о японской угрозе, но сделаем это так, что нам не поверят.

* * *

Два дня наш батальон отдыхал и приводил себя в порядок. Все три роты и штаб расположились в окрестных рощицах, где можно было не опасаться бомбежек. Дел у нас хватало. Теперь личный состав почти наполовину состоял из новичков, прибывших перед наступлением или освобожденных из плена. Командирам взводов нужно было успеть познакомиться со всеми, оценить их умения и научить пользоваться трофейными пулеметами, которых у нас скопилось очень много. По моему требованию каждый боец должен был уметь стрелять из пулемета, чтобы даже после выхода из строя большинства солдат огневая мощь роты оставалась высокой. Боеприпасов у нас хватало с избытком, так что старшина щедрой рукой выделил всем по сотне немецких патронов для боевой подготовки.

Все чувствовали, что спокойная жизнь продлится недолго, и спешили овладеть новым оружием. По этой же причине я категорически отказался отпустить бойцов собирать трофеи, оставшиеся после ночного обстрела немецкой дивизии. Впрочем, вскоре мне пришло в голову, что вид многочисленных трупов фашистских солдат должен сильно подбодрить наших бойцов. К тому же я сам недавно обещал освобожденным пленным, что их ждут горы трофеев.

И действительно, когда новички вернулись, вид у них был самый победный. Повозки, которые рачительный Свиридов выделил для сбора имущества, были нагружены так, что колеса жалобно скрипели, грозя сломаться. А ведь они еще не проверяли содержимое уцелевших машин, так как по инструкции их сначала должны исследовать саперы.

К моему удивлению, наша трофейная команда проигнорировала золотые и серебряные вещи, которых наверняка было много у погибших немцев, и помимо оружия собирала только то, что представляло ценность на войне: часы, бинокли, зажигалки, фляжки, котелки.

К 24 сентября начальное обучение закончилось. Рота уже представляла собой сплоченное подразделение, спаянное общими победами. Каждый боец знал, кто должен принять командование, если с командиром взвода или отделения что-нибудь случится.

С раннего утра сержанты в очередной раз гоняли бойцов, заставляя помногу раз заряжать и разряжать МГ. Стрелять из него, пусть и не очень метко, уже могли все, а вот умение вставлять ленту так, чтобы ее не перекосило, было большим искусством.

Налетов мы уже практически не опасались, потому что великие дела творились не здесь. Канонада, часто раздававшаяся на западе, была далеко и постепенно удалялась все дальше. Так что мы уже начинали чувствовать себя как в тылу. Поезда, сначала ходившие мимо станции только ночью, теперь осмеливались захватывать и утренние часы.

Было ясно, что нас вскоре снова пошлют на передовую, чтобы заменить части, ведущие бои. И действительно, солнце еще не успело подняться, как часовой, удобно устроившийся на дереве, крикнул мне, что видит машину комполка.

Я зашагал к лесочку, в котором находился штаб нашего батальона. Охрана, как и положено, спросила у меня пароль, прежде чем пропустить. Вид у бойцов, как стоящих на посту, так и приехавших с Козловым, был растерянным. И было отчего. Из штабной палатки слышались громкие крики ругающихся комбата и комполка, так что заходить туда я не спешил. Капитан ругался более интеллигентно, а старлей не стесняясь в выражениях. Прислушавшись, я понял, что ругают они не друг друга, а неведомое командование, отличающееся отменной тупостью и зловредностью.

Наконец, крики прекратились, капитан Козлов выскочил наружу и, быстро ответив на мое приветствие, запрыгнул в машину, тут же умчавшую его обратно. Подождав минутку, чтобы комбат остыл, я осмелился зайти внутрь.

– Ты представляешь, что они там еще придумали? – сразу закричал он мне, не дав поздороваться. – Нам опять пришлют пополнение перед самым началом операции.

– Опять? – поразился я.

– Да, ни одного дня не дали! Ну разве ж так делается? Ведь второй раз подряд такая петрушка получается. Командиры и красноармейцы даже познакомиться не успевают, а их уже вместе в бой посылают.

Остановившись на секунду, чтобы перевести дыхание, Иванов положил руку мне на плечо и доверительно прошептал:

– Сашка, сделай доброе дело, попроси особиста дивизии найти разгильдяев, которые ничего не могут толком спланировать.

– Сергей, – попробовал я успокоить комбата, – ты же знаешь, что ни у командира дивизии, ни даже у командарма резервов нет. Все маршевые роты, которые сюда присылают, сразу же распределяют по полкам, без задержки. Если так совпало, что пополнение пришло перед началом новой операции, то у нас есть выбор – принять его сейчас или потом.

– Ну как же потом, – обиделся Иванов, – у нас людей некомплект. Уж лучше такое пополнение, чем никакого.

– Ну вот видишь, так оно и получается. Слушай, Сергей, а нам командиров не добавят? У меня в роте взводы наполовину укомплектованы, по нашим временам считай роскошь, так хотя бы одного младшего лейтенанта дали.

– А может еще лучше лейтенанта, – с неприкрытым сарказмом предложил Иванов, – да еще с опытом боевых действий?

– Конечно лучше, – обрадовался я, не сообразив сразу, что это такая ирония. – Заодно он помог бы мне ротой командовать, а то сам знаешь, опыта у меня нет.

– А я до сих пор только взводом командовал, а сейчас у меня батальон – взорвался Сергей. – У меня, что ли, опыт есть? Пока мы в обороне стояли, а людей в батальоне было только на одну роту, я еще кое-как справлялся. А теперь что мне делать?

– Выпить с горя и продолжать работать, – настала моя очередь иронизировать.

– Ну что же, не я это предложил. – Настроение комбата сразу повысилось. – И не все так уж плохо, – добавил Сергей, налив в кружки спирта на два пальца и, против обыкновения, щедро разбавив водой. – На самом деле младлей у тебя будет, я его уже в списки занес. И двадцать человек пополнения. Но самое главное, у меня теперь появилась целая батарея сорокапяток с полным штатом обслуги. Ну, за Победу.

– За нее, долгожданную. – Закусив корочкой темного хлеба, я поинтересовался: – А откуда пополнение?

– Как обычно, с бору по сосенке. Кто-то из госпиталя, кто-то из новобранцев. – С сожалением убрав со стола флягу, Сергей заменил ее картой. – А теперь ставлю боевую задачу. Пока мы тут прохлаждались, наши войска прошли вперед на двадцать пять – тридцать километров. Нам надо передислоцироваться в поселок Мартисово, получить там пополнение и в течение суток овладеть городом Торопец.

Я прикинул расстояние на карте:

– До него тридцать пять километров по прямой, а дороги так петляют, что и пятьдесят наберется. Грузовики-то нам дадут?

– Нет, их забрали для эвакуации населения. Но повозок наберется достаточно, чтобы посадить половину личного состава. Бойцы будут ехать по очереди, так что сильно не устанут. Ничего страшного, здесь все знают, что такое прошагать пешком полсотни километров в день, да еще по грязи и под дождем. А тут с телегами и по хорошей погоде. Кстати, лично для тебя я даже выделил верховую лошадь.

– Все равно подойдем к городу только к вечеру. А нам еще надо разведать местность. С какой стороны мы должны наступать?

– Пока неизвестно.

– То есть как это неизвестно? – поразился я. – Нам же должны указать исходные позиции и направление наступления. Разведку хотя бы там провели? Сколько там врагов, где огневые точки, есть ли у противника резервы?

– Дело в том, что по плану наши войска выйдут к Торопцу только к середине дня. Они проведут разведку боем и выяснят организацию обороны противника. А на штурм предстоит идти уже свежим частям, то есть нам.

– Все-таки хотелось бы знать заранее. Мест, где можно идти в наступление, очень мало, вокруг города сплошные озера и болота. Ведь говорил же, говорил, что Торопец пока атаковать не стоит. – То, что это говорилось представителю Ставки, я уточнять не стал.

Наш диалог прервал приход командиров остальных рот, и Сергей вкратце стал обрисовывать ситуацию, на этот раз удержавшись от эмоциональных высказываний.

Моей роте предстояло выступать первой, не дожидаясь остальных. Поэтому я поспешил к своим, готовиться к походу.

Для обучения верховой езде время было не самое подходящее, и лошадку я передал тем, кто умеет ею пользоваться.

Путь прошел на редкость спокойно. Несколько раз мы видели вдалеке вражеские самолеты и даже прятались в придорожных кустах, не забыв направить в небо все стволы, которые у нас имелись. Но на этот раз они летели куда-то в другое место, и для нас всё обошлось.

Попетляв по дороге, к одиннадцати утра мы уже въезжали в Мартисово. У въезда в поселок стояла пушечка, открыто торчавшая на виду. Рядом с ней никого не было, кроме степенно расхаживающего часового. Естественно, я поинтересовался, кто распорядился так открыто расположить артиллерийские позиции. Но в ответ на мою резкую критику боец ответил, что орудие неисправно, и его выставили, чтобы ввести противника в заблуждение. Присмотревшись, я действительно заметил среди фруктовых деревьев характерный тонкий ствол противотанковой пушки. А чуть подальше еще один.

Место встречи с нашим пополнением нам заранее назначили у станции. Здание вокзала было видно издалека, так что искать его нам не пришлось. Опасаясь авианалетов, я приказал солдатам рассредоточиться по окрестным садам, а повозки направил обратно, навстречу другим ротам. Пусть ребята из нашего батальона немного проедут с комфортом. Ноги-то не казенные, а путь им предстоит еще неблизкий.

Искать пополнение мне не пришлось, так как младший лейтенант нашел меня первым.

– Товарищ старший лейтенант, разрешите обратиться. Младший лейтенант Кукушкин для выполнения боевого задания прибыл.

Я оценивающе оглядел его. Форма новая, возраст – не больше девятнадцати лет. Видимо, только что из училища. Но решительное выражение лица и значок ворошиловского стрелка говорили в его пользу.

– Ну что же, добро пожаловать к нам в роту.

Младлей скосил глаза в сторону и, наклонившись ко мне, заговорщицки прошептал:

– Товарищ командир, я знаю вашего ординарца. Он никакой не красноармеец, а сержант госбезопасности.

– Благодарю вас за наблюдательность. А кто он такой, я конечно же в курсе.

Задумавшись на минуту, как это лучше объяснить, я решил, что все можно свалить на происки диверсантов.

– Видите ли, лейтенант, наше наступление очень не нравится немцам. Они еще к такому не привыкли. Сил у них здесь маловато, чтобы нас остановить, поэтому фрицы пытаются пакостить нам разными способами. Догадываетесь, какими?

– Забрасывают к нам диверсантов и шпионов, – отчеканил лейтенант.

– Совершенно верно. Расспросите сегодня бойцов, они расскажут вам, что пару дней назад мы поймали несколько шпионов. Вернее, поймали не всех, один ушел. Так что для госбезопасности работы тут еще хватит. О том, кто такой Авдеев, знают только особисты и непосредственное начальство, так что никому ни слова. Теперь давайте подумаем, назначить вас моим замом или же командиром взвода.

– У меня еще опыта нет, товарищ старший лейтенант. Я только взводом могу командовать.

– Ладно, согласен. Вы своих бойцов давно знаете?

– Никак нет, нас только сегодня утром выгрузили на станции и распределили по полкам.

– Очень хорошо, тогда нет необходимости формировать отдельный взвод. Стройте своих орлов.

Вызвав взводных, я познакомил их друг с другом.

– Командир первого взвода и по совместительству и.о. моего зама – старшина Свиридов. Командир второго взвода – младший сержант Стрелин. А это теперь командир третьего взвода – младший лейтенант Кукушкин. Распределяйте пополнение, кому кто нравится. Кто начнет?

Все трое смущенно молчали. Старшина и сержант не хотели лезть вперед старшего по званию, а младлей чувствовал себя новичком среди опытных фронтовиков.

– Ну, тогда начинайте вы, лейтенант. А оружие красноармейцам еще не выдали?

– Нам объяснили, что в той части, куда нас направили, оружия достаточно.

– Вот жуки, – не выдержал старшина. – Положено, значит, надо выдать, вон как тем, – и Свиридов махнул рукой в сторону грузовика, с которого раздавали винтовки солдатам.

Но винтовок и автоматов у нас действительно хватало, так что скоро все новобранцы были вооружены и обеспечены боеприпасами.

Комбат еще не прибыл в село, поэтому, прихватив ординарца, я отправился в комендатуру, чтобы узнать, как обстоят дела. Узнав, из какой я дивизии, военный комендант поселка подсказал мне, где находится наш штаб. В указанном доме Кончица еще не было, только суетились хозяйственный взвод и связисты. Но вскоре прибежал взмыленный адъютант комдива. Он сразу узнал меня, хотя до этого видел только один раз, и, отложив все дела, начал разъяснять мне текущую обстановку.

Капитан Колесов, так звали адъютанта, отмел мои сомнения по поводу целесообразности штурма Торопца. В городе находятся товарная станция и большое количество складов с продовольствием и оружием. Кроме того, там сходится несколько важных дорог. Поэтому, если Торопец не захватить, то он станет для немцев очень важной базой, опираясь на которую, они смогут ударить нам в тыл. Конечно, условия для наступления здесь действительно достаточно тяжелые, но противник не ожидал нападения с этой стороны, поэтому сил у него здесь немного. Отсюда следует вывод о том, что городом нужно овладеть как можно скорее, чтобы противник не перебросил сюда подкрепления.

На мои рекомендации перерезать железную дорогу к западу от Торопца, Колесов заверил, что совершенно случайно командарм тоже до этого додумался. В этом районе действует несколько отрядов партизан, сформированных из работников НКВД. С ними удалось связаться и передать взрывчатку. Этой ночью партизаны смогли взорвать несколько мостиков через небольшие речушки, которых тут было в изобилии. В результате движение по железной дороге и по шоссе остановлено по крайней мере на сутки.

Капитан, скорее всего, получил особые указания на мой счет, так как терпеливо мне все разжевывал, хотя у него и своих дел было по горло. В конце концов, мне пришлось согласиться, что Торопец нужно штурмовать сегодня же.

Ситуация на фронте в настоящий момент была следующая. Те части, которые уже подошли к городу, больших потерь пока не понесли, но нуждаются в отдыхе и пополнении боеприпасов. Поэтому основная роль отводится нашей дивизии, последние два дня стоявшей на второй линии. Наш 215-й полк должен будет овладеть северной окраиной Торопца и захватить станцию. Распределение позиций по батальонам еще не закончено. Штаб полка сейчас должен находиться в селе Василево, это примерно в шести километрах к северо-востоку от города. Когда мы туда прибудем, то получим точные указания.

Пользуясь расположением адъютанта, я решил заодно выяснить у него, нельзя ли выбить рацию для каждой роты. Но тут меня ждало разочарование. Хотя за последние дни в руки наших трофейщиков попало немало исправных немецких радиостанций, но большую часть из них без всяких объяснений забрал особый отдел.

Зачем они могли понадобиться, я догадывался – чтобы имитировать радиопереговоры фиктивной армии. Было бы странно, если бы ее «бумажные» дивизии вдруг появились из ниоткуда. Виртуальные части и подразделения должны постепенно продвигаться от одного населенного пункта к другому, не спеша накапливаясь у места сосредоточивания. Разведка у немцев после недавнего разгрома ничего толком выяснить не сможет, и ложные сообщения, передаваемые по рациям, заставят ее поверить в существование новой армии. Правда, еще остается авиация, но сейчас все наши войска находится в постоянном движении. По дорогам все время идут колонны техники и людей, так что с воздуха невозможно разобрать, где какие части у нас находятся. К тому же, пока не опала листва с деревьев, в здешних лесах можно легко спрятать хоть десять дивизий. Так что даже если немецкие летчики не найдут наши виртуальные войска, это не должно их удивлять.

Увидев, что я задумался, добрейший капитан решил, что это от огорчения, и для утешения подкинул мне маленький бонус.

– У нас здесь в хозчасти хранится много трофеев, если хотите, возьмете все, что нужно.

После долгого похода бойцам полагался минимум часовой отдых, так что время у меня пока было. К тому же какой мужчина откажется покопаться в груде разнообразного оружия. Схватив пропуск, который мне выписал адъютант, я послал Авдеева за бойцами, а сам бегом направился в указанном направлении.

Хозчасть находилась в большом подвале под каким-то административным зданием. Войдя туда, я сразу остановился как вкопанный. У меня просто глаза разбежались от лежащих на стеллажах и небрежно сваленных в кучи образцов всевозможного оружия, длинных рядов ящиков и каких-то непонятных коробок.

В моей роте автоматического оружия имелось пока достаточно, но у соседей ситуация с вооружением все-таки похуже. Поэтому я отобрал для них немного пулеметов и автоматов. Пока солдаты, обслуживающие склад, с трудом перетаскивали это «немного» к выходу, я зарылся в сокровища, как Али-Баба в пещере разбойников.

В принципе, мне ничего особенно не было нужно. Боеприпасов у нас и так столько, сколько могут увезти повозки. Но покопаться все равно стоило. И действительно, время от времени мне попадались действительно полезные вещи. Очень ценной находкой оказались несколько винтовок с оптическим прицелом. Маскировочная сеть тоже лишней никогда не бывает. Стереотруба нужна для измерения дальности. Сначала я предложу ее нашим артиллеристам, а если у них такой прибор уже есть, то оставлю ее себе. Вот несколько коробок с осветительными ракетами. Берем их все, уж слишком часто приходится вести бой ночью. Рядом лежат какие-то непонятные кастрюли, которые меня сразу заинтересовали. Сняв с одной из них крышку, я обнаружил под ней промежуточная крышку с отверстиями и торчащую посередине трубку. Это устройство похоже на дымовую шашку. Немцам она не понадобилась, а вот нам очень даже может пригодиться.

А вот в темном углу лежит какой-то ящик. Заглянув внутрь, я обнаружил в нем странное устройство, имевшее кнопки, как у печатной машинки, только тут их было целых два комплекта. Заметив, что боковая крышка тоже открывается, я откинул ее и увидел непонятные разъемы и провода. Недоуменно рассматривая этот артефакт, я задумался, что же это такое может быть. Но после осмотра на свету стало ясно, что это «Энигма». Та самая шифровальная машинка, которую так стараются добыть американцы в своих фильмах.

Интересно, откуда она взялась? Вроде бы «Энигмы» полагались только шифровальным отделам дивизионного уровня. Но когда наша артиллерия уничтожила штаб 102-й дивизии, там ничего похожего не нашли. Взрывы снарядов или уничтожили ее, или засыпали землей. Ну а эта машинка, которой посчастливилось уцелеть, скорее всего, находилась в штабном автобусе, попавшем под обстрел.

Вызвав старшину, заведовавшего всем этим богатством, я страшным шепотом приказал ему сейчас же спрятать от посторонних глаз это секретное устройство и отдать его только лично в руки особисту дивизии.

Дальнейший осмотр склада выявил наличие немецких противотанковых ружей. Прикинув, сколько к ним имеется патронов, я решил взять для батальона штук семь.

Старшина, после того как узнал, что за ценную находку ему светит как минимум медаль, проникнулся ко мне глубокой симпатией. Он достал свой гроссбух и объяснил мне, какие ружья как называются и где изготовлены.

Наиболее многочисленные ПТР, как я и предполагал, были немецкими. Они назывались PZB-39. Конечно, это ружьишко дрянное, и для борьбы с танками оно не годится. Слишком маленький калибр позволяет пробивать броню только у легкой техники, да и то на небольшом расстоянии. Даже прицельная дальность у него составляет всего четыреста метров. Но советские ПТР только начинают производить, и когда их нам пришлют, неизвестно. А на безрыбье, как известно, и рак рыба.

Еще в наличии были польские UR. Хитрые ляхи обозвали их так, чтобы создать впечатление о том, что они предназначены исключительно на экспорт в Уругвай. Но габариты у этого ружья слишком большие, к тому же я не был уверен в том, что немецкие патроны к нему подойдут. А вот чешскую MSS я забрал с удовольствием. Сделанная по схеме Булл-Ап, она выглядела футуристично, а главное, была короче немецкой сантиметров на сорок.

Нагрузив своих бойцов оружием, я без особой надежды поинтересовался у старшины, можно ли где-нибудь раздобыть зимнюю одежду на сотню человек. У меня появилась кое-какая задумка, которую хотелось испробовать. К счастью, оказалось, что этой ночью пришел эшелон с различной амуницией, и среди комплектов обмундирования были и теплые вещи. За ними мне пришлось идти в другой подвал. Бумажка, написанная адъютантом комдива, и здесь оказала волшебное действие. Я взял сто штук телогреек, ватных штанов и недавно появившиеся в армии шапки-ушанки. Кладовщик заодно хотел мне всучить валенки и шерстяные носки, но это в мои планы пока не входило.

Бойцы, увидев, что я для них взял, немного оторопели. Даже без прогнозов погоды было очевидно, что как минимум пару недель будет достаточно тепло.

– Неужели нас отправляют в партизаны? – недоуменно спросил кто-то из молодых бойцов.

– Куда надо, туда и отправят, – сердито перебил его сержант. – Бери, запас карман не тянет. Скоро по ночам холодать будет, а на передовой вещевых складов не бывает.

Запасшись всем необходимым, я отправился искать комбата, который уже должен был подъехать. Хотя у него и имелась рация, но секретные сведения по ней вряд ли сообщали, так что я смогу первым рассказать ему последние новости.

Выслушав мой доклад, Сергей приказал поднимать бойцов и выдвигаться к селу Василево, не дожидаясь, пока другие роты отдохнут. Я был с ним полностью согласен. Действительно, сейчас каждый час на счету.

Уже выходя из поселка, я вспомнил, что хорошо бы иметь при себе немного бензина или солярки. И костер можно быстро развести, и дымовую завесу устроить, а если понадобится, то и вражеский дзот запалить. Но волновался я напрасно. Сержант Стрелин, к которому я обратился с такой просьбой, заявил, что у его «пожарной команды» теперь всегда наготове заполненные канистры.

Еще меня волновал вопрос о распределении снайперских винтовок. Всех лучших стрелков мы назначили пулеметчиками, а давать снайпер-ку новичкам не очень хотелось. В конце концов, я взвалил проблему на взводных. Они должны лучше меня знать способности своих подчиненных. Раздав им по одной винтовке, четвертую я вручил Авдееву. Правда, у него уже есть автомат, но ничего страшного. Чем больше у него оружия, тем лучше он сможет выполнить приказ по охране бесценного объекта, то есть меня.

В Василево нас встретил комполка. Личному составу, уставшему после трехчасового перехода, он дал полчаса отдыха, а меня повел в свой штаб, по пути объясняя цели предстоящего наступления. Атаковать Торопец в лоб было нежелательно, так как немцы успели укрепиться на мостах через реку Торопа. Поэтому нам придется обойти с севера озеро Яссы, пройти через Лужи, где, по данным нашей разведки, врагов уже не осталось, и занять Городок. Когда мы дошли до штаба и я смог рассмотреть карту, оказалось, что «Лужи» и «Городок» это названия местных сел.

Батарея сорокапяток, которую нам обещали в поддержку, уже ждала здесь и была готова выступать. К ней прилагался корректировщик вместе с рацией, так что теперь мы сможем поддерживать связь и с комбатом, и со штабом полка. Как я и надеялся, представителем артиллерии был Гусев, с которым мы уже успели сдружиться.

Рука лейтенанта была перевязана, зато на груди сверкал новенький орден Красной Звезды и еще медаль «За отвагу», которых раньше не было. Радиостанцию, которой он так гордился, заменила новая – тоже Torn, но другой модели. Поговорить с ним я смог, только когда рота опять двинулась в путь. Расположившись с комфортом в небольшой бричке, мы поделились последними новостями.

Как я и предполагал, орден Гусеву дали за уничтожение вражеского штаба дивизии, а медаль за разгром колонны. Такая оперативность нас немного удивляла, но если учесть, что подобные успехи на фронте сейчас большая редкость, то понятно внимание, которое уделили герою этих операций.

Когда я выразил обеспокоенность за судьбы наградных списков на мою роту, лейтенант меня успокоил. Комбриг Кончиц, который лично награждал артиллеристов, рассказал им по секрету, что у пехотинцев наградных листов очень много, поэтому им придется подождать, пока их все оформят.

В Лужах нас уже ждали несколько разведчиков, следивших за ситуацией. По их словам, в Городке немцев было всего человек тридцать-сорок при одном орудии. Изучив обстановку, Гусев заявил, что такую позицию лучше обстрелять гаубицами, и, прихватив рацию отправился с разведчиками в поисках высокого дерева, где-нибудь в километре от вражеских позиция. Как он меня заверил, маленькая царапина на руке не помешает ему опять залезть на самую вершину, откуда всё будет видно.

Я тем временем составлял план атаки. Особо мудрствовать тут не приходилось. Слева от нас берег озера, справа большое болото. Промежуток между ними был примерно метров пятьсот. Отойти далеко от дороги в этой заболоченной местности было нельзя, и приходилось атаковать прямо в лоб, а значит, вся надежда возлагалась на огневую мощь.

Исходный рубеж для атаки я назначил у бутылочного горлышка, начинавшегося между двумя болотами. Бойцам заранее приказал натянуть ватники, а под каски надеть шапки, и теперь даже стоя на месте, они обливались потом. Что будет, если придется бежать, лучше даже не думать. Но зато толстая ватная одежда может останавливать маленькие осколки, пули МП-40 на большом расстоянии, а также помогает смягчать ударную волну от взрывов мин и гранат. Так что действительно лучше семь раз покрыться потом, чем один раз инеем.

Я надеялся, что наши передвижения останутся незамеченными, так как мы старались двигаться среди кустов и деревьев. Густые заросли заканчивались метрах в пятистах от села. Там, среди крайних деревьев, я и решил установить пулеметы и ротные минометы. Конечно, нежелательно устанавливать минометы прямо на передовой, но стрелять из них в лесу нельзя, так как мина может попасть в ветку и детонировать прямо над головой расчета. Оставить же их на открытой местности позади нас не позволяла дальность выстрела, составлявшая восемьсот метров.

По договоренности с Гусевым артиллеристы начнут огонь через пять минут после того, как мы подойдем к выбранной позиции. Как он и обещал, гаубичный полк помог нам, сделав пару шестиорудийных залпов. Я уже довольно уверенно мог сказать, что работали 105-миллиметровые трофейные гаубицы. Свою задачу они выполнили. После первого залпа, разметавшего всю маскировку, стала видна немецкая пушечка, до этого тщательно укрытая ветками. Второй залп подбросил ее в воздух. В бинокль было видно, как от нее отлетели колесо и какие-то детали.

Чтобы раскрыть позиции немцев, я приказал начать обстрел из минометов и нескольких пулеметов. Немцы клюнули на эту нехитрую уловку и принялись усердно палить в ответ. Ну, а как только вражеские стрелки обнаружили себя, я разрешил стрелять всем, кто видит цель.

Сорокапятки из батареи поддержки тоже не оставили немцев без своего внимания. Я уже имел возможность убедиться в профессионализме Гусева, и сейчас он тоже не подкачал. Артиллерийский огонь, который корректировал лейтенант, был точным и очень эффективным.

Вот теперь настало время для наступления. Как правильно нужно действовать, если немцы не захотят покинуть деревню, я не знал, но в принципе ситуация не оставляла мне выбора. Сидя в зарослях, можно спокойно обстреливать окраину села, но чтобы занять его целиком, нам все же придется идти в атаку. Для этого я выделил два взвода – второй и третий. Они должны были идти вперед справа и слева от дороги, а затем, обогнув село с двух сторон, взять врага в кольцо. Первый взвод и все тяжелое вооружение оставались со мной в качестве резерва. Имея большое количество автоматов и несколько легких чешских пулеметов, атакующие вполне могли выполнить поставленную задачу. А после того, как фашисты оставят окраину села, мы сможем подтянуть туда основные силы и окончательно вытеснить их из Городка.

Чтобы не подставляться под вражеские пули и заодно не перекрывать сектор обстрела наших пулеметов, все расстояние до ближайших строений бойцам предстояло преодолеть ползком. Наиболее трудный участок достался младшему лейтенанту Кукушкину. Он представлял собой узкую полоску земли между болотом и дорогой, упиравшуюся прямо в крайние дома. Тянувшиеся справа низины с жидкой грязью, а местами и с открытой водой, не позволяли провести обходной маневр, и солдатам пришлось залечь. Дальше они смогли двинуться только после интенсивного обстрела немецких позиций из всех видов оружия. Хотя вражеский огонь был достаточно редким, но один из бойцов отстал от остальных. В бинокль я рассмотрел, как, прикрывшись от возможного обстрела небольшой кочкой, он одной рукой неуклюже перебинтовывал себе плечо.

Более успешными были дела у взвода Стрелина, наступавшего на левом фланге. Имея место для маневра, он смог зайти в тыл обороняющимся и огнем полутора десятков автоматов вынудил их оставить свои позиции.

Хотя немцы видели, что на нашей стороне полное преимущество, как численное, так и в вооружении, но будучи очень дисциплинированными солдатами, отступать без приказа не спешили. Они отошли в глубь села и из-за укрытий обстреливали наступающих. Когда я убедился, что все огневые точки с нашей стороны были подавлены, то поднял последний взвод и бойцов с ручными пулеметами. Короткими перебежками мы стали передвигаться к Городку. Наше маленькое наступление прикрывали станковые пулеметы и минометчики. К счастью, стрелять нам больше не пришлось.

Поняв, что окружение неизбежно, немногочисленные враги, оставшиеся в живых, так поспешно ретировались, что даже бросили своих раненых. Впрочем, они физически не могли забрать с собой своих товарищей, так как невредимых солдат у фрицев осталось очень мало. Забравшись на крышу сарая, к которому была приставлена лестница, я рассмотрел в бинокль семь-восемь фигурок, поспешно бегущих по направлению на юг. Рядом грохнул выстрел, заложив мне ухо, и через секунду одна из фигурок споткнулась и, упав, больше не встала. Остальные бросились врассыпную, не остановившись, чтобы помочь раненому. Опустив бинокль, я увидел, что стрелял ординарец, все время следовавший за мной.

– Унтер, – коротко пояснил он, продолжая внимательно рассматривать окрестности через оптический прицел.

– Как же вы это определили на таком расстоянии?

– Он постоянно рукой размахивал и подгонял остальных. Теперь оставшиеся в живых фрицы разбредутся и не станут устраивать нам засаду.

Убедившись, что опасности нет, я начал принимать доклады и подводить итоги боя. Потери, если говорить циничным казенным языком, мы понесли вполне приемлемые. Было ранено два бойца, шедших в атаку, и минометчик. Один из раненых, попавший в засаду в самом конце боя, умер еще до того, как мы смогли донести его до ближайшей избы. Но состояние двух других не внушало опасений. Они были наскоро перевязаны, а дальше ими займется медвзвод, который скоро должен подойти. Убитых и раненых врагов мы нашли больше трех десятков, и это не считая тех, которых разметало прямыми попаданиями снарядов.

Местные жители, вышедшие на улицу, когда стало ясно, что вернулись свои, теперь с интересом рассматривали мое утепленное воинство. Видимо, потом родится легенда о некой Сибирской дивизии, красноармейцы которой спешно прибыли сюда из заснеженной тайги прямо в ватниках и зимних шапках.

Признав командира, ко мне подошел шустрый старичок, несший на плече трофейный карабин, который он успел приватизировать.

– Вы, сынок, надолго сюда пришли, а то может, нам в леса надо уходить?

Обманывать не хотелось, но и секретную информацию о планах командования раскрывать было нельзя, поэтому я ограничился полуправдой:

– Скоро немец перебросит сюда резервы, и здесь начнутся тяжелые бои. Поэтому вас всех постараются эвакуировать.

– А куда, не знаешь ли?

– Наверно, в Горьковскую область. Вот отгоним фашистов подальше на запад, тогда и вернетесь обратно.

– А есть у наших войск чем воевать-то? Вон у вас все винтовки трофейные. – Старичок-то, наверно, не одну войну прошел, в оружии разбирается.

– Не бойся, диду. Мы всю военную промышленность из западных областей смогли эвакуировать. Теперь эти заводы заново построили за Уралом, и они штампуют оружие в огромных количествах. Так что общее наступление не за горами.

– Ох, скорей бы, – вздохнул пенсионер. – Ты видел, что тут эти изверги творят?

– Видел. А вы пока готовьтесь встречать гостей, скоро еще наши подойдут.

После боя я разрешил бойцам снять ватники. Пока моя задумка себя не оправдала, но ведь нам не пришлось попасть под минометный или артиллерийский обстрел. До гранат дело тоже не дошло. Так что я твердо вознамерился и дальше изнурять солдат ненужными, на их взгляд, теплыми вещами.

Связавшись по гусевской рации с комбатом, я доложил ему о выполнении приказа и попросил разрешения продвигаться на юг. Пока немцы не успели подготовиться к обороне, нужно пройти как можно дальше. Основные силы батальона уже были на подходе к Лужам и появятся здесь не позже чем через полчаса, но на всякий случай я оставил в селе один взвод. Мало ли, вдруг из леса неожиданно выскочат немцы и опять займут Городок, пока там никого не будет.

Послав вперед группу разведчиков, усиленную тремя пулеметами, я поручил им разузнать обстановку в Федьково – следующем селе, лежащем на пути в Торопец. Оно располагалось немного в стороне от дороги. Поэтому, в принципе, если войск там много, то можно попробовать просто пройти мимо и двигаться дальше к мостам, которые являются основной целью для нашего батальона. Если гарнизон села попробует атаковать нас, то огневой силы роты вполне хватит, чтобы справиться с ними в открытом поле. Но все-таки желательно немцев из Федьково выбить.

Выслав вперед головной дозор, рота, выстроившись в походную колонну, двинулась на юг. Артиллерийскую батарею мы с Гусевым, посоветовавшись, решили взять с собой. При стрельбе прямой наводкой от маленьких сорокапяток пользы будет намного больше, чем если они попытаются работать с закрытых позиций. Пройдя половину пути, рота остановилась, не доходя до поворота дороги. Небольшой лесок, росший здесь, должен был закрывать нас от вражеских наблюдателей, и мы могли спокойно дождаться разведданных. Кое-какие сведения у меня уже были. Дальше к югу озеро Яссы суживалось, постепенно переходя в реку, и с восточного берега можно было рассмотреть укрепления, которые спешно возводились фрицами весь день. На карте, которую мне дал комполка, были обозначены обнаруженные пулеметные точки. Почти все они направлены на восток, и для нас опасности не представляли.

Информация, принесенная разведчиками, обнадеживала. Правда, это село больше по размерам, чем предыдущее, и гарнизон, который в нем успели расположить немцы, составлял не менее полсотни солдат. Но зато артиллерии нигде не было видно. Как и следовало ожидать, узкий проход между двумя болотцами, прикрывавшими подходы к селу, охранялся блокпостом с пулеметом. Но для нас он особой опасности не представлял.

Получив примерное представление о системе обороны села, уже можно было составить план наступления. Одно отделение с двумя пулеметами я послал в обход болота, находящегося на левом фланге. Оно должно подойти к Федьково с севера и своим огнем отвлечь немцев от направления главного удара. За судьбу бойцов можно было не волноваться. Хотя дальше деревья редели, но для десятка человек укрытий имелось более чем достаточно. Прикрытое с одной стороны озером, а с другой непроходимым болотом с открытой водой, отделение при необходимости сможет выдержать атаку всего немецкого гарнизона.

Тем временем основные силы начнут обстрел с западной стороны. Имея за спиной озеро и атакуемые с двух сторон, немцы обязательно догадаются, что им лучше свалить из села подальше, пока мы не замкнули кольцо окружения. Для этого я любезно оставлю им проход. Конечно, лучше бы не выдавливать противника, а окружить и полностью уничтожить, если он не захочет сдаваться. Но сейчас для нас главная задача – это выиграть время. Мы не можем позволить себе тратить его на осаду небольшого гарнизона. Это все-таки не Троя, и нас ждут дела поважнее.

Бой был достаточно скоротечным. Немцы на блокпосту, получив несколько подарков от минометчиков и артиллеристов, артачиться не стали и тут же слиняли, бросив исправный МГ. А дальше для фрицев начался настоящий праздник.

Откуда-то издалека били наши гаубицы, обрабатывая заранее разведанные дзоты. Отделение, завершившее обход, стреляло, не жалея патронов, пытаясь сымитировать атаку как минимум роты. Батарея сорокапяток и часть пулеметов, которые я оставил рядом с ней, не давали немцам поднять головы. Так как боеприпасы у нас все-таки не резиновые и должны были когда-нибудь закончиться, то мы не стали ждать окончания артподготовки. Бойцы спустились в придорожную канаву и, пригнувшись, гуськом побежали на юг вдоль насыпи, которая здесь достаточно высокая, чтобы за ней можно было укрыться.

На этот раз я шел вместе со всеми, так как обстановка достаточно сложная, и требовалось мое непосредственное участие в руководстве операцией. Через полкилометра мы поравнялись с центром села, и здесь нам пришлось вылезти из канавы. Рассыпавшись цепью, рота короткими перебежками постепенно приближалась к Федьково. Я заранее приказал, чтобы метров за четыреста от возможных оборонительных позиций все перешли на передвижение ползком.

Противник вяло постреливал в нашу сторону, и я уже настроился на оптимистичный лад, но тут раздался один из самых неприятных звуков, который только можно услышать на войне. Это вой летящих мин. Когда смерть падает на тебя сверху, от нее нельзя спрятаться ни в яме, ни в окопе, и для ползущей в открытом поле пехоты минометный обстрел зачастую опаснее пулеметного.

Видимо, минометы были где-то хорошо спрятаны, и разведка не смогла их своевременно обнаружить. Время, проведенное под обстрелом, показалось мне часами. Между грохотом взрывов были слышны крики сержантов, подгонявших бойцов. Я на автомате тоже кричал, чтобы никто не останавливался, это все равно не поможет. Пристрелявшись, минометчики легко накроют неподвижно лежащих солдат, а так у нас будет хоть какой-то шанс.

Еще сильнее, чем свист падающих мин, меня раздражал противный запах тола. До сих пор я относился к едкой вони сгоревшей взрывчатки равнодушно, считая его само собой разумеющимся фоном войны, как, например, зарево пожарищ или вездесущие воронки. Но сейчас, когда несущиеся с неба смертоносные кусочки металла старательно искали меня, а я их не видел, именно тяжелый запах, оставшийся после взрывов, был напоминанием о том, что смерть где-то рядом, что она никуда не делась.

Мы изо всех сил ползли вперед, стремясь уйти из-под обстрела, при этом еле сдерживаясь, чтобы не вскочить и не перейти на бег. Если бы впереди были видны хоть какие-нибудь цели, мы могли бы открыть по ним огонь и выплеснуть напряжение и злость, не имевшие выхода.

Несколько оглушительных громовых раскатов, раздавшихся со стороны домов в полукилометре от нас, заставили всех замереть на несколько секунд. Когда они стихли, зловещий свист больше не повторялся. Как я потом понял, по нам было выпущено не больше двух десятков мин. Едва только Гусев заметил, откуда они летят, гаубичная батарея, которая уже пристрелялась по селу, мгновенно среагировала на его просьбу и сделала удачный залп, заставивший минометы замолчать.

Убедившись, что на нас больше ничего не падает, я оглянулся назад и с облегчением увидел, что пострадало только два человека, и оба они еще живы. Отправив ближайших бойцов на помощь раненым, я осмотрел село. Там начиналось какое-то движение – забегали фигурки в серой форме, проскакала пара всадников, громко затарахтел мотоциклетный двигатель. Общее направление движения немцев было на юг, так что на организацию контратаки это никак не походило. Скорее, напоминало неорганизованное бегство.

Очевидно, что мой план все-таки сработал. Потерявшим свой последний козырь и прижатым к берегу озера фашистам ничего не оставалось, как отходить. Несколько человек смогли спрятаться от своих командиров и теперь, бросив оружие и достав какую-нибудь белую тряпку, выходили с поднятыми руками.

Довольные успешно завершенной операцией бойцы весело переговаривались и смеялись, оглашая окрестности громовыми криками «Ура».

Младлей Кукушкин, который сегодня впервые побывал в бою, прямо светился от счастья. Он подошел ко мне и робко спросил:

– Мы теперь всегда будем так наступать, товарищ старший лейтенант?

– Только если сможем застать противник врасплох и будем обладать преимуществом в огневой мощи. Вот в начале войны немцы именно так и наступали.

– Ну, теперь настала наша очередь, – без тени сомнения заявил Кукушкин.

– Настанет, лейтенант, обязательно настанет. И не только для нашей части, но и для всей Красной армии. Но только не прямо сейчас, а чуть попозже. А пока нас ждет серьезное контрнаступление немцев, к которому они хорошо подготовились.

Впрочем, мы тоже неплохо подготовились, накопив за последние дни не только оружие, но и крупицы опыта. Даже минометный обстрел, под который мы попали, сослужил хорошую службу. Теперь бойцы на личном опыте убедились, что ватная одежда защищает от ударной волны и мелких осколков, даже когда 50-миллиметровая мина взрывается всего в нескольких метрах.

Дальше на юг я наступать не собирался. Там находились хорошо охраняемые автомобильный и железнодорожный мосты, и соваться туда одной ротой довольно неразумно. К тому же все нуждались в отдыхе. Помимо участия в двух боях, бойцы еще проделали с утра путь в полсотни километров, причем половину из них пешком, а другую половину – на обычных телегах, трясущихся на каждой кочке. Поэтому, выставив посты и снова выслав вперед разведку, я разрешил всем отдыхать. Повалившись на землю прямо там, где стояли, солдаты сразу уснули, сжимая во сне оружие.

Наш батальон, подошедший сразу после боя, промаршировал дальше по дороге, не заходя в село. Прибывший посыльный от старшины Свиридова, которого я оставил в Городке, рассказал, что помощь немного задержалась из-за авианалета, под который им не повезло попасть. Особых потерь не было. Два «мессера», которые случайно заметили колонну, сбросили по бомбе и улетели. Но пришлось тратить время на сталкивание с насыпи останков разбитого грузовика и закапывание воронок, так как объехать их не было никакой возможности.

Весь вечер и большую часть ночи мы отдыхали, даже не утруждая себя сбором трофеев. Собрали только бинокли, чтобы они имелись не только у командиров отделений, но еще у всех снайперов и в пулеметных расчетах. Бойцы потихоньку переместились на сеновалы и в дома местных жителей и теперь удобно лежали на сене, а то и на кроватях. Просыпались они только для того, чтобы открыть очередную консервную банку из сухпайка и, не успев доесть, засыпали снова. На грохот боя, доносившийся до нас со стороны Торопца, никто внимания не обращал.