Читать книгу Бульварное чтиво. Повести и рассказы - Александр Казимиров - Страница 32

Серафим Аристархович гулял по безлюдному пляжу, прислушивался к шипению волн и любовался тяжелыми, громоздкими тучами. «Никак, буря надвигается!» – придерживая соломенную шляпу, он собирался покинуть берег, как его внимание привлекла одинокая женская фигура, над которой суматошно кружились чайки. Хищные птицы подлетали к сидящей на гальке женщине и тут же с криком уносились в штормовое небо. Птицы враждовали между собой, возможно, ими управляла ревность.

Урусов решил узнать, что происходит, и ускорил шаг. Подойдя ближе, он оторопел: женщина кормила пернатую братию грудью! Выдавливая струйку молока, она с грустью смотрела на птиц, атакующих ее. Удивление аптекаря сменилось ужасом.

Он хотел незаметно удалиться, но случайно чихнул. Незнакомка вздрогнула, накинула на тело плед, что валялся рядом. Урусов застыл – перед ним сидела Фрося Гудок. Побирушка не выглядела малахольной, взгляд был осмысленным, а лицо ухоженным и весьма симпатичным.

– Что вам угодно? – Глаза женщины сверкали от ярости.

– Извините, мне показалось… – оправдываясь, начал Урусов.

– Вот именно, показалось! – раздражение женщины сменила растерянность. – Простите ради бога, так несуразно вышло! Понимаете, я кормлю нерожденных детей. Вернее, убитых мною. Их души превратились в белых птиц!

Порыв ветра сорвал с Урусова шляпу. Кувыркая и подкидывая, он зашвырнул ее далеко в море.

Волосы аптекаря становились торчком и сразу опадали. Он пытался пригладить их, но тщетно. Серафим Аристархович глядел на женщину. Ее сходство с вокзальной дурочкой заставляло аптекаря чувствовать себя неуютно.

– Я не хотела иметь детей. Считала, что надо пожить для себя. Делала аборты. Недавно в моем сознании укоренилось убеждение, будто убитые по моей воле дети превратились в белых птиц. Считаете меня сумасшедшей? – Она так посмотрела на Урусова, что ему стало неуютно.

– Нет, что вы! – соврал он, стыдливо опуская глаза. – Я, пожалуй, пойду. Сейчас дождь начнется!

Аптекарь ежедневно наблюдал за странной женщиной. Что его тянуло к ней, он и сам не знал. Возможно, красивое тело, а может быть, неподдающаяся объяснению мысль о своей причастности к ее грехам.

Погода в последние дни окончательно испортилась. Все чаще моросил дождь. Отдыхающие разъезжались, покидая Крым. Урусов тоже бы последовал их примеру – необходимые травы были собраны. Более того, он в домашних условиях изготовил новое лекарство от головной боли, но кормящая птиц женщина удерживала его в опустевшем курортном городке. Он ловил себя на мысли, что стал вуайеристом, весьма стыдился этого, но поделать ничего не мог. Как-то, прячась за прибрежными кустами, Урусов привычно вытащил из кармана театральный бинокль и приготовился наблюдать за необычной кормежкой.

В то утро все было не так – природа замерла, словно в предчувствии беды. Серое море, лениво распластавшись до горизонта, не подавало признаков жизни. Одинокая женщина на берегу напрасно ждала птиц. Сложив ладони, она склонила голову. «Никак молится!» – аптекарь наблюдал, как она поднялась и воздела вверх руки. Внезапно ослепительно-голубая молния вонзилась в миниатюрную фигуру, выгнула ее дугой. Громыхнуло так, что Урусов непроизвольно втянул голову в плечи, на мгновение упустив из виду происходящее на берегу. Когда он снова поднес к глазам бинокль, то вздрогнул от изумления – женщина превратилась в огромную чайку, взмахнула крыльями и полетела вдаль.

Серафим Аристархович присел на кровати. Взял со стола пузырек и высыпал на ладонь собственноручно изготовленные пилюли: «Неужели привиделось? Так отчетливо и ярко, будто наяву!»

Аптекарь ломал голову: кому и от чего рекомендовать оригинальное по влиянию на разум средство. По возвращении домой, ему представился удобный случай.