Читать книгу Бульварное чтиво. Повести и рассказы - Александр Казимиров - Страница 37

Волхвы сверились по звездному небу и огляделись. Невдалеке стояла лачуга, окруженная кустами жимолости. Старцы выбились из сил и затеяли спор. Позубоскалив, они подошли к распахнутой настежь двери. Их встретила непроглядная тьма.

– Есть тут кто живой, или мы адресом ошиблись?

В углу послышался шорох, зашипела и вспыхнула спичка. Озарив изможденные лица путников, она тут же погасла.

– Не здесь ли тот младенец, в честь которого загорелась звезда

над священным градом Вифлеемом?

– Компас купите, туристы! Нет здесь таких, – недовольный мужской голос заставил волхвов разочарованно вздохнуть и повернуться к выходу. – Не утруждайтесь. Пока вы топали, его уже распяли и вознесли!

– Вот те на! А какой год нынче, не подскажешь?

– Ну, скороходы, даете стране угля! Радио не слушаете, что ли? Коммунизм на дворе, а вы все вчерашний день ищете.

Наступила тишина, прерванная покашливанием.

– Коммунизм? Что за вера такая?

– Очередная сказка в светлое будущее. Ничего нового, только вечной жизни не обещают. Сами прекрасно знаете: любая глупость привлекательна, если ее хорошо оформить!

Старцы потирали ноющие поясницы.

– Позволь отдохнуть с дороги – ноги отваливаются, – обратились они к исчезнувшему во мраке человеку.

Не дожидаясь ответа, опустились на грязный пол и вытянулись, подобно мертвецам.

– Иудей? – поинтересовался один из них.

– Беспартийный. – Мужик зажег керосиновую лампу.

Красное с желтыми переливами пламя застыло под куполообразным стеклянным колпаком. Оно выхватило из сумрака скудный интерьер жилища. Над столом висели распятые кнопками портреты Гагарина в скафандре, Хрущева с бородавкой на носу и картина с голой бабой из несметных собраний Третьяковской галереи, бережно вырезанная из «Огонька». Сбоку от них красовался вымпел «Ударнику коммунистического труда». На приколоченной к стене полке хранились необходимые в быту вещи: штопор, пара алюминиевых ложек и нескольких граненых стаканов. Пахло мышами, прелым сеном и какой-то гадостью. После беглого изучения «иконостаса» гости продолжили допрос:

– А чем хлеб насущный зарабатываешь?

– Вообще-то я путешественник. Но истаскался малость, деньги нужны. Сейчас счастливых караулю. Заработаю немного – и в путь, – ответил хозяин.

Неопределенного возраста, он отличался от субтильных, согнутых годами волхвов крепко сбитой, ладной фигурой. На скуластом лице красовались пышные усы и борода цвета выгоревшего на солнце песцового воротника. Такого же серебристого, отдающего желтизной цвета, были и волосы. Глубоко посаженные глаза, нос с горбинкой и тонкие губы выдавали в нем человека жесткого, не склонного к сентиментальности и прочей романтической лабуде. Ирония в голосе и сарказм говорили о принадлежности к отряду циничных скептиков или скептически настроенных циников, что по сути – одно и то же.

– Интересный ты человек. Разве счастливцам необходим надзор? – вопрошал старец в прожженной чалме.

– Как ни странно – да! Живые так и норовят что-нибудь стырить с могил или надругаться над ними.

– Так ты покойных называешь счастливцами? Чудно!

– Счастлив тот, кто ни в чем не нуждается. Много ли надо умершему? Ответьте мне, если знаете. – Хозяин хибары опустился перед гостями на корточки. – Закурить есть?

– Кроме ладана нет ничего. Угостить?

Неопрятный старик стал шарить в заплечном мешке.

– Нет, спасибо. Я только «Беломор» курю, – хмыкнул кладбищенский сторож и отошел.

Он поправил на скамье тощий матрас и извлек из консервной банки окурок. Старики больше не привлекали его внимание. Мужчина закурил, пустил из ноздрей дым и с головой погрузился в воспоминания.

Перед самой Пасхой главная улица Иерусалима кишела от народа. Солдаты Рима гнали приговоренных к смерти преступников. Подстегивая их плетьми, они позволяли горожанам плевать злодеям в лица и наносить удары. Знойный воздух сотрясали злорадный смех, крики и чей-то плач. Все это походило на кошмарный аттракцион, поставленный душевнобольным режиссером. Особенно доставалось человеку, посмевшему объявить себя Божьим сыном.

Его лицо превратили в кровавое месиво. Огромные гематомы скрывали глаза, и мужчине приходилось высоко задирать голову, чтобы сквозь щели опухших век смотреть перед собой. Он изнемог от тяжести креста, который тащил на спине, и хотел передохнуть в тени дома. Но Агасфер, хозяин хижины, прогнал его.

– Иди, иди! – Он пнул утомленного человека. – Нашел, где привалы устраивать! На Голгофе отдохнешь.

– Хорошо, – сквозь почерневшие от спекшейся крови губы прошептал изгой. – Запомни слова мои: обреченный на вечные скитания станешь искать встречи со мной, дабы молить о смерти!

Картинки из прошлого прогнали сон. Мужик поставил на «буржуйку» закопченный чайник.

– Чайком вас побалую. Утомились, поди, с дороги!

Волхвы как по команде зашевелились, давая понять, что выпили бы чего-нибудь покрепче. Хозяин хибары догадался о желании гостей.

– На работе спиртное не употребляю. Есть одеколон. Если хотите, то – пожалуйста! – Он протянул плоский пузырек.

Старики поочередно понюхали и отказались.

– Слишком резкий запах, да и зеленый цвет настораживает. Нам бы красненького, виноградного. Скажи, человече, а тот, кого мы ищем, успел посеять семя истины?

– Посеял, посеял. Только каждый норовит это семя по-своему разжевать. Один так, другой этак! Многое исказили, да и то, что осталось нетронутым, не все на веру принимают. Брожение умов, мать его! – «человече» снял закипевший чайник и бросил в него горсть заварки.

– А сам-то ты верующий? – не унимались гости.

– Познавший истину в вере не нуждается! – равнодушно ответил мужик и посмотрел в окно на светлеющий небосвод.

– Мудро сказал! А как имя твое?

Сторож отвернулся, будто не расслышал вопроса. Поковырялся у печи и, выдержав паузу, буркнул:

– Агасфер.

Подтверждая его слова, в углу заверещал сверчок.