Читать книгу Образ зверя - Александр Кондратьев - Страница 18

Сначала все молчали, потом разом заговорили.

– Да тут и думать нечего, пусть дебила убьет!

– Это какая-то шутка…

– Не бойтесь, со всеми ему не справиться!

– Гаврилушка! Не дам!

Иса со скучающим видом сидел на сцене и чистил ногти кончиком серпа. За сценой находился черный ход, и Петр выжидал момент, чтобы сбежать. Если бы они навалились на маньяка кучей, возможно, у них был бы шанс – только Петр не верил в героизм односельчан. Тут уж каждый за себя, а Петр рассчитывал еще когда-нибудь понянчить внуков. Если они у него, конечно, появятся. Правда, по последним данным вероятность этого сводится к нулю. Особенно если учесть нездоровый интерес, который проявлял к нему душегуб.

Петр не успел ничего сделать. Иса застучал рукояткой серпа по деревянной сцене, призывая тишину.

– Время истекло, голубчики. Пора!

Иса отложил серп, упер локти в колени, положил подбородок на сведенные ладони – так смотрят за окно, когда скучают.

– Пусть говорит кто-то один.

Желающих не нашлось. Люди затравленно переглянулись и опустили головы, на Ису старались не смотреть – школьники на уроке у строгого преподавателя. Даже Гаврила притих, уловив общую тревогу.

– Ну что, никого? Петр, тогда я выбираю тебя! – Иса вяло махнул ему.

Живот свело. Петр не сомневался, как, наверное, не сомневался никто в этом зале, что Иса – это не просто опасный безумец. Все его фокусы – за гранью обыденного. Селяне ходили в церковь, молились богу, много говорили о высшем промысле – и вот впервые столкнулись со сверхъестественным. «Столкнулись с богом», – поймал себя на мысли Петр: Иса представился как спаситель, которого они ждали.

– Говори, голубчик, кого помилуем? Гаврилу или вашу популяцию?

Петр открыл рот, закрыл, как рыба, выброшенная на берег. Он в ужасе оглядел зал и вдруг выпалил:

– Гаврила…

Он хотел потянуть время и сказать, что Гаврила – конечно, умственно отсталый, но это не означает, что от этого его жизнь менее ценна; жизнь – вещь в себе, она самоценна – и прочее. Гуманистическая белиберда. Петр обрек бы Гаврилу на смерть, если бы Иса надавил на него; слова были необходимы, чтобы оправдать себя, снять камень с души. Вот только этого не случилось – дыхание предательски сперло, слова застряли в горле и наружу выскочило одно-единственное имя.

Иса хлопнул в ладоши, тряхнул головой, весело улыбнулся, отчего на лице появились симпатичные ямочки.

– Решено! Молодец, ты сделал правильный выбор!

В этот миг охранник бросился на маньяка. Петр не понял, что произошло. Он увидел, как два тела сплелись в борьбе. Страх и отчаяние на лице нападавшего; искренняя, детская радость на лице Исы. Ужас и безумие. Голова охранника вдруг взорвалась, исчезла в алой вспышке – это серп, символ их веры, прочертил на человеческой шее прямую. Из рассеченного горла брызнул поток крови. Иса, перекрашенный в красное, хохотал. Зал заполнился криками, плачем и ругательствами. Первая смерть – только прелюдия к симфонии резни, которую намеревался сыграть спаситель. Иса исчез – просто перестал находиться там, где его только что видели. В следующий миг – он повсюду.

Картина не укладывалась у Петра в голове. Зеркальный лабиринт, отражения в отражениях. Иса, перепачканный кровью, с открытым гогочущим ртом, с блестящими дикими глазами, с серпом, опускающимся и поднимающимся, как лопасть мельницы. Люди, бегущие, падающие, ползущие – умирающие. Запрокинутые головы, раскрытые рты, выпученные глаза. Серп жалит горло, половинит лицо, раскрывает живот, кусает икры. Мгновение, растянувшееся в бесконечность, – пир смерти, бойня, кошмар мясника. Кровь на полу, много крови, лужа, потоп. И Иса, черно-красный, красно-черный, вершащий свой страшный суд – жнец, косящий людей, как траву. Женщины – в обмороке, мужчины – на том свете. И если там, за порогом, что-то есть, если бог – судья, горе всем нам.