Читать книгу Посланник смерти - Александр Косарев - Страница 3

Иногда в жизни происходят столь экстраординарные события, что и спустя десятилетия они вспоминаются свидетелями их во всех, даже самых мельчайших подробностях, так, как будто они случились только вчера. Случай, о котором поведал мне Александр Васильевич, произошел летом 1943 года в разгар боев на Курской дуге. В то время герои нашего повествования воевали на легком танке БТ-7 в составе отдельного батальона огневой поддержки. Находились они в тот момент во втором эшелоне наших войск, стянутых к южному выступу Курской дуги, так как бросать легкие танки против «Пантер» и «Тигров» наше командование посчитало неразумным. Чаще всего их батальон использовали для развития успеха там, где намечался прорыв, или для разведки и сопровождения войсковых колонн. Вот одно из таких, казалось бы, заурядных, заданий и запомнилось нашим танкистам на всю оставшуюся жизнь.

Дело было так. Ранним утром 11 июля 1943 года немецкая армия нанесла невиданной силы удар со стороны Белгорода. Танковый батальон, укрывавшийся от налетов авиации противника в редколесье западнее города Обояни, был поднят по тревоге, и экипажи спешно заняли свои места в боевых машинах. Однако ожидать приказа им пришлось довольно долго. Наконец на просеке, где стояла танковая колонна, появился командир батальона майор Усов. Переходя от танка к танку, чего никогда ранее не бывало, он лично ставил задачу каждому командиру экипажа отдельно. Дошла очередь и до рязанцев. Приказ его оказался краток и на редкость необычен – развернуться спиной к фронту и прочесать окрестные балки и перелески, при случае перехватить и любой ценой остановить небольшую немецкую автомотоколонну, состоявшую из трех автомобилей и нескольких мотоциклов, которая прорывалась по нашим тылам навстречу немецкому танковому клину.

– Задача чрезвычайной важности, лейтенант, – предупредил Воробьева майор, спрыгнув на землю. – На радиосвязь во время движения выходить категорически запрещается, – добавил он. – Для оценки оперативной обстановки постоянно слушайте переговоры летчиков на частоте 9740. Постарайтесь вернуться в район сосредоточения не позднее двадцати четырех ноль-ноль.

Усов побежал к следующей машине, а танк Воробьева завел дизель и двинулся вслед за другими боевыми машинами, которые веером расползались по лесу. Примерно через полчаса они выбрались из леса на открытое пространство и остановились, чтобы наметить дальнейший маршрут. В наушниках командира экипажа сначала было тихо, но скоро зазвучали позывные трех или четырех пилотов, которые вели параллельный поиск с воздуха. По их торопливым переговорам стало ясно, что колонна пока не обнаружена. Воробьев после некоторого раздумья решил двигаться по направлению к реке Псел.

Около двух часов пополудни, когда экипаж порядком устал от бесцельного блуждания по пыльным проселкам, на волне авиаразведки прозвучал совсем другой, более энергичный голос. Он доложил неведомому «Роману», что разыскиваемые «букашки» наконец-то обнаружены в квадрате 28 – 16 и ему удалось с трех заходов поджечь две из них, но шквальным ответным огнем из пулемета подбит сам и идет на вынужденную посадку.

«Фрицы уходят по проселочной дороге в сторону Синьково или, может быть, Алешкино, короче говоря, в сторону реки», – прохрипел голос пилота и исчез из эфира. Александр Васильевич торопливо открыл свой потертый планшет и отыскал на карте деревушку с названием Синьково.

– Да мы совсем недалеко от этой деревушки, – сказал он. – Еще километра три, не больше, а в двух километрах от нее переправа. Очень удобное место для засады.

Он выглянул из башенного люка и осмотрелся по сторонам. Где-то вдали надсадно ревела тяжелая артиллерия, и черные клубы дыма от горящей солярки и взрывов, поднимаясь на юге, постепенно сливались в одно громадное грозовое облако.

– Заводи мотор, мужики, – скомандовал он, опустившись на свое сиденье. – Егор, рули налево, к деревцам на холме. Если мы успеем раньше немцев оседлать Алешкинскую переправу, то им хана.

Заскрежетав гусеницами, танк пополз на пониженной передаче к холму, за которым протекала река. Командир высунулся из люка и внимательно осматривал окрестности, чтобы не пропустить появления немецкой автомотоколонны. Наконец подъем закончился, и танк замер на заросшей орешником вершине холма. В бинокль командир хорошо видел на противоположном берегу деревню Алешкино и деревянный мост, ведущий с выступающей в реку отмели на эту сторону. Присмотревшись повнимательнее, он заметил, что настил моста у противоположного берега реки сильно поврежден.

– Смотри, Федор, а переправа-то разбита вдребезги. Посмотри-ка туда, – он передал бинокль заряжающему, также вылезшему по пояс из башни.

– Да, точно; наверное, бомба в мост попала, а то и две, – ответил тот. – Нам там точно не проехать.

– Немцы, немцы, да вон же они! – завопил механик-водитель, указывая на проселочную дорогу, которая, огибая холм, где они стояли, шла к переправе.

Колонна состояла из шести или семи мотоциклов с колясками, за которыми мчался громадный легковой автомобиль совершенно необычного вида. Черный корпус машины без дверей и боковых окон размещался на странном шестиколесном шасси. Немцы еще не видели, что мост, к которому они так стремились, разрушен, и неслись к реке, за которой, как им казалось, их ждало спасение.

– Ну все, засранцы иноземные, попались, – злорадно пробормотал Александр Васильевич, спускаясь во чрево танка. – Заряжай, – приказал он Федору, а сам взялся за рукоять башенного пулемета. – Покажем фрицам, где живут большие красные раки. Полный вперед!

Заревел дизель, и БТ-7, набирая скорость, помчался с холма вниз, отрезая немецкой колонне единственный путь к отступлению. Поневоле снизившие скорость мотоциклисты выскочили на мост и только тут увидели, что настил разрушен и проехать на другой берег реки невозможно. После секундного замешательства они начали разворачиваться, но въехавший в этот момент на мост черный автомобиль перекрыл им дорогу. И, видимо, в ту же минуту кто-то из немцев увидел несущийся на них с холма танк.

– Огонь, – скомандовал Александр Васильевич и, держа мост в перекрестии прицела, начал бить короткими очередями из пулемета.

Грохнула пушка. Но посланный второпях снаряд, никого не задев, разорвался в камышах, довольно далеко от моста. И в этот драматический момент танкисты стали свидетелями странной сцены. Вначале они подумали, что черный автомобиль даст задний ход и попытается уйти обратно по той же дороге, пока танк лавирует среди ям и крутых откосов на склоне холма. Но произошло нечто, прямо противоположное. Приплюснутая многотонная машина внезапно рванулась вперед, ударом бампера сбросив в воду один из мотоциклов, и резко затормозила только у самого пролома, примерно на середине моста. Из ее кабины выскочили два человека в черной форме, и тут же, видимо, повинуясь их командам, все мотоциклисты разом прекратили огонь и бегом бросились к остановившейся у пролома машине. Не ожидавшие такого поворота событий, но ободренные тем обстоятельством, что немцы не разбегаются по камышам, а держатся кучно, танкисты тоже прекратили обстрел и использовали эту неожиданно образовавшуюся паузу, чтобы спуститься с холма на дорогу. Совершая маневр, они на несколько секунд все же потеряли немцев из виду, так как им пришлось свернуть в сторону и двигаться метров сто по довольно глубокой промоине. Когда же они вновь поймали в прицел сгрудившихся на мосту немцев, то увидели, что передние колеса черного броневика свесились с настила, а вся немецкая команда, дружно орудуя выдранными из пролома бревнами, старается сбросить машину в воду. Озабоченный тем, как бы не упустить столь благоприятный для удачного выстрела момент, Александр Васильевич, понимая, что у него в запасе всего несколько секунд, крикнул водителю:

– Стой, Федя!

Танк резко замер. Противников разделяло не более двухсот метров, и промахнуться на таком расстоянии было невозможно. Немцы, видя поворачивающееся в их сторону башенное орудие, отчаянно нажали на бревенчатые рычаги, и автомобиль круто накренился над рекой.

Дав заряжающему еще мгновение на наводку, лейтенант Воробьев выдохнул:

– Oгонь!

Снаряд взорвался в самой гуще немцев. В воздух взлетели обломки досок, части тел и военной амуниции. В то же мгновение, видимо получив дополнительный толчок, бронеавтомобиль съехал с настила, тяжело накренился и, заваливаясь на крышу, плавно, словно в замедленной съемке, рухнул в воду. Мгновение стояла оглушающая тишина, которую тут же вспорол грохот обоих танковых пулеметов.

Все было кончено в считанные секунды. Расстреляв по два диска и видя, что никто из немцев не подает признаков жизни, танкисты решили сходить на разведку. Они достали автоматы и выбрались наружу. Прячась за кустами, они приблизились к мосту. Осмотрев тела, они убедились, что все немцы мертвы. Но удивительно, что все без исключения трупы были в офицерской форме, русских солдатских сапогах и без каких-либо знаков различия. Лейтенант Воробьев приказал своим подчиненным быстро их обыскать. Однако ни у кого из немцев не оказалось не только каких-то документов, но даже пустяковой бумажки. Только у одного, лежавшего у изрешеченного пулями мотоцикла, человека в черной эсэсовской форме, во внутреннем кармане френча Александр Васильевич обнаружил прямоугольную серебряную табличку с выгравированными на ней несколькими рядами букв и цифр.

Танкисты скинули трупы в реку. Туда же они скатили и приведенные в негодность мотоциклы. Еще раз осмотрев изуродованное полотно моста и толкнув напоследок ударом сапога в зеленую воду реки соскочивший с автомобильного колеса никелированный колпак с отчеканенной на нем «мерседесовской» звездой, лейтенант Воробьев посчитал задачу выполненной и приказал возвращаться к своей машине. Отъехав от места боя примерно на километр, они замаскировали танк под кронами буйно разросшихся прибрежных деревьев, после чего устроили себе небольшой, но несомненно заслуженный отдых. Вволю накупавшись в теплой мутноватой воде и закусив, чем Бог послал, танкисты двинулись в обратный путь, так как время шло к вечеру и следовало поторапливаться. И тут судьба приготовила им новое, но как впоследствии оказалось, спасительное испытание. В сумерках танк напоролся на вкопанный в землю рельс и порвал правую гусеницу. Поняв, что вернуться до полуночи они не успеют, лейтенант Воробьев, невзирая на запрет, попытался связаться со штабом батальона по радио, но безрезультатно. Разводить костер было рискованно, так как можно было привлечь внимание ночных бомбардировщиков. Поэтому пришлось ремонтировать гусеницу в темноте при свете единственного, довольно слабого фонарика. На рассвете, вконец измученные и ожидающие хорошего нагоняя за опоздание к контрольному сроку, они на всех парах примчались на оставленную вчера лесную просеку, но родного батальона там уже не застали. Некоторое время они невесело размышляли о том, что дальше предпринять, но тут на просеке показался знакомый почтальон из их полка.

– Вы что тут встали, мужики? – удивился тот, приблизившись к танку. – Ваш Усов с утра рвет и мечет по поводу вашего отсутствия.

– Да понимаешь, дело-то какое, – ответил за всех Александр Васильевич. – Гусеница у нас вчера в пути лопнула, вот мы и припозднились. Ты не подскажешь, где теперь наши стоят?

Почтальон объяснил им, как быстрее добраться до расположения батальона, и, прощаясь, добавил:

– Поспешайте, товарищ лейтенант. А то с самого утра по всему полку Смерш всех подряд трясет. Все какие-то немецкие машины ищут или мотоциклы, не знаю.

Танкисты озадаченно призадумались. Неожиданное появление в их части особистов Смерша, к тому времени уже заслуживших в армии репутацию садистов, скорых на расправу, не сулило им ничего хорошего. Времена-то были суровые. За малейшую ошибку и даже за двусмысленную фразу можно было запросто угодить туда, куда Макар телят не гонял. Танкисты поняли, что вчера они, видимо, влипли в какую-то крайне неприятную историю. Искоса взглянув на командира, заряжающий проронил:

– Хорошо, что мы пушку поутру почистили – получается теперь, что мы как бы и вовсе не стреляли!

– Точно, Федор, ты совершенно прав, – сказал Александр Васильевич. – Слушайте, братцы, меня теперь очень внимательно, – со значением произнес он. – Давайте договоримся: на рельс мы с вами напоролись, когда двигались к реке. Именно к реке, а не в обратную сторону. Поняли меня? Не ляпните чего-нибудь лишнего. И целый день мы провозились с гусеницей в овраге. Уловили, мужики? А ночью мы все спали, поскольку не решились в темноте двигаться. Думали, что в сумраке попали в полосу противотанковых заграждений, и опасались еще раз на что-нибудь налететь.

– Да, и накануне левая фара у нас перегорела, – вставил механик-водитель. – Я, кстати, об этом и помпотеху докладывал. А что если нас вдруг спросят, почему мы по рации со штабом не связались?

– Kомбат сам запретил, – сказал лейтенант, – как раз перед самым выдвижением на задание. И вообще, прикидывайтесь-ка лучше полными лопухами. Сидели, мол, в броне, да прятались в кустах от немецких «фоккеров». Итак, – грозно нахмурился он, – еще раз спрашиваю, вы все поняли?

Танкисты согласно закивали головами.

– Все по местам, – скомандовал лейтенант, – а то и так припозднились.

Через полчаса они благополучно прибыли в расположение своей части и как ни в чем не бывало зарулили на стоянку. Доложили о поломках машины по команде, и сразу же все трое были вызваны в штаб, где по отдельности выдержали жесткий допрос в особом отделе. Спасло их только то, что тут же проведенная проверка установила наличие свежих ссадин на гусенице, и то, что они дружно придерживались общей легенды. Видимо, не было в тот момент у контрразведчиков надежных доказательств, и поиск свидетелей произошедшей накануне схватки они вели наугад, во многих находящихся поблизости и постоянно передислоцирующихся воинских частях. Скорее всего, именно это обстоятельство и спасло экипаж Воробьева от весьма крупных неприятностей. Ведь те, кто, польстившись на обещанные во время допросов награды, заявил, что имеет какие-то сведения о пропавших немецких машинах, сами исчезли мгновенно и без следа, и об их судьбе ничего не было известно.

Александр Васильевич затушил в пепельнице очередной окурок «Севера» и поднялся с подоконника.

– Ну что ж, мужики, – произнес он, – покалякали, пошли теперь чай пить.