Читать книгу Закон землеройки - Александр Косарев - Страница 3

Когда настала пора идти на вокзал за билетами, меня вдруг охватил необъяснимый мандраж: все валилось из рук, тело налилось буквально свинцовой тяжестью, ноги неудержимо влекли к дивану. Не став противиться, я лег, по возможности расслабился и попытался понять причину столь странного поведения организма. Каких-то особых причин для волнения вроде бы не было: решение посетить монастырь я принял сугубо добровольно, никакими юридическими обязательствами себя не обременял. Поэтому недолгую предстоящую поездку в Энск мысленно попытался отнести к разряду самой заурядной туристической. «Съезжу, отдохну, – старательно успокаивал я себя, – подышу свежим воздухом. Полюбуюсь местными достопримечательностями, вволю накупаюсь в местной речке, свежего деревенского молочка попью… Ничего страшного со мной не случится. Чай, в обычный российский городок еду. Ну да, добираться придется с пересадками, так разве ж мне привыкать? Прорвусь!..»

«Накачав» себя подобным образом, я решительно вернулся в вертикальное положение и принялся за сборы. Собирался тщательно. Прежде всего, как обычно, составил два списка: в первый внес все, что должно было помочь мне справиться с поставленной задачей, а во второй – предметы одежды, гигиены и прочие бытовые мелочи. Снаряжение тоже отбирал придирчиво, но в итоге все равно образовались два рюкзака и сумка. Прикинув их на вес, я поначалу даже крякнул от натуги, однако выкладывать ничего не стал. Решил, что лучше немного попотеть, чем в самый ответственный момент оказаться вдруг без какой-нибудь нужной мелочи.

Покончив со сборами, выключил в квартире все, что выключалось и, обвешав себя поклажей, двинулся на вокзал. Ну а дальше все пошло как по накатанным рельсам: метро, перрон, вагон, кивок пожилой проводницы, полка в плацкартном вагоне. Ближе к ночи я выпил стакан чая и, отказавшись играть с соседями по купе в «подкидного», завалился спать: решил отдохнуть перед полным неизвестности грядущим днем. Желанный сон однако долго не приходил: меня то накрывало пронизанной тревожными видениями полусонной волной, то бросало в жар от страха, что я проспал свою остановку. Пищали измученные летней духотой маленькие дети, звенели ложки в пустых стеклянных стаканах, жалобно скрипели вагонные колеса…

Ночь тем не менее пролетела мгновенно, и только электрический писк походного будильника заставил меня открыть глаза. По счастью, вовремя. Едва я успел натянуть одежду, как поезд нервно задергался на стрелочных переходах, явно уже приближаясь к станции. Из-за плотного предутреннего тумана видимость за окном была практически нулевой: вагон осторожно крался мимо каких-то мрачных, похожих на элеваторы строений, готовясь вот-вот замереть окончательно. Подхватив свой багаж, я ринулся в тамбур. Заспанная проводница, приглаживая на ходу всклокоченную прическу, грубо протиснулась мимо меня и принялась отпирать дверь, не попадая спросонок ключом в замочную скважину.

– Стоянка – одна минута, – хмуро буркнула она, справившись наконец с замком и распахнув дверь.

– Спасибо, что предупредили, – столь же «любезно» ответил я, – иначе я точно не успел бы выйти.

Спустившись на плохо забетонированную дорожку, начал озираться по сторонам, желая как можно скорее сориентироваться в незнакомом месте. Тут очень кстати мимо просеменила навьюченная баулами женщина, и я пристроился следом, надеясь, что она выведет меня к зданию вокзала. Мой расчет оправдался: уже спустя пару минут я стоял перед одноэтажным зданием с черепичной крышей, на фронтоне которого красовалась вывеска с надписью «Кондилово». Толкнув входную дверь, оказался в небольшом сумрачном зале ожидания, где на стенах пылились плакаты времен «развитого социализма», а на нескольких жестких скамейках дремали порядка шести-семи пассажиров. Опустился на ближайшую скамейку и я. Соседкой оказалась закутанная в платок девушка, то и дело поглядывавшая на ручные часики. Я негромко кашлянул, дабы привлечь ее внимание, и она тотчас повернулась в мою сторону.

– Извините за беспокойство, – как можно дружелюбнее улыбнулся ей я, – не подскажете, когда пойдет автобус до Энска?

И без того огромные глаза девушки расширились еще более.

– А отсюда «пазики» только до Черничино и Линёво ходят!

– Тогда как же мне попасть в Энск? – обескураженно спросил я.

– Вам надо было до станции Деребнёво доехать, – жалостливо покачала головой девушка. – Вы просто чуть раньше с поезда сошли…

– Но, судя по карте, отсюда до Энска самое короткое расстояние, – возразил я, не желая мириться со столь обидным проколом. – Вы, наверное, сами просто не в курсе.

– Это я-то не в курсе?! – снова округлила глаза соседка по скамейке. – Да я в Энске без малого двадцать пять лет прожила! Впрочем, если вы не торопитесь, можете подождать до обеда: в два сорок семь здесь останавливается 48-й поезд. Доедете на нем до Деребнёво и к вечеру точно попадете в свой Энск.

– Если бы он был мой, – вздохнул я, обреченно откидываясь на спинку скамьи, – вряд ли я дорóгой тогда ошибся бы.

– К родственникам едете? – после недолгой паузы поинтересовалась девушка, решив, видимо, хоть как-то отвлечь меня от грустных мыслей.

– Нет, на работу, по приглашению, – охотно отозвался я, радуясь, что в гнетущей атмосфере зала ожидания звучит хоть один живой, да к тому же весьма приятный голосок.

– Пригласили, не сообщив верной дороги? – почти по-детски хихикнула она.

– Думаю, это я сам допустил оплошность, – покаянно развел я руками. – Мне следовало бы еще раз списаться с принимающей стороной для уточнения всех деталей, но ведь у нас, писателей, всегда столько всего в голове крутится, что поневоле некоторые моменты иной раз упускаешь…

– Так вы писатель?! – восторженно воззрилась на меня девушка. – Самый настоящий?

– Настоящий, – скромно кивнул я. – Но, как видите, толку от этого немного. Вместо того чтобы подъезжать сейчас к Энску, сижу вот здесь и…

Закончить фразу я не успел, поскольку в этот момент распахнулась одна из дверных створок, и в зал ожидания стремительно вошел высокий мужчина в сапогах и мотоциклетном шлеме старого образца.

– Дедушка, – мгновенно вскочила с места девушка, – ну наконец-то!

Она подбежала к мужчине и, пока помогала ему стаскивать с головы явно тесноватый для него шлем, я невольно залюбовался ее стройной гибкой фигуркой. «Вот кого надо на столичный подиум выводить! – подумалось мне. – Так нет: понабрали сплошь швабр костлявых. А здесь вон какие красавицы пропадают!..»

Меж тем мотоциклист и девушка приблизились к моей скамейке, и я тотчас поднялся, готовясь распрощаться с дамой по всем правилам.

– Никак, Танчик, ты себе ухажера завела? – пробасил мужчина, критически оглядывая меня с головы до ног. – А что? Вроде ничего, солидный парень…

– Ой, дедушка, – отмахнулась явно засмущавшаяся селянка, – опять ты в своем репертуаре! Это мой случайный знакомый, он из Москвы, писатель…

– Александр Григорьевич, – счел долгом представиться я.

– Вообще-то Александр ехал в Энск, – продолжила девушка, – но по ошибке сошел с поезда чуть раньше…

– Не иначе, бес попутал, – степенно проговорил мужчина. – Тогда, может, возьмем его с собой? А что? Довезем до наших Лисовок, а дальше он до Энска либо на катере доберется, либо пешком до моста дойдет.

– Но ты же писал, что мост еще по весне снесло, – удивилась красавица.

– Так это другой снесло, деревянный, – ответил он, подхватывая ее чемодан. – Да и то, пока тебя не было, восстановить успели…

Я задумался. С одной стороны, спустя несколько часов сюда прибудет поезд, который на сей раз точно доставит меня в нужную точку, а с другой… С другой стороны, хотелось еще хоть какое-то время провести в обществе столь приятной девушки, а заодно и подробнее разузнать о прочих известных дорогах до Энска. Очень кстати припомнив совет Михаила не пренебрегать общением с местным населением, я торопливо подтянул к себе один из рюкзаков и сказал:

– Буду очень признателен за помощь. Надеюсь, я вас не стесню?

– Не стеснишь, – заверил мужчина, уже направляясь к выходу. – У меня мотоцикл с коляской!

Действительно, метрах в двадцати от здания вокзала стоял мотоцикл, давно причисленный современными молодыми людьми к экзотическим видам транспорта. Правда, несмотря на оптимизм его владельца, с размещением багажа пришлось повозиться. Попробовав и так и этак, Федор Богданович, хозяин мотоцикла, уселся в итоге в коляску, а мы с Татьяной (так звали мою соседку по скамейке в зале ожидания) принялись утрамбовывать вокруг него наш немалый багаж. Рюкзак с магнитометром, сохранность которого волновала меня более всего, я повесил на спину, а сам пристроился потом позади Татьяны, уверенно взявшейся за руль.

Мотоцикл гулко заурчал и, быстро миновав прилепившийся к станции поселок, запылил вскоре по проселочной дороге вдоль огромного поля, по которому, несмотря на ранний час, уже медленно двигался окутанный клубами желтоватой пыли комбайн. Когда же поля закончились, мы въехали в странные на вид посадки, которые ни лесом, ни даже зарослями кустарника назвать было невозможно.

– Полигон это бывший, – пояснил Федор Богданович, перехватив мой недоуменный взгляд на скукожившиеся деревца неестественных размеров и форм. – По счастью, давно заброшен.

– И что же здесь испытывалось? – полюбопытствовал я.

– Химические бомбы «красные соколы» сюда скидывали. Но это еще до Большой войны было, при Тухачевском.

Созерцание изуродованного лесного массива навело меня на грустные мысли: уж коли еще в начале прошлого века человек был столь жесток к природе, то на какие же «зверства» он способен теперь?!

Когда мы въехали в молодую дубовую рощицу, на душе стало намного спокойнее. К тому же и сам характер дороги, наряду с окружавшим нас ландшафтом, существенно изменился. Теперь мы словно бы качались на застывших земляных волнах, и воспринималось это отчасти даже забавно, ведь на закованных в асфальт московских улицах таких дорожных «качелей» днем с огнем не сыщешь.

А потом грохот разношенного мотоциклетного мотора резко стих, и в мои измученные непривычным треском уши начал вливаться поток благодатной тишины. Татьяна остановила мотоцикл на высоком берегу реки и, видимо, не случайно: отсюда, со своеобразной смотровой площадки, открывался потрясающий вид на необъятное пространство речной долины. А на противоположном ее берегу прихотливыми группками строений раскинулся, подобно сказочному королевству, разноцветный городок, словно списанный с иллюстраций к сказке о Золотом петушке.

– А вон там и наша Лисовка! – гордо произнес Федор Богданович, приподнявшись с сиденья и указующе протянув руку вправо. – Место тихое и для отдыха очень даже приспособленное.

Я проследил взглядом за его рукой и сквозь листву лесозащитной посадки увидел металлические и шиферные крыши куда менее презентабельных строений, чем в «сказочном королевстве» за рекой.

– А на том берегу что за чудо? – кивнул я в сторону поразившего меня своей красотой городка.

– Так это и есть Энск, – ответила вместо Федора Богдановича Татьяна. – Только добраться до него вам будет непросто. Ближайший паром, который ходит в Энск регулярно, находится в Черногрудино, до которого идти не меньше часа, причем совсем в другую сторону. А шоссейный мост нам хотя и по дороге, только он еще дальше…

– Поехали пока к нам, – гулко перебил ее на удивление моложавый дед, – пообедаем, а заодно наш гость и поможет мне кое в чем. Вы, Александр, мужчина, я вижу, крепкий: авось, не откажете ветерану труда в помощи? Там всего-то на пару часов работки…

– Ой, и правда, погостите у нас хоть чуть-чуть! – азартно поддержала его девушка. – А мы с дедушкой расскажем вам про нашу жизнь здесь. Вы ведь, наверное, приехали в наши края ради поиска сюжета к какому-нибудь новому любовному роману?

«Почему обязательно к любовному?» – удивился я мысленно. Но, взглянув в радостно сияющие глаза деревенской красотки, понял, что в цветущем юном возрасте все девчата думают только об одном…

Приняв мое молчание за знак согласия, Татьяна энергично надавила на рычаг стартера. Мотоцикл снова взревел и помчал нас с вершины холмистого обрыва вниз, к дому моих новых знакомых. Поездка оказалась непродолжительной, а деревня Лисовки, мало чем отличавшаяся от других российских деревень, состояла всего из одной-единственной улицы, упрятанной в лесной чаще. Татьяна затормозила у добротных широких ворот, и я, не без удовольствия покинув тряское сиденье, помог Федору Богдановичу распахнуть их тяжелые створки и закатить «Урал» под специальный навес во дворе. Когда же разогнулся, застыл буквально столбом – настолько поразился красоте возвышавшегося передо мной ярко раскрашенного двухэтажного теремка, щедро украшенного искусной деревянной резьбой, фигурными ставнями и даже ажурным кованым флюгером!

– Что, нравится мое гнездышко? – горделиво поинтересовался хозяин усадьбы, приблизившись и франтовато подбоченившись.

– Фантастика! – только и смог выговорить я.

– Целых три года старую избу под эти вот хоромы собственными руками переделывал, – Федор Богданович показал мне свои мозолистые ладони. – Как на пенсию вышел, так и занялся. Здоровье позволяло, вот и взялся за рукоделие. Станки смастерил простецкие, инструмент подобрал… Зимой десяток-другой деревьев срублю, брусков да дощечек нужных размеров из них напилю, а уж с весны украшательством начинаю заниматься…

– Дедушка, Александр, – окликнула нас Татьяна с крылечка, куда уже успела перенести весь наш багаж, – давайте скорее завтракать! Наговоритесь еще!

Признав, не сговариваясь, правоту ее слов, мы с Федором Богдановичем проследовали в дом.

Внутри жилище не произвело на меня столь ошеломляющего впечатления, как снаружи, но все-таки я отметил мысленно, что и над интерьером хозяин потрудился изрядно. Традиционно небольшая деревенская кухня была значительно расширена и искусно совмещена с гостиной, а выступавшую из дальней стены деревенскую печь украшали старинные изразцы, придававшие ей сходство с миниатюрным рыцарским замком.

– А на втором этаже у меня даже городской туалет есть! – гордо вскинул подбородок Федор Богданович, присаживаясь за большой круглый стол, застеленный вышитой скатертью.

– Правда, летом он не работает, – шутливо-язвительно вставила Татьяна, – а зимой лично я на учебе.

– Да ладно уж, ладно тебе, – так же шутливо погрозил ей пальцем дед, – не позорь меня перед гостем! Давай лучше чайник ставь да из холодильника все на стол мечи! Баснями соловьев не кормят, знаешь ли… А ежели привезла чего из города, тоже выкладывай!

Тотчас началась обычная для таких моментов легкая суета, во время которой я с некоторой грустью убедился, что от исконно русского деревенского уклада в этом доме не осталось и следа. Воду кипятил электрический чайник, картошку с салом и луком поджаривала газовая плита, чай заваривался пакетный, хлеб нарезался городского происхождения, сметана покоилась в стандартных пластиковых стаканчиках… И лишь бесформенные куски сахара в фарфоровой миске выглядели необычно: явно были отколоты от больших сахарных голов, что, собственно, и придавало застолью толику деревенской экзотики.

Разумеется, во время трапезы внимание хозяев дома быстро переключилось на мою персону: оба поинтересовались, что я написал к настоящему моменту и каковы мои литературные планы на ближайшее будущее. Поскольку об истинных планах своего тезки-двойника я не имел ни малейшего представления, пришлось дать волю фантазии. Сказал, что изучаю сейчас историю семейной драмы знаменитого графа Шувалова, и в первую очередь – историю его безответной любви к прибывшей в соседнее село по заданию партии «Народная воля» молодой учительнице. Под собственную болтовню о приключениях свежевыдуманных персонажей я незаметно для себя «уговорил» большую тарелку супа и пяток блинов со сметаной, запив их двумя кружками приторно сладкого чая. Результат столь непродуманного обжорства не замедлил сказаться: меня вдруг сковала странная осоловелость, речь стала невнятной, а ресницы начали склеиваться помимо воли.

Заметив, видимо, мое беспомощное состояние, Татьяна вызвалась отвести меня на верхний этаж, в комнату для гостей и заезжих родственников. Безоговорочно поднявшись вслед за ней по деревянной и тоже резной лестнице, я очутился в просторном светлом помещении.

– Отдохните пока здесь, Александр, – сказала девушка. – С мебелью у нас тут, правда, не густо, зато в вашем распоряжении окажется замечательный диван. Он настолько старинный, что принадлежал еще моему прадеду… Теперь принадлежит Котофеичу, но я не хочу утомлять вас пустыми разговорами. Отдыхайте!..

Голос Татьяны доносился до меня словно сквозь слой ваты, а вот огромный, не менее двух метров в длину кожаный диванище, ограниченный с двух сторон солидных размеров валиками, подействовал точно укол морфина. Пошатываясь на враз ослабевших ногах, я почти незряче направился прямо к нему и, плюхнувшись на подушку, безвольно завалился на бок и пробормотал напоследок, извиняясь:

– Я только чуть-чуть отдохну, Танечка… А потом мы с вами… погуляем…

В этот момент неудержимый сон навалился на меня всей своей многопудовой массой, намертво припечатав к диванной коже.

…Проснулся я лишь к часу дня, но долго еще выплывал из мутных тревожных сновидений, ибо всем телом ощущал, как некая враждебная сущность словно бы придавливает меня обратно к дивану, обездвиживая и лишая последних сил. И лишь когда чрезвычайным напряжением век смог открыть глаза, сонный морок наконец отступил. А «враждебная сущность» из сна оказалась всего-навсего огромным черно-белым котом, уютно устроившимся у меня на груди. Вес у этого откормленного создания был далеко не хилый, поэтому я тут же предпринял попытку избавиться от него. Не тут-то было! Котяра неожиданно вонзил в меня острый частокол когтей. Судя по всему, он ни в какую не желал лишаться удобной «подстилки» в виде моей грудной клетки. И, как ни стыдно в том признаться, переместить его на пол мне удалось только после продолжительной и отчаянной борьбы.

Избавившись от веса и когтей шерстистого разбойника, я спешно натянул сандалии и спустился вниз. Оказавшись в безопасной зоне, еще раз сладко потянулся, вышел на крыльцо и… тут же прикрыл глаза ладонью: солнце било наотмашь!

– Ну вы прямо как памятник Ильичу на городской площади, – раздался поблизости смех Татьяны. – Вас, кстати, дедушка во дворе ждет. Так и просил передать: как только наш гость вырвется из лап Котофея, попроси, мол, его подойти ко мне.

– Да уж… – сконфуженно улыбнулся я, привыкая к солнечному свету. – Еле выбрался из объятий вашего разбойника. Похоже, вы этот шикарный диван именно ему на откуп отдали…

– Ну да. Когда диван еще внизу стоял, Котя успел его и обжить, и обмяукать, и обмурлыкать. Поэтому стоило нам перенести диван наверх, как он сразу туда же переселился и с тех пор чувствует себя его законным хозяином.

Так, отпуская милые шутки в адрес домашнего любимца, я в сопровождении Татьяны обогнул дом-теремок и увидел Федора Богдановича, который, стоя на одном колене, уверенными движениями обтесывал деревянный чурбачок.

– О, а вот и гость дорогой пожаловал, – отложил он при моем появлении топор в сторону. – Что ж, вовремя подоспел…

Помощь моя заключалась в сборке стропил для бани, заказанной Федору Богдановичу важным местным чиновником. («Надо же, и в такой глуши они водятся», – не без огорчения подумал я.) Работа оказалась для меня несложной: требовалось лишь подготовленные к сборке детали сильно стянуть и удерживать в таком положении до тех пор, пока мастер не скрепит их заранее выточенными на станке пробками. Во время совместной деятельности я присмотрелся к хозяину дома внимательнее. Хотя лицо его и было украшено строгой шкиперской бородкой, однако на прозвание «дед» он никоим образом не тянул. «На вокзале Татьяна проговорилась, что живет в этих краях уже почти двадцать пять лет, – начал я мысленно сопоставлять даты. – Ну, ей-то на вид больше и не дашь. Однако в таком случае Федору Богдановичу, коли уж она зовет его дедушкой, никак не может быть менее шестидесяти пяти. Но разве дашь ему даже пятьдесят? Да ни в жизнь! Директору нашего магазина вон сорок семь всего, а куда как старше выглядит. Тут же даже борода до сих пор черная, ни одного седого волоска! Странно как-то…»

Будучи изрядно смущен столь очевидным несоответствием, я в конце концов утешил себя мыслью, что кровного родства между хозяином дома и Татьяной может попросту и не быть. Бог знает, какие случаи сводят людей под одной крышей, тем паче в глухих деревнях! Может, на самом деле Таня – всего лишь приемная дочь Федора Богдановича, а дедушкой она называет его по сложившейся привычке либо чтобы подчеркнуть старшинство. На том и успокоился. К тому же в голове тем временем поселились уже новые, более насущные мысли, касающиеся главной цели моей поездки. Пора было определяться: либо тотчас раскланиваться с гостеприимными хозяевами и любым способом, пусть даже пешком, добираться до Энска, либо договариваться о сегодняшнем ночлеге здесь.

Федор Богданович словно прочитал мои мысли. Отложив в сторону очередную конструкцию, предложил сам:

– А не остаться ли вам, товарищ писатель, сегодня у нас? В городе вы ведь вряд ли теперь быстро найдете пристанище. Там на Ставропольской хотя и есть небольшая гостиница от бывшего коммунхоза, да только в сезон в нее не втиснуться. А ходить с просьбой о ночлеге по домам поздновато уже, боюсь, будет. После лихих девяностых наши люди теперь только до шести вечера незнакомцев на порог пускают, да и то не каждого. Так что оставайтесь, успеете вы в свой Энск. Посидим сегодня вечерком на веранде, о жизни покалякаем, может, пару-тройку идей и для ваших будущих книжек подкинем…

Предложение оказалось весьма своевременным, и жеманиться я не стал: чай, не барышня. Правда, оккупированный котищем диван придется либо отвоевывать, либо, на худой конец, делить по-братски. Ну да ничего, как-нибудь договоримся. Настроение мигом поднялось, и со стропилами для чужой бани мы покончили буквально за полчаса. Потом пили молоко, потом зачем-то ходили знакомиться с соседями слева, где тоже пили молоко, но уже с ванильными сухарями. А когда стало смеркаться, Татьяна предложила мне прогуляться до берега реки, чтобы полюбоваться оттуда огнями вечернего Энска.

Во время прогулки девушка вела себя отнюдь не деревенской скромницей: заливисто хохотала в ответ на мои немудреные шутки и не стесняясь опиралась на мою услужливо согнутую в локте руку. Меня, признаться, столь непосредственное ее поведение весьма ободрило. Вообразил даже, что угодил в истинно райское местечко, где все возможно и все достижимо. В конце нашей непродолжительной прогулки мы вышли к выдающемуся в сторону реки и украшенному тремя мощными березами мысу, совершили по нему своеобразный круг почета, постояли недолго прямо у кромки обрыва, полюбовавшись словно бы парящими над водой огоньками Энска, а потом двинулись в обратный путь.

На подходе к дому Татьяна умчалась вперед, чтобы подготовить мне постельные принадлежности, а я, оставшись один, задержался на вьющейся вдоль заборов тропинке: захотелось понаблюдать за уличными фонарями, образующими в ползущем с близкой воды тумане подобие чудесных световых пузырей. Увы, созерцательство мое очень скоро было прервано раздавшимся сзади странным звуком, и в ту же секунду какой-то тяжелый предмет с грохотом вонзился в один из столбов, поддерживавших ворота усадьбы Федора Богдановича. Приблизившись, я застыл в оцепенении: предмет оказался внушительных размеров топором. Когда же до меня наконец дошло, что прилетевший из темноты «гостинец» предназначался именно мне, я пулей шмыгнул в приоткрытые ворота, быстро захлопнул их за собой и лихорадочно трясущимися руками задвинул засов. После чего в три олимпийских прыжка достиг крыльца, а оттуда ужом скользнул в дом.

Пока переводил дыхание в сенях, попутно соображал, стоит ли сообщать о происшествии хозяину дома. В итоге, чуть успокоившись, решил, что не стоит. Было предельно ясно, что лично ко мне никто из обитателей Лисовок претензий не мог иметь априори, ибо я объявился здесь всего несколько часов назад и, соответственно, даже теоретически «насолить» никому не успел бы. Скорее всего столкнулся просто с дурацкой выходкой какого-то местного хулигана. А поскольку ничего страшного, по счастью, не произошло, говорить об имитации покушения было бы с моей стороны просто глупо. К тому же я отнюдь не собирался задерживаться здесь на сколь-нибудь длительный срок и, значит, вполне мог быть уверен в том, что подобный инцидент более не повторится.

Поэтому весь остаток вечера я мило улыбался хозяевам, активно поддерживал беседу с ними и даже с удовольствием кормил ненасытного Котофея, признавшего наконец во мне друга. После десяти, сославшись на усталость, я откланялся и поднялся наверх. Перед сном записал на всякий случай в блокнот все свои впечатления от первого дня отпуска: вдруг какие-то мелочи пригодятся моему тезке для очередного опуса?