Читать книгу Закон землеройки - Александр Косарев - Страница 5

Улица, носившая имя не известного мне генерала, и впрямь быстро вывела меня к кирпичному двухэтажному дому, на углу которого синей масляной краской крупно были выведены цифры «21». Смело шагнув в широко распахнутую дверь подъезда и поморщившись от застоявшегося запаха кошачьей мочи, я поспешно взлетел к квартире № 6 на втором этаже. Нажал кнопку звонка, пару минут потоптался на истертом половичке, и замок наконец щелкнул. На пороге выросло всклокоченное рыжеволосое создание неопределенного возраста в атласной домашней рубашке.

– Здравствуйте, – поклонился я, – Слава дома?

Создание потерло глаза кулачками, и я понял, что передо мной стоит юная девушка.

– Нет, Славка еще утром куда-то убежал, – сладко зевнула она. – Но вы проходите, он к обеду обещался быть. – Повернувшись ко мне спиной и шаркая по полу разношенными тапочками, девушка направилась вглубь скупо освещенного коридора.

«Ох уж эта наша беззаботная провинция! – осуждающе подумал я, закрывая за собой дверь. – Совершенно незнакомого человека запросто впускают в дом, не спросив даже имени. Глядишь, сейчас еще и кофе предложат…»

– Кофе хотите? – приглашающим жестом распахнула девушка дверь на кухню.

– Если угостите, не откажусь, – ответил я, присев к столу на один из табуретов.

– Меня Настя зовут, – повернулся ко мне от плиты юный рыжик, – а вас?

– А меня Александр Григорьевич. Приехал в ваш город по приглашению Славы. Он вам, кстати, кем приходится?

– Бра-а-атом, – протянула Анастасия. И тут же удивленно ойкнула: – Ой, а вы, значит, и есть тот самый писатель из Москвы?

Не дождавшись моего ответа, девушка вихрем вылетела с кухни, бросив на произвол судьбы и меня, и закипающий чайник. Пришлось брать бразды правления в свои руки и приниматься за приготовление кофе самому, благо юная хозяйка успела к тому времени выставить на кухонный стол все необходимое.

Когда я уже разливал ароматный напиток по чашкам, за спиной раздались шаги, и я оглянулся. Бог ты мой! Передо мной стояло уже нечто воздушное и нереально красивое. Заспанная недавняя школьница в считанные минуты превратилась прямо-таки в сказочную принцессу! На чисто вымытом нежном личике сверкали озорные глазки с густо накрашенными ресничками, волосы были скручены на затылке в пышный хвост, а пухлые розовые губки прямо-таки напрашивались на поцелуй. И вместо мятой рубашки на Насте красовался теперь явно новый халат с большими блестящими пуговицами.

– Простите, – скромно потупила она взор, – вы так внезапно появились, а я после ночных танцулек даже умыться не успела…

– Ничего страшного, юность во всех видах ослепительна, – улыбнулся я и указал ей глазами на вторую дымившуюся на столе чашку. – Присаживайтесь, леди!

Настя присела на краешек табуретки и с таким трепетом поднесла к губам чашку, будто чувствовала себя сейчас на торжественном приеме в Кремле.

– Ну-с, барышня, – пригубил кофе и я, – расскажите, как вам тут живется-можется…

И без того далеко не бледнолицая девушка ярко зарделась и, искренне, видимо, посчитав, что столичному писателю надлежит поведать обо всем без утайки, без лишних уговоров приступила к бойкому бесхитростному рассказу. Непрерывно перескакивая с темы на тему, доложила и о школе, которую недавно закончила, и о месте работы родителей, а потом перешла и к рассказу о брате.

– Славка у нас всегда шебутной был. С приятелем Генкой Паркуновым за последние годы все подвалы в городе облазал! А однажды они вообще плот смастерили и отправились на нем путешествовать по реке. Папа потом Славку выпорол и целых три дня из дому не выпускал. Но думаете, – подняла она на меня пронзительно синие глаза, – брат после этого хоть чуть-чуть изменился? Как бы не так! Просто намного хитрее стал. Организовал вскоре целое братство из таких же как он сумасшедших, и теперь они сутками копаются на городских задворках – какой-то мифический клад гетмана Скоропадского ищут!..

В этот момент хлопнула входная дверь, и на кухню ввалился высокий, но не шибко плечистый парень такой же, как сестра, огненно-рыжей масти, с грохотом волоча за собой большой холщовый мешок.

– Настёна, – крикнул он с порога, – тащи скорее таз, я такую штуку отыскал! – Заметив же меня, осекся и даже несколько стушевался.

– Здравствуйте, Владислав, – привстав с табурета, вежливо кивнул я ему. – Как видите, письмо ваше меня заинтересовало, и я решил, не откладывая дело в долгий ящик, нагрянуть в гости.

– Александр Григорьевич?! – просиял парень, опуская ношу на пол. – Неужели и впрямь решили откликнуться?! Даже не верится… Ну, держитесь теперь, – погрозил он кулаком неизвестно кому, повернувшись к окну, – уж теперь-то удача меня точно не оставит!

После обмена приветствиями парень уселся напротив, и Настя тут же принялась кормить его. Предложила присоединиться к обеду и мне, но я деликатно отказался: добавки сытная монастырская трапеза пока не требовала. Наскоро расправившись с незатейливой закуской, юный кладоискатель перенес тарелки в раковину и, расстелив на столе газету, принялся выкладывать на нее из мешка светло-серые камни, загадочно на меня посматривая и явно ожидая какой-то реакции. Я же поначалу смотрел на его манипуляции в полном недоумении, пока вдруг не заметил, что боковая поверхность очередного выложенного передо мной камня тщательно отполирована и весьма искусно закруглена. Смекнув, что имею дело с явно рукотворным изделием, я взял заинтересовавший меня камешек в руки, подошел с ним к окну и тотчас увидел в центре окружности две полустертые буквы «И» и «Х».

– Да это же обломки надгробного креста! – воскликнул я, вернувшись к столу и тоже начав активно перебирать камни. – Вот центральная, вот верхняя часть креста, а вот и правая… Здесь даже какая-то надпись просматривается…

– Это первые буквы слов, – пояснил Владислав. – А полностью надпись означает «Иисус Христос, Да Святится Имя Твое».

– Я не о том. Эти-то буквы наверняка выбивались там же, где изготавливался сам крест. А вот тут, на вертикальной части, начертаны еще какие-то буковки, к сожалению, едва заметные…

– Действительно, белое на белом… – озадаченно проговорил Слава, присмотревшись. И спросил с надеждой: – А можно их как-нибудь более отчетливыми сделать?

– Простые карандаши есть? Тогда тащи! Будем осторожно прочерчивать все штрихи и впадины.

Минут через пятнадцать тщательной разрисовки полированных поверхностей известняка на горизонтальной перекладине проявилась надпись «Ра… Бож…й», а на вертикальной – «Сх…ник Б…аго…ар – 7174».

– Раб Божий – это понятно, – глубокомысленно изрек я, – но вот что может означать вторая фраза?…

– А меня больше цифры смущают, – признался Славик. – Особенно если они дату обозначают…

– «Сх…ник» – это «схимник», – втиснулась между нами Анастасия. – Помните, у Гоголя в «Вие» один из героев тоже схимником был! А выражение «носить схиму», насколько я помню, означало соблюдение особо строгих правил поведения. Так что, Славка, похоже, ты могилу какого-то святого разорил, – осуждающе взглянула она на брата.

– Точно, Благодара! – восторженно воскликнул тот. – Как же я сразу-то не догадался?!

– Кто таков Благодар? – заинтересовался я. – Чем славен?

– А идемте лучше в мою комнату, Александр Григорьевич, – предложил Владислав. – Я вам там и коллекцию свою покажу, и о Благодаре поговорим. А то здесь нам все равно от нее покоя не будет, – покосился он на сестру.

Комната моего юного друга выглядела весьма любопытно. Вдоль обеих стен прямо от двери тянулись мощные деревянные стеллажи, заваленные чем ни попадя. У затянутого марлей открытого окна стоял письменный стол с пристроенным к нему сбоку подобием верстака, на котором помимо закрепленных тисков лежали точило, паяльник и прочие инструменты.

Усадив меня на единственный, но довольно массивный стул, Владислав принялся хвастаться своими находками, и словно в калейдоскопе передо мной замелькали старинные наконечники копий, свинцовая шрапнель, пулеметные гильзы, утюги, самовары… Самое же удивительное заключалось в том, что он во всех подробностях помнил и места, где отыскал ту или иную вещь, и обстоятельства, их поиску сопутствующие, и даже точные даты обретения каждой находки.

– А где же та знаменитая серебряная пуля? – напомнил я, будучи несколько ошарашен обрушившимся на меня потоком информации.

– Сейчас покажу! – радостно воскликнул Владислав и, ловко вскарабкавшись по лестнице на своеобразные антресоли, где у него было устроено спальное место, уже через секунду спрыгнул вниз. – Вот она, голубушка, – положил он передо мной маленький замшевый сверточек, – оцените-ка профессиональным взглядом!

«Да он вроде и в самом деле считает меня корифеем в сфере кладоискательства, – подумал я, разворачивая упаковку. – С одной стороны это, конечно, неплохо, но дабы не попасть впросак, лучше уж буду многозначительно помалкивать. Благо парень и сам заговорит кого хочешь».

Основательно закутанная в мягкую ткань пуля наконец звонко выкатилась на столешницу. Предупредительный Владислав тотчас включил настольную лампу и протянул мне лупу.

Тщательный осмотр пули заставил меня призадуматься: очень уж она была необычна по форме – этакий слегка сплюснутый цилиндрик с заостренной примерно под 90 градусов передней частью. На боковой поверхности не наблюдалось ни характерных нарезов от современного оружия, ни даже следов нагара. Лишь грубо процарапанная на одном из боков прямая черта недвусмысленно свидетельствовала, что в конце траектории своего полета пуля столкнулась с чем-то твердым.

– Возможно, стреляли из гладкоствольного оружия, – высказал догадку Славик.

– Диаметр замерил?

– А как же! Диаметр равен 16,5 миллиметрам, а вес потянул почти на 40 граммов.

– Почему «почти»?

– Да весы у меня, понимаете ли, достаточно примитивные, – смутился юный кладоискатель, – родители в обычном фотомагазине их когда-то купили. Но и без того ясно, что пулю эту изготовили вручную, причем из двух советских рублей 1924 года выпуска. А каждый из них как раз почти по 20 граммов весит, я со справочником сверялся.

– Резонно. Остается понять, какому оружию может соответствовать калибр 16,5… Мог выстрел быть сделан из обычной двустволки?

– Нет! – уверенно воскликнул Владислав. – Я недавно специально напросился в гости к одному из школьных приятелей, отец которого коллекционирует оружие. Пришел со своим штангенциркулем и без помех промерил все стволы. Вначале-то, признаться, тоже думал, что пальнули из 16-го калибра. Но потом выяснил, что диаметр такого ствола составляет всего 14,4 миллиметра.

– А может, из 12-го выпустили? – щегольнул и я «оружейными» знаниями.

– Тоже не катит. Там диаметр пули – 17,1 миллиметра. Нет, мне кажется, эту пулю изготовили для какого-то нестандартного оружия…

– И где ж ты только умудрился такую отыскать?

– Это второго мая произошло, – вновь оживился Владислав. – Пока народ после праздников по домам отсыпался, я решил на старое кладбище наведаться. Знаете ведь, наверно, про древний обычай монеты в могилки бросать? Вот я и подумал: вдруг часть таких монеток в поверхностной глине застряла? Могли же набросать не только во время похорон, но и потом, когда поминали… В общем, по центральной аллее я с нулевым результатом прогулялся, а когда к боковым перешел, на первой же могиле николаевскую копейку нашел! Тут уж душа моя разгорелась, и в итоге я, практически не разгибаясь, отпахал там часов пять, не меньше. Зато «улов» того стоил: почти целый карман монет разных лет, два нательных крестика, латунный и серебряный, и даже, представьте, золотые часы! Причем с идеальным состоянием корпуса!

– Покажешь?

– Увы, – грустно развел руками Владислав, – сдал их на днях в часовую мастерскую – попросил поставить механизм посовременнее.

– Ладно, давай вернемся к пуле, – решительно восстановил я нить ушедшего в сторону разговора.

– А, ну да… В общем, к концу той прогулки забрел я на самый дальний участок кладбища, на Игуменову горку. Но там удача от меня отвернулась: кусты разрослись так, что не продерешься. Я потыкался-потыкался без всякого толку и, решив, что пора домой возвращаться, свернул налево. А когда добрался до монастырской стены, почувствовал, что батарейки в моем «Фишере» садиться начали. Чтобы их поменять, двинулся в угол погоста, к Филимонову склепу, поскольку около него и каменная скамейка есть, и столик железный…

– Так а на пулю-то где наткнулся? – поторопил я словоохотливого юношу.

– Сейчас и до пули дойду, – обещающе кивнул он. – Я ведь, наоборот, стараюсь, чтоб вы как бы наглядно картинку моих перемещений себе представили… В общем, раньше часть этого кладбища была огорожена деревянным забором, но теперь он по большей части уже развалился. А именно в том месте частично почему-то уцелел. Вот я случайно и обратил внимание, что один из столбов как бы специально кем-то расколот. То есть из него реально был целый кусок вырван, да еще и гвоздь ржавый, чуть ли не «с мясом» вывороченный, висел! Я приблизился, сквозь ту дыру глянул, глазом «примерился» и… Короче, практически сразу определил, куда улетела штука, разворотившая столб… Батарейки мигом поменял и кинулся со всех ног то место «прозванивать». И – не поверите! – буквально через две минуты нашел! А уже дома сообразил, что вот эта черта, – осторожно прикоснулся Владислав острием карандаша к царапине на пуле, – именно тем гвоздем из столба и оставлена.

– Да уж, действительно странная находка, – задумчиво констатировал я. Потом поднялся и подвинул стул собеседнику: – Давай-ка присядь и хотя бы схематично воспроизведи то место на бумаге.

– Зачем? Я и так все помню.

– Что помнишь – молодец, – буквально силой усадил я парня, – но учись всегда оставлять копии своей памяти. Как говорили древние мудрецы: «Самый тупой карандаш лучше самой острой памяти». А заодно и мне станет более понятно, как твои поиски происходили. Тебе ведь интересно мое мнение?

– Конечно, интересно, – неохотно подтянул он к себе лист писчей бумаги, – только у меня таланта к художествам нету. Это вон у Настюхи рука легкая…

– Настенька, – приоткрыл я дверь, – зайди, будь добра, к нам на минутку.

Девушка, аж порозовевшая от осознания собственной значимости в доверенной ей роли, постаралась на славу. Действительно легкими, точно порхающими над бумагой движениями она изобразила и монастырскую стену, и хаотично заставленную надгробьями территорию кладбища.

– Вот здесь тот столб стоит, – осторожно подрисовал Владислав крохотную галочку, – а здесь – склеп, о котором я вам говорил.

– И откуда, как думаешь, мог быть произведен выстрел?

Юный кладоискатель ненадолго задумался, но потом уверенно взялся за карандаш.

– Дыра через столб шла вот так, – грубыми штрихами изобразил он что-то наподобие большой кривой сосиски, – и находилась примерно на уровне моей груди. А саму пулю я нашел вот здесь, слева, метрах в пяти от столба…

– А справа от столба, получается, высится монастырская стена? – на всякий случай уточнил я, и парень утвердительно кивнул.

– Значит, – азартно включилась в разгадывание головоломки Анастасия, – стреляли либо с самой стены, либо через имеющееся в ней отверстие. Больше неоткуда!

– Еще бы узнать, в кого стреляли, – вырвалось у меня. – Согласитесь, ребята, но выплавить для какого-то явно нестандартного оружия серебряную пулю, да еще и занять для выстрела столь уникальную позицию – на подобные действия можно пойти лишь в совершенно беспрецедентном случае.

– Типа как президента Кеннеди ухлопать, – предположил Владислав, откидываясь на спинку стула.

– А я слышала, – вновь встряла Анастасия, – что с серебряными пулями только на вампиров и оборотней охотятся.

– Ну ты и сказанула! – язвительно хохотнул Славик. – Запомни: охотятся на диких зверей и уток, а нечистую силу – уничтожают! Причем особые люди. Такие, например, как…

– Ван Хельсинг из недавно вышедшего на экраны фильма, – подсказал я. – Но все это, увы, кино, фантастика, выдуманные сценаристами персонажи. Подумайте лучше, кто из жителей вашего города мог бы тогда претендовать на роль вампира, а кто – ну, допустим, на роль двойника Вана Хельсинга? – Оба моих собеседника вдруг посерьезнели и даже несколько испуганно переглянулись. Поняв, что ляпнул что-то не к месту, но отступать уже не желая, я продолжил: – Если уж мы хотим разгадать тайну пули, молодые люди, то для начала должны отработать хоть какую-то версию. Давайте поступим так: каждый из вас напишет сейчас свой вариант ответа за заданный мною вопрос, причем втайне друг от друга. Подписываться необязательно. А я, в свою очередь, обещаю опросить подобным образом кого-нибудь еще из местных жителей, обобщить полученные сведения и поделиться потом выводами с вами. Ну как, согласны?

Брат с сестрой дружно кивнули жгуче-рыжими шевелюрами, нацарапали что-то каждый на своем клочке бумаге, и я поторопился упрятать их записки в карман, ибо почувствовал вдруг жуткую усталость. Видимо, бурно проведенный день оказался для меня, столичного жителя, непривычно тяжелым, и теперь организм настойчиво сигнализировал, что пора бы предоставить ему хоть толику полноценного отдыха. А ведь мне надлежало еще добираться до Лисовок!

Дорогу к лодочной переправе я решил выяснить, как обычно, методом опроса встречных местных жителей, поэтому, подкрепив себя еще одной чашечкой кофе и демонстративно взглянув на часы, начал откланиваться.

– Да посидите еще! – заканючил Владислав.

– Тем более что скоро мама придет, – поддержала брата Анастасия, – чего-нибудь вкусненького принесет. Поужинаете с нами, расскажете нам о столичной жизни…

«Эх, – мысленно вздохнул я, – мне б еще самому о ней хоть что-нибудь узнать!. А то ведь живу по принципу: работа – дом, дом – работа, а в промежутках – забитое дурно пахнущими телами московское метро с его круглогодичной духотой и толкотней». Но признаться в том значило разом уронить себя в глазах восторженно принявших меня новых знакомых, тем более таких юных и впечатлительных. Поэтому я как можно убедительнее пообещал поведать о столичной жизни при следующей встрече. Владиславу же дал на прощание персональное задание: вновь посетить то самое кладбище и провести там простой, но очень важный для нашего расследования эксперимент. А именно: с помощью бечевки соединить место падения серебряной пули с пробоиной в столбе и постараться установить точку, из которой был произведен выстрел.

Слава согласно кивнул и даже вызвался проводить меня, однако я деликатно отказался: «известному поисковику» не пристало проявлять беспомощность в чужом городе на глазах у явно уважающего его мальчишки. В любой точке планеты «профессиональный кладоискатель» должен уметь ориентироваться сам. К тому же не очень хотелось сообщать адрес своего временного поселения, ибо успел убедиться: в этом не понятном мне пока городке лучше как можно больше узнавать об окружающих и как можно меньше выдавать информации о себе. Так что, пообещав Владиславу в случае необходимости непременно связаться с ним по телефону, я торопливо попрощался и с ним, и с его замечательной сестренкой и вскоре уже вышагивал по проспекту Революции, который, как мне показалось, пронизывал город Энск насквозь – с одного конца до другого.

У шаркавшей по тротуару древней старушки с корзинкой на согнутой в локте руке я поинтересовался, ходит ли здесь хоть какой-нибудь транспорт до моста.

– А тебе куда, сынок, добраться-то нужно? – подняла она на меня слезящиеся глаза.

– В Лисовки, – не стал я лукавить.

– Тогда на кой же тебе к мосту ехать? Ежели денюжки есть, лучше перевозчика на лодочной станции найми.

– А где эту станцию найти? Я не местный, извините…

– Да тут недалече, – тяжело развернулась старушка на пятачке асфальта. – Вон, видишь хозяйственный магазин напротив? Вот прямо от него и спускайся, милок, вниз, к реке. Мальчишки туда часто купаться бегают, так что дорожка протоптанная. А уж лодки и сам увидишь, их там много.

Действительно, хорошо утоптанная тропа, вьющаяся вкруг неширокого овражка, вывела меня вскоре к живописной бухте. Берега ее были усыпаны неестественно желтым песком, и я сразу понял, что передо мной – городской пляж. Нестерпимо захотелось сбросить с себя пропотевшую одежду и прямо голышом броситься в отливающую зеленью неподвижную воду, но пойти на такой «подвиг» в столь оживленном месте я постеснялся. Лишь расстегнул на рубашке все пуговицы и направился к возвышавшейся в отдалении двухэтажной будке, рассчитывая именно в ней найти нужного мне перевозчика. По пути машинально разглядывал покачивающиеся на волнах разномастные суда, среди которых были и многоместные баркасы, и крохотные одноместные яхты, и обычные моторные лодки. Приблизившись к будке, я услышал доносившееся с нижнего, щедро застекленного этажа характерное пощелкивание костяшек домино и смело шагнул внутрь.

За небольшим столом, заваленным рыбьей чешуей, сидели трое мужчин, удивительно похожих друг на друга. Круглолицые, с курчавыми всклокоченными седыми волосами, они напомнили мне отчего-то трех богатырей с картины Васнецова. Только эти «богатыри» были истинно современного «разлива», то есть выглядели безмерно распухшими от постоянного потребления пива и явно затянувшегося периода хронического безделья.

– Никак нам бог послал кусочек сыра? – хрипловатым голосом отреагировал на мое появление мужчина, сидевший лицом к входной двери.

– Почти, – поддержал я его шутливый тон. – Как только перебросите меня на другой берег, кусочек сыра окажется у вас в зубах.

– А ты что, один? – искоса взглянул на меня второй игрок.

– Один.

– Ну тогда, значит, без сыра останемся. Лодка-то у нас на пятерых рассчитана, и из-за одного пассажира – считай, порожняком! – нам гонять ее туда-обратно смысла нет.

– А сколько стоит проезд в одну сторону? – поинтересовался я.

– Полтинник с человека. С пятерых получается двести пятьдесят, и тогда хоть бензин оправдываем.

– Понял. Что ж, в таком случае извините за беспокойство, – развернулся я к двери, – сыр, видимо, придется съесть самому.

Тратить двести пятьдесят рублей на преодоление какой-то пары сотен метров водной поверхности мне показалось верхом неоправданного транжирства. В конце концов мой бюджет на данный момент времени был довольно скромен, а заветные доходы еще только призрачно маячили впереди. Я и по жизни-то в плане расходования денег веду себя крайне аккуратно, стараюсь жить строго по средствам. В долг и сам не беру, и другим не даю. Нет денег на икру – обойдусь сливочным маслом. Нет и на масло – погрызу сухую корочку.

Правда, из окна будки вслед мне понеслись крики насчет достижения возможной договоренности, но я даже не оглянулся. К тому же искупаться очень хотелось. Поэтому, подобрав оставленный кем-то на берегу большой пластиковый пакет, я решительно приблизился к воде и начал раздеваться. Потом привязал пакет с одеждой к левой руке подобранной тут же, на берегу, бечевкой и благоговейно вошел в словно замершую к вечеру реку. Плавать я любил и умел (в море легко преодолевал по два-три километра), поэтому никаких проблем от предстоящего заплыва не ждал. Вода была приятно теплой, а до противоположного берега, казалось, – буквально рукой подать!

Первые сто метров я преодолел быстро и в полном восторге. Освеженное тело двигалось на удивление легко, а чуть притопленный в воде пакет не мешал грести совершенно. Однако стоило мне достичь середины реки, как я ощутил вдруг давление довольно сильного и более холодного течения, начавшего неумолимо сносить меня в сторону от мысленно проложенного маршрута. Усилия пришлось удвоить, но тем не менее я с тоской проводил взглядом не одно удобное для высадки место… А вскоре течение уже мощно тащило меня вдоль широкого и плотного камышового леса. Я попробовал нащупать ногами почву, но никакой опоры кроме топкого растительного месива, увы, не обнаружил. А тут еще и некстати раздувшийся пластиковый мешок ни в какую не желал пускать меня в плотную щетину камышовых зарослей. Словом, довольно скоро я почувствовал, что силы меня оставляют.

Запрошенные речниками двести пятьдесят рублей стали казаться теперь суммой столь мизерной, что я не единожды упрекнул себя за опрометчивый отказ от их предложения. Бороться с течением я в итоге перестал вовсе. Просто, крепко обхватив объемный пакет-поплавок, безвольно поплыл туда, куда оно меня влекло. Правда, не спуская при этом глаз с правого берега, где, по моим прикидкам, рано или поздно должен был открыться проход к твердому берегу. Когда меня стихийно пронесло по водной глади километра полтора и вдали мелькнул знакомый силуэт большого городского моста, я наконец различил в непроходимом травяном массиве некое подобие узкой просеки.