Читать книгу Дядя самых честных правил. Книга 5 - Александр «Котобус» Горбов - Страница 6
Глава 6 – О князе и наградах
ОглавлениеКнягиню я нашёл в библиотеке. Марья Алексевна задумчиво листала «Опыты» Монтеня, делая карандашом пометки на полях. Кстати, замечательная книга – автор, не будучи колдуном сам, изучал деланную и Талантливую магию исключительно по книгам. Особых тайн в ней не было, но сравнительный обзор получился шикарный.
– Костенька, – Марья Алексевна строго указала на меня карандашом, – ты уже придумал, как помочь Пете? Человек без глаза остался, переживает, ночами не спит.
– Боюсь, это выше моих сил, Марья Алексевна.
– Как это? Руку своему мертвецу сделал, а глаз не можешь?
Я сел напротив княгини, сложил руки перед собой домиком и попытался объяснить.
– С Кижом ситуация другая. Он мёртв, и тело работает, как автоматон, если говорить упрощённо. А Пётр живой – работать с живыми тканями я не умею.
– Зачем с ними работать? Сделай ему искусственный глаз, и всё.
– А как прирастить к нему нервы? А мышцы, чтобы двигали глазное яблоко? Даже не представляю, как это сделать. Был бы он мёртвый, другое дело.
– Типун тебе на язык. – княгиня махнула на меня рукой. – Нервы, мышцы, тоже мне, умник. Ещё скажи, что опасаешься воспалительно-деструктивного процесса и отторжения импланта.
– Марья Алексевна, откуда вы такие слова знаете?
Княгиня усмехнулась.
– Нахваталась за долгую жизнь от разных умников вроде тебя. В общем так: сделай глаз, как умеешь, а приживить его уже моя забота.
На пару секунд я опешил.
– Так вы лечить можете? Научите!
– Ой, ничего я не могу, даже не проси. Произвести замену много ума не надо, организм сам всё сделает, если ему помочь. Это не раны зашивать или инфекции выводить.
Я осуждающе посмотрел на неё.
– Марья Алексевна…
– Сказала же, нет. Никакой медицины! Терпеть её не могу, гадкую, – она поморщилась. – Раз покажешь, что умеешь, на следующий день заставят гнойные фурункулы вскрывать. А я женщина впечатлительная, видеть такие ужасы не привыкла. Нет, нет и нет. Глаз Пете поставим, и дело с концом.
– Как скажете, нет так нет.
Оставалось только вздохнуть: я слышал, что встречаются такие Таланты, но на практике никогда не сталкивался. Жаль, что княгиня отказалась от медицинской практики, очень жаль.
– Марья Алексевна, я же к вам по делу.
Я вкратце обрисовал ей проблему с Ксенией. Девочке нужен наставник вместо Диего. Пусть испанка и не рвалась её особенно учить, но помогала контролировать молодой и дикий Талант. А под моим руководством рыжая бестия разнесёт всё вокруг.
– Может, вы возьмётесь, а?
– Костя, ты сегодня невыносим. Предлагаешь мне бегать за этой чертовкой с моим радикулитом? Никакой жалости к старой женщине, – княгиня притворно погрозила мне вееером. – Да и не умею я учить как положено. Головы откручивать ещё ладно, а твоей протеже к тому же хорошие манеры нужны. Ладно, подумаю, где бы нам наставницу взять. Чтобы и вести себя научила, и с Талантом разобралась. Отпишу знакомым, может, что-нибудь посоветуют.
– Спасибо, вы – чудо.
Я встал, подошёл к княгине и поцеловал руку.
– Не буду больше отвлекать вас, Марья Алексевна.
– Погоди, Костя, совсем забыла. Присядь.
Она перелистнула «Опыты» и нашла между страницами сложенный листок бумаги.
– Час назад привезли, пока ты свою рыжую выгуливал. Я просила знакомых разузнать о Еропкиных, на кой чёрт им бумаги по лошадям нужны были. Вот, прислали ответик.
Пробежав по письму глазами, она покачала головой.
– Про цену на лошадей, что Елизавета установила, слышал?
– Да. Полторы тысячи вроде бы.
– Хорошо осадила этих жуликов, давно пора было. Только знакомые пишут, словно сговорились самые богатые конеторговцы. На остальных, кто помельче да пожиже, будто мор напал: один отравился, другой с лестницы упал и шею свернул, третий ещё зимой в проруби утонул. Лишь трое остались – Лепёшкины, Митрофановы и Дурыгины. Вся торговля лошадьми у них в руках сейчас.
Ты смотри! Прямо картельный сговор в лучших традициях организованной преступности.
– Пишут, – Марья Алексевна усмехнулась, – Дурыгин старший встречался с Еропкиным за неделю до того, как ты его убил. О чём говорили, неизвестно, но догадаться невелика хитрость.
– Думаете, меня заказали конеторговцы?
– Ты главного не спросил. Под кем эти купцы ходят? Кому они половину дохода за защиту платят?
– Дайте угадаю. Голицын?
– В яблочко, Костя, в яблочко. Дурыгины точно. Лепёшкины и Митрофановы через вторые руки.
– Вот оно что. Я-то думал, он меня из-за дяди невзлюбил, а всё из-за денег. Как-то слишком меркантильно для князя из старинного рода.
Княгиня расхохоталась в голос.
– Костенька, да у нас половина дворянства такая. Это по молодости князь за личные обиды мстил бесплатно, а потом заматерел и без денег даже в кофий врагу не плюнет.
Отсмеявшись, Марья Алексевна промокнула глаза платочком и разом стала серьёзной.
– Сейчас у Голицыных большие проблемы. Елизавета по их лошадиному делу ударила, в Сибири у них неприятности с другими родами, сын князя промотал огромные суммы, отчего перед папенькой появляться боится. От этого они и имущество распродают, чтобы закрыть дыры. Только ты не обольщайся: это временные трудности, у всех бывают. Князь – калач тёртый: здесь потерял, в другом месте возьмёт. У него при дворе огромные связи, многие роды его поддерживают, многие должны. Год-другой, глядишь, и восстановят капиталы.
Княгиня наклонилась в мою сторону и сбавила тон.
– Вот только тебе князь непокорство не простит. И за Василия Фёдоровича отыграется и за лошадей.
– Понимаю, Марья Алексевна, очень хорошо понимаю. Сейчас как раз принимаю меры, чтобы на усадьбу ни одна собака покуситься не могла.
– Это всё хорошо и правильно, Костенька. Но вопрос надо решить принципиально. Как ни придумывай магические штуки, он до тебя всё равно доберётся. У Голицыных пятьсот опричников, они тебя с кашей съедят. Показательно, чтобы другим неповадно было перечить роду. И никакой Надворный Судья вмешиваться не будет. Это ты тоже понимаешь?
Я кивнул. Куда уж яснее!
– У тебя три варианта, Костя. Первый: ты немедленно едешь в Москву, падаешь в ножки к князю и просишься к нему под руку. Будешь делать лошадей для него, регулярно являться на приём и жить спокойно. Второй: ты отправляешься к Шереметеву и делаешь то же самое. Там можно будет поторговаться, взять себе немного свободы, но принцип тот же. Граф тебя от князя прикроет, но и шерсть с тебя пощиплет.
– Плохой выбор, Марья Алексевна, очень плохой. Не хочу я «ложиться» ни под кого. Хоть Голицыны, хоть Шереметевы, хоть Шуваловы, свобода мне дороже. Вы говорили, ещё третий вариант есть?
– Есть. Ты спокойно, не торопясь едешь в Москву, – княгиня прищурилась и хищно показала клыки, – и организовываешь смерть нашего общего «друга».
От такого предложения я опешил и закашлялся.
– Марья Алексевна, мне его что, на дуэль вызвать? Или штурмом Голицынское подворье взять? Так у меня силёнок не хватит на такие подвиги. Да и в Сибирь мне как-то не хочется ехать, там климат неподходящий.
– Я сказала организовать, а не прикидываться дураком. Вон, Фридриху ты вызов небось не посылал. Так ведь?
Уж от кого я не ожидал такого радикального предложения, так это от Марьи Алексевны. На мой взгляд, ещё можно было как-то вырулить и договориться с Голицыным.
Княгиня будто прочитала мои мысли и добавила:
– Не надейся: пока князь жив, он тебя в покое не оставит.
Я посмотрел на неё и вздрогнул: взгляд Марьи Алексевны был полон застарелой ненависти. У неё к Голицыну были давние личные счёты, такие, что она жаждала убить его моими руками.
– Чем он вам насолил, Марья Алексевна?
– Ах, Костенька, – она печально качнула головой, – это старая история, даже вспоминать не хочется. Но если ты возьмёшься отправить князя в мир иной, я вложу в это предприятие десять тысяч, на подкуп и прочие расходы.
– Мне надо подумать. Такой вопрос с кондачка не решается. Даже не знаю, с какой стороны браться.
– К любому ключик можно подобрать, – княгиня безжалостно улыбнулась, – поговори с его сыном, с дочерью. Найди, кого Голицын обидел, попроси помощи. Врагов у него больше, чем у твоего кота блох.
Я кивнул и обещал подумать. Вариант мне крайне не нравился: стоит допустить оплошность, и меня размажут по стенке.
* * *
За ужином я наблюдал настоящий цирк – отвергнутого Боброва. Александра демонстративно не смотрела на него, а Пётр ещё более демонстративно страдал. Он вздыхал, бросал на рыжую взгляды, полные вселенской печали и делал вид, что умрёт прямо сейчас. Немедленно! Вот только доест горячее и десерт.
Фоном для представления шло сольное выступление Кижа «а посмотрите на мою новую руку». Он двумя стальными пальцами брал бокал, отпивал глоток и ставил на место. Крутил в ладони вилку, жестикулировал и всем своим видом хвастался новой игрушкой. Дай ему волю, он бы каждому за столом сунул руку под нос и заставил восхищаться. Хорошо хоть «секреты» не показывал, не находя повода.
– Дмитрий Иванович, мне кажется, тебе нужна перчатка.
– Зачем?! Вы что, Константин Платонович, это же вершина механики! Как можно прятать её от людей?
Мне показалось, что он готов обидеться за такое предложение.
– И всё же лучше не демонстрировать её лишний раз на людях. Не стоит выдавать секреты посторонним.
Киж хмыкнул, подумал и кивнул.
– Да, вы правы, Константин Платонович. Я должен был сам об этом подумать.
– Чудненько. Александра, Татьяна и Пётр, – обвёл я взглядом троицу, – после ужина, как закончите с чаем, поднимитесь ко мне в кабинет. По одному.
Пять глаз уставились на меня с удивлением и подозрением. Судя по выражению лиц, все трое решили, что я буду их ругать. Ксюшка тоже так решила и посмеивалась над ними. Мы с девочкой переглянулись, и я подмигнул ей.
– Благодарю за ужин, – я положил салфетку и встал. – Не забудьте, что я буду ждать вас.
Естественно, никто не стал пить чай и молодёжь сразу же бросилась за мной. Не успел я даже устроиться за столом в кабинете, как в дверь без стука прошмыгнула рыжая.
– Я здесь, Константин Платонович. Что-то случилось?
– Садитесь, Александра.
Она устроилась напротив меня, сложила руки на коленях и изобразила мордашку отличницы.
– Александра, во время моего отсутствия вы с Татьяной заменяли меня в мастерских.
– Я что-то не так сделала?!
– Сударыня, когда вы научитесь слушать до конца? В конце концов, перебивать своего наставника невежливо.
– Ой, простите, Константин Платонович.
– Так вот, Александра. Я знаю, как вы работали. Сколько приложили сил и как много сделали.
Взяв паузу, я наблюдал, как рыжая ёрзает на стуле. Ничего, пусть немного помучается, это полезно для тренировки выдержки.
– Пришла пора оценить ваше старание по достоинству.
Вытащив из ящика стола тяжёлый кошелёк, я поставил его перед собой.
– Здесь пятьсот рублей, Александра. Возьмите его, это небольшая премия за лошадей.
– Константин Платонович, не нужно! Я ведь ваша ученица, это моя обязанность. Я вовсе не за деньги работала, честное слово!
– Александра, сколько раз вам повторять, что меня надо слушаться беспрекословно? Я сказал «взять», значит, вы берёте, говорите спасибо и идёте с кошельком к себе.
– Но я не ради денег, Константин Платонович! Я ведь и так на полном пансионе…
– О господи! Александра, сколько можно со мной спорить? Во-первых, у вас есть сёстры, и вы можете помочь им с приданым. Во-вторых, Марья Алексевна грозится отвезти нас осенью на бал в Муром. Прикажете мне ездить по магазинам и покупать вам всякие веера и ленты? Сами, моя дорогая, сами себе купите. Вы уже взрослая девица и можете разумно распорядиться деньгами. Ещё есть вопросы?
– Нет, – пискнула рыжая, цапнула кошель и вылетела из комнаты.
Следом я вручил такую же сумму Боброву. Ну а что, соратников надо награждать и материально стимулировать. Про глаз я ему не стал пока говорить, чтобы не обнадёживать раньше времени.
Только с Таней вышла проблема – девушка напрочь отказалась взять деньги. Она даже и представить себе не могла такую сумму, не то чтобы видеть. Дошло чуть ли не до слёз, представляете? После долгих уговоров, мы с ней нашли решение: деньги она отдаст на сохранение Настасье Филипповне и будет брать по необходимости.
– А можно, – Таня шмыгнула носом, – я цукаты на них куплю в Муроме?
– Ох, горе ты моё, конечно, можно.
Я притянул девушку к себе и обнял. Как бы ни была она талантлива в деланной магии, из неё так и лезло деревенское воспитание. И мне придётся приложить ещё немало усилий, чтобы вылепить из неё дворянку. Для начала не по статусу, а по поведению.