Читать книгу Вешки. Трагедия русской деревни - Александр Кованов - Страница 11

…Слушал тревожные сводки

каждые сутки народ.

Слушал… И выдох короткий:

«Быстро, паскудина, прёт…»

Школьный учитель флажками

карту истыкал совсем…

«Скоро столкнёмся с врагами…» —

он, недвусмысленно, всем,

тыча указкой в бумагу,

линию фронта чертил…

«Мы ведь проявим отвагу?

Хватит у вешкинцев сил?»

Утром собрал председатель

односельчан у реки:

«Движется к нам неприятель…

Нам отставать не с руки,

если на битву поднялся

славный советский народ!

В первых рядах записался

я в добровольцы… Но вот,

тут же в райкоме сказали —

«бронь» на тебя! Вот те, на!!!

Как по рукам повязали…

Что ж вы творите?! Война!!!

…Даже и слушать не стали,

и возвернули в межу…

То, что приказывал Сталин,

я вам сейчас расскажу…

Всем мужикам, кто умеет

крепко винтовку держать,

кто отступить не посмеет,

кто не посмеет бежать,

нужно, в течение суток

вещи собрать, и – в район!

Там же, из Вешек и Уток,

вмиг соберут батальон.

Всем остальным! Как солдатам,

только в частях тыловых,

не разбегаться по хатам,

а воевать за троих!

Здесь! На колхозных наделах,

где ни к чему динамит!

Сделаем общее дело —

враг будет скоро разбит!»

Нонче рыдала гармошка

у сельсовета…   В дверях

сел одноногий Тимошка,

пел про бессмертный «Варяг».

Всем, уходящим в дорогу,

так, как когда-то себе —

«Смело, товарищи, в ногу.

Духом окрепнем в борьбе…»

Бабы рыдали и выли,

висли на мужних руках…

Бабы ещё не забыли

музыку эту и страх.

Страх, что забился в комочек

где-то под сердцем, и ждёт:

«Может, мой муж… Мой сыночек

живеньким с фронта придёт?»

Те, кто остался, не знали

продыху ночью и днём…

Всё, что имели – спасали,

чтобы фашисты с огнём

в полдень сыскать не сумели…

Чтоб не досталось врагу

в речке – ни брода, ни мели,

и ни травинки в стогу.

Трактор укрыли в овраге

вместе с горючим…  Да так,

что рядом с ним, в полушаге,

не догадается враг.

Бороны, плуг и запчасти —

всё за болото свезли.

Хлеб семенной, хоть отчасти,

спрятали в лоно земли,

сделав подземные схроны

в высохшем русле реки…

…Вешкам не будет урона!

То-то, дают мужики!

Фронт приближался… Всё чаще

красился кровью закат…

Наших солдат, отходящих,

звал председатель в отряд,

что собирал понемногу

в дальнем лесу, средь болот.

Там, вдалеке от дороги

строился крепкий оплот.

Бабы землянки копали,

дети пилили дрова.

Люди не ели, не спали,

ноги таскали едва,

лишь бы успеть до прихода

немцев в родные края…

…Воля крепка у народа…

Зная, что насмерть стоять

всем им придётся на этой

пяди родимой земли,

люди не видели света —

делали всё, что могли…

В августе, пыльным просёлком,

немцы явились и к нам…

Рота солдат…

На двуколке

ехал один капитан

с тросточкой…

Видимо, всё же,

русская пуля врага

цапнула… Да не по коже,

коли не гнулась нога.

С ним – переводчик. Пытаясь

что-то по-русски сказать,

он голосил: «Собирайась!

Всем сельсоветен собрайт!

Бистро! Шнель, русише швайне!

Бистро! Кому говорьят!

К вам обращайт капитанен!

Всрослий и киндер не прят!»

В воздух стреляя, солдаты,

всех выгоняли во двор…

Люди-то, к лесу… Куда там!

Тут же стреляли в упор!

Гнали, как скот, окружая

цепью, толкая вперёд…

Лаем своим угрожая,

гнали на площадь народ…

Долго картавил с двуколки

что-то в народ капитан.

Был переводчик… А толку?

Блеял за ним как баран.

Вызвался школьный учитель

быть переводчиком… Он

выдавил: «…Освободитель,

люди, нагрянул к нам в дом.

Вот, по словам капитана,

немцы гуляют в Кремле.

Только мне кажется странным —

где, Левитан-то? В земле?

Только сегодня я слушал

сводку в двенадцать часов!

Что вы развесили уши,

слушая наших врагов?

Вот, говорит он, что Сталин

тайно бежал из Москвы…

Что ж вы, товарищи, встали?

Или поверили вы

в бредни фашистского гада?

Вот, говорит он сейчас

то, что теперь Ленинграда

больше не будет у нас?»

А переводчик, зараза,

понял… И стал лопотать,

путая смысл и фразы,

всё капитану…   Тот встать

было хотел… Но фашиста

рана, видать, подвела…

Он завизжал: «Коммунистен!

Шиссен, зольдатен! Алярм!»

Падая наземь, учитель,

Выкрикнуть всё-таки смог:

«Русский – всегда победитель!

С нами! Не с немцами Бог…»

…И, в назидание людям,

был он повешен…    Зачем?!

…Словно боялись, что будет

мёртвый рассказывать всем,

что непременно победой

кончится эта война…

Кто бы об этом поведал?

…Разве, кукушка одна?

Несколько месяцев к ряду

вешкинцы строили склад

артиллерийских снарядов…

…Слышали, что говорят

промеж собой оккупанты —

дескать, не пала Москва!

Им не хватило таланта

выиграть быстро…    Едва

холодом зимним дохнуло —

фрицы убавили пыл…

А завьюжило, задуло —

раж, как «буржуйка» остыл…

Немцы устроили быстро

«новый порядок» вокруг.

Не подпускали на выстрел

к комендатуре…   И, вдруг,

всех постреляли, зачем-то,

бедных дворовых собак…

Видно, спокойнее немцам

было без лая…   За так

брали из хат, что хотели…

Как же? Хозяева, мля…

Спали на мягкой постели…

(Лучшей постелью земля

стала бы этим паскудам…

Но на штыки не попрёшь…)

…Жили под гнётом и спудом —

не убежишь, не соврёшь,

что заболел, и не можешь

выйти работать… Удел

был каторжанского строже:

если не вышел – расстрел!

Каждое утро, в семь тридцать,

(хоть на часы не смотри)

гнали всех вешкинцев фрицы

строем, в колонну по три,

строить склады для снарядов —

мёрзлую землю долбить,

и под накатом в три ряда

полок ряды городить.

Тех, кто устал или падал,

тяжестью сбитый бревна,

тут же на улицу, гады,

гнали…   От крови стена

бурою стала за время

стройки проклятой…   И как

вынести тяжкое бремя,

коли беснуется враг?

Ранней весенней порою

стали снаряды возить…

В каждой машине – с горою!

Вешкинцев гнали грузить,

и разгружать, и укладку

бережно очень вести…

…Видно фашистам не сладко

зимушку было снести,

что завезли под завязку,

чтобы с весны воевать…

…Только забыли про сказку —

смертушки не миновать

всем, кто нагрянул на нашу

землю с огнём и мечом…

…Русскому дьявол не страшен,

русскому чёрт нипочём…

Так шандарахнуло ночью!!!

Сразу не взяли и в толк…

На километр, воочию,

ринулся огненный столб

в небо безлунное… Крыши

в Вешках к чертякам снесло!!!

Яркие искры, всё выше!!!

К дальним лесам понесло

ветром огромное пламя —

грозный, бушующий вал…

…Словно советское знамя

сызнова кто-то поднял…

Люди шептались, не веря,

что партизаны пришли,

и что фашистского зверя

ранить так смело смогли…

Горе… Военное горе

Входит со стуком и без…

В Вешки нагрянула вскоре

зондеркоманда СС…

Вместе с фашистом явился

Харин (!!!)

Неужто живой?!

Как же он не удавился?!

Был же, паскудина, свой!!!

Глякося! Переродился

Харин… Хоть смейся, хоть плачь…

…Вот и фашистам сгодился,

проклятый в Вешках, палач…

Сбились на площади люди…

Воет от страха народ…

И, по указке «иуды»

их сортируют, как скот…

Харин в карательном списке

выбрал шестнадцать имён.

Все, как один – коммунисты.

Им приговор предрешён —

прямо у стенки церковной

их расстреляли враги…

Раненый Ванька Духовный

крикнул народу: «Беги!!!»

Бросились люди… Куда там?

Пуля найдёт всё равно.

Вопли и лай автоматов

в целое слились одно…

Снова согнали на площадь,

снова стеснили людей…

Харин взобрался на лошадь,

и заорал: «Всех детей,

всех, от шести и до… Это…

Всех, до шестнадцати лет,

вывести! И, к сельсовету!

Поняли все?! Или нет?!»

Что началось тут… Словами

не передать никогда…

И не узнать бы нам с вами,

если б людская молва

не сохранила б, до срока

эхо далёкой войны,

ныне живущим, уроком…

Самые страшные сны,

все, что вам снились когда-то,

с этим в сравненье не шли…

…В церковь согнали солдаты

вешкинцев. И подожгли…

Деток свезли эшелоном

на оружейный завод.

…Замерли Вешки… в них словно

больше никто не живёт…

Люди, сумевшие как-то

лютой судьбы избежать,

стали тихонечко в хаты

из лесу, в осень, съезжать.