Читать книгу Неуставняк-1 - Александр Куделин - Страница 11

Пункт сбора – большая территория, огороженная бетонным забором, на которой с правой стороны располагалась трёхэтажная панельная казарма (этажность точно не помню), за ней был просторный спортивный городок с вытоптанным футбольным полем. Центром являлся большой заасфальтированный плац, слева от него стояли бревенчатые столовая, две казармы и в отдалении – штаб. Где располагалась гостиница для офицеров, не знаю, да мне и не надо.

Основной растительностью в периметре пункта были сосны. Ближе к воротам густоту деревьев можно было назвать лесом, вглубь и в сторону от бетонной казармы растительность менялась вплоть до полупустыни. Практически вся местность была вытоптана, корни высоких сосен выпирали из земли и походили на щупальца осьминога. Везде организованными кучками располагались разрозненные отряды ополченцев. Нас отвели за казарму и расположили на спортивном городке. Через некоторое время к нам присоединилась ещё одна часть соратников во главе с известными нам сержантами. Как потом оказалось, это мы были их добавкой, а не они нашим пополнением. Самые старые из парней прибыли сюда три дня назад, поездом. Затем к ним стали медленно подвозить остальных.

Основная задача состояла в том, чтобы скоротать время от подъёма до отбоя. Спать на земле нельзя, сидеть можно только на скамейках, а их катастрофически не хватает. Перемещаться следует только организованной толпой, баня бывает, но её ещё никто не видел. Кормят парашей, а ложку надо иметь свою. На довольствие вновь прибывших поставят завтра, а пока сосите …уй. Чтобы не было скучно, нас разделили на две команды и устроили спортивные соревнования. Мы делали всё: отжимались, бегали наперегонки, подтягивались, упражнялись в строевой подготовке, играли в Чапаевцев. Наши сержанты также принимали горячее участие, словно на кон было поставлено не время, которое нужно убить, а реальная жизнь. Старшина вальяжно сидел на скамейке и, как мне казалось, сочинял стихи. Он внимательно следил за нами, затем отводил глаза и делал какие-то записи в блокноте. Выглядел он умиротворённо и вселял спокойствие. Медленно приближался вечер, утренний хмель давно вышел, вода в уличных поилках была ржавая и тухлая, голод накатывал с удвоенной силой. Я уже готов был выйти на охоту, но по кругу ходили лишь стада голодных безлошадных ковбоев и ни одного бизона, чтобы хоть сырым мясом, но утолить свой голод и жажду.

Солнце уже готовилось завалиться за ветки стоящего вдалеке леса, когда старшина привёл из столовой отряд обстрелянных ополченцев. Он позвал нас, и мы, как голодные шакалы, подступили к более удачливым однополчанам, которые светились здоровьем и сытостью. Их животы от приёма пищи распухли и выпирали. Глядя на эти довольные хари, было ясно, что в беде нашей они нам не товарищи.

– Так, Тела, подошли и встали вокруг плотным кольцом! – скомандовал старшина.

Мы, нехотя передвигая голодные тела и волоча ноги, выполнили наш предсмертный приказ.

– Доставай! – произнёс благодетель. – У вас три минуты! Всё сметать, крошек не оставлять! И языком не трепать!

Как на евреев, на нас посыпалась манна небесная – сытые товарищи из-за пазух начали доставать буханки хлеба и, разламывая каждую, передавать нам – узникам Освенцима. Мы, не спрашивая, откуда такое чудо, вгрызались в свежий безвкусный хлеб и жевали его, жевали, жевали. По одному и попарно мы начали отбегать к водопойке и сладкой сырой водичкой запивать последние куски застрявшего хлеба.

Когда трапеза закончилась, мы вновь приняли облик готовых к бою ополченцев.

К старшине ускоренным шагом подошёл ефрейтор Федулов. Лицо его было озабоченно, он что-то быстро проговорил и сделал шаг назад и в сторону.

– Рота, стройся! – громко, как сирена, проревел старшина.

Умиротворение от сытного ужина исчезло мгновенно.

«Вот неугомонные, раз пожрали, то надо б и поспать!» – крикнул я, не сходя с места, но и не открывая рта.

Менялось всё, менялся и я, теперь мыслей становилось больше, чем слов.

Рота мгновенно обрела строй. Каждый из трёхсот пятидесяти человек уже знал своё место, так как в промежутках между физкультурными играми мы тренировали строевые навыки. К исходу дня автоматизму нашего построения не могла бы помешать даже шрапнель – мы всё равно смогли бы составить строй с учётом восполнимых потерь. Муштра из фильмов про царизм без героизма выплеснулась из глубины веков и навалилась на нас, невзирая на современность.

В этот раз нас решили научить двигаться строем. Старшина встал так, чтобы по его фронту была видна та часть городка, где размещались столовая и штаб, и я, перемещаясь в теле строя, начал косить глаз в ту сторону. Там что-то назревало.

Возле штаба стоял офицер с повязкой, к нему подошли два офицера нашей роты и двое из столовой. Немного постояв, вся эта толпа двинулась по направлению к нам. Старшина командовал, мы делали движения, толпа надвигалась. Вскоре они подошли и, изучая нас, остановились на краю футбольного поля, по которому мы отбивали чёткий шаг.

– Рота, стой! Старшина Маковетский, ко мне! – скомандовал майор десантник.

– Рота, стой! – повторил команду старшина, мы встали как вкопанные. – Есть! – Он принял руку к виску и ускоренным шагом пошёл к своему старшему командиру. Не доходя до него, он сбавил обороты и, сделав три строевых шага, остановился. – Товарищ майор! Старшина Маковетский по вашему приказанию прибыл!

– Поясни мне, как долго вы занимаетесь строевой? – Майор произносил слова намеренно громко.

– Последние полчаса! – в таком же тембре ответил старшина.

– Кто водил призывников на ужин?

– Ефрейтор Федулов! – слукавил старшина.

– Вот видишь, капитан, тут какая-то ошибка. – Майор повернул голову в сторону дежурного по сборному пункту.

Тот сделал шаг в нашу сторону и обратился к строю: «Прибывшие сегодня, поднять руку!».

Руки взметнулись вверх и замерли в ожидании следующего указания.

– Ты! – Капитан указательным пальцем показал на меня. – Ко мне!

Я стоял во второй шеренге, но выходить из строя нас уже научили. Проделав нехитрые манипуляции, я вышел из строя и пародией на строевой шаг подошёл к дежурному.

– Призывник Куделин по вашему приказанию прибыл.

– Призывник Куделин, что вам выдали сухим пайком из столовой части?

– От мёртвого осла уши, товарищ капитан! – С явной издёвкой я повторил афоризм незабвенного Остапа Бендера.

– Ты что? Сука! – Капитан, не оценив юмора, сделал шаг и занёс кулак, но совершить задуманное ему помешал майор, который, перехватив руку, резко повернул его к себе.

– Разорву, успокойся! – процедил майор. Его слова слышали только рядом стоящие и я. – Куделин, встать в строй!

Я вернулся на своё место, а пока мои однополчане, раздвигая ряды, пропускали меня, дежурный капитан и его два сопровождающих ретировались в сторону штаба.

– Значит так, я ваш командир роты временного состава. Я прибыл из сорок четвертой учебной Десантной дивизии, которая располагается в Литве. Вас у меня триста пятьдесят человек. Со мной поедут двести восемьдесят. Так что в ближайшие трое суток вам предстоит пройти естественный отбор. У вас будет время проявить себя, пока формируется эшелон в нашу сторону. Как видите, один себя уже проявил, и ему светит получить медаль за охрану урановых рудников на Новой земле, и конечно, посмертно. Всем ясно?!

– Так точно! – дружно, в один голос, ответил коллектив, но моего голоса в нём уже не было.

– Разойдись! – Мы резко выпрыгнули из строя, как нас уже научили. – Перекурить и приготовиться ко сну, – закончил свои команды майор.

Я стоял молча, опустив голову, словно цветок без воды, забытый в вазе на подоконнике. Несправедливость накатила на меня снежным комом, из-под которого я не мог выбраться, ко мне подходили братья по ополчению и Костя. Они говорили мне что-то ободряющее, но я их не слышал. Я неполный день был десантником и уже свыкся с мыслью, что им стану. Мне даже в страшном сне не могла присниться другая форма. Всё рушилось и ломалось, впору было уже стреляться. Но вдруг меня с двух сторон приобняли два сержанта.

– Не дрейфь, у нас своих не бросают. – Один заглянул в лицо и подмигнул. – Ты ж один из нас, у тебя на лбу курица нарисована.

– Почему курица? – Мне в пору заплакать, а они издеваются.

Я повёл плечом: «…я им не Третий, меня они хрен разведут!»

– Курица – это название нашей эмблемы, понял?! – Один из сержантов меня отпустил, зато другой приобнял сильнее.

Моё тело приняло положительный заряд, переданный сержантами, но опаска где-то в душе осталась.

Каждый из призывников носил свои мешки или котомки с собой, и у многих ополченцев это был обязательный атрибут, у нас же назначались три дневальных и один дежурный. Обязанности у них были следующие: дежурный распределял время охраны между дневальными и следил, чтобы, стоя на посту, они не заснули, а дневальные, в свою очередь, подчинялись дежурному и охраняли наш склад вещмешков и котомок. Склад устроили на спортгородке, прямо на земле, между двумя тренажёрными скамейками. Кроме того, дежурный и дневальные в столовой перед приёмом пищи получали на всю роту хлеб, масло и сахар. Именно во время такого получения наши сержанты прессанули пехоту и тем самым спасли нас от голодной смерти.

Вечер начал отливать сумерками, когда призывников свободным строем повели спать в бетонную казарму. Весь день её двери были заперты, и если кто и входил, то это был обязательно человек в погонах, но день закончился, и требовался отдых. Нас загнали на третий этаж. Там стояли бескрайние двухэтажные нары, сколоченные из плохо оструганных, неокрашенных досок. Не помню, был ли свет в казарме, мне кажется, что ночь сама навела светомаскировку. Я забрался на второй ярус, подложил свой худой рюкзак под голову и резко провалился в сон.

Первого сна в армии я не помню, но точно помню, как меня кто-то потянул за ботинок. Я проснулся, кругом было темно. Двое, взобравшись на нары, копошились у нас в ногах, их размеры можно было определить только на просвет окна, которое находилось прямо напротив моего места.

– Эй, душара, деньги есть?! – Один настырно тянул меня за ногу и начинал её выворачивать.

Второй теребил рядом лежащего Костю. Я молча начал подтягивать ногу.

– Ты чё, не понял?! Деньги гони, душара! – Первый изловчился и пнул меня в область паха.

На нарах встать в полный рост невозможно – потолки низкие, стоя не подерёшься, но тот не знал, что я занимался боксом, а боксёр удар не видит, а предвидит!

Чтобы удержать равновесие во время пинка, этот ниндзя опёрся на мою ногу. Так как от удара ноги мне было не уйти, я приподнял свой зад, и пинок пришёлся на ляжку, после чего я резко опустил тело вниз и зажал его правую ногу. Теперь он был полностью в моих руках, точнее, в моей правой ноге, которую я притянул к своей груди. Когда же противник оказался на расстоянии удара, я, не раздумывая, врезал ему в рожу. Тот подскочил, я резко сел, боднув его головой в живот – ниндзя опрокинулся назад, я приподнялся, чтобы его нога смогла выскользнуть из-под меня. Тем самым я спас его ногу от перелома, но не спас её обладателя от падения головой вниз со второй полки наших нар.

Костя проснулся и, не понимая, чего от него хотят, затеял бессмысленный диалог. Но второй, увидев, что его соратник соскальзывает вниз, решил навалиться на меня. Этот экземпляр был покрупней. Я опрокинулся вновь на спину и обеими ступнями принял тело противника на себя, затем резко выпрямил ноги, отчего мой неопознанный друг проделал путь своего предшественника. Звук упавшего тела был глухим, что дало повод подумать о взаимовыручке – вероятно, первый, спасая друга, подставил своё ранее свалившееся тело под товарища. Через долю секунды раздался вой двух поверженных врагов. Внизу закопошились, зажегся фонарик.

– Вы чё, суки, мабута сраная, нюх потеряли?! Мы вас предупреждали к нам не ходить, наших не трогать!!!

– Нет, братки, мы просто спьяну попутали! – Шорох усилился, вероятно, ночные призраки старались принять вертикальное положение.

– Какие мы тебе братки? Ты, соляра ёбаная, вошь тыловая, второй этаж с третьим перепутал?!

– Гоним! Морду лица не трогать! – звучали голоса моих родненьких сержантов.

Когда враг с этажа был изгнан, сержанты вернулись к своим местам. Но перед тем как лечь спать, кто-то приподнялся над вторым этажом нар и посветил на меня фонариком. Костя спал, а я притворился. Залётов мне хватало, надо было выправлять положение и становиться умненьким благоразумненьким.

Остаток ночи был, как в бреду: прерванный сон, враги, которые ползли через границу, усиливающаяся духота второго яруса, храп, постанывание и теснота – всё это выпило из меня силы, которые нужны были для следующего дня. Когда стало светать, наконец то пришёл крепкий долгожданный сон.