Читать книгу Депортация из Рая - Александр Лаврентьев - Страница 4

В полуденный час, когда бронзовый памятник поэту отбрасывает свою самую короткую тень, некий господин, облачённый в галстук бабочкой, вышел из дверей гостиницы «Европейская», пересёк Итальянскую улицу и направился в сквер площади Искусств. Там его уже поджидали: сидевший на скамейке другой господин вежливо привстал, они поздоровались за руку и уже вдвоём уселись рядом. Для разновозрастной группы провинциалов, прибывших в город – колыбель трёх революций и шумно направлявшихся в Русский музей, оба гражданина выглядел типичными иностранцами, коих в городе, обожаемом интуристами, хоть пруд пруди. Впрочем, прислушайся они к негромкой беседе, то с удивлением обнаружили, что оба чужеземца по говору вполне могут быть нашими соотечественниками, так как диалог меж ними вёлся на языке Пушкина, чей памятник указывал правой рукою именно в направлении тихо беседующей парочки. На ещё одного случайного прохожего, человека более наблюдательного, оба собеседника произвели впечатление той категории людей, что долго прожили за границей, ибо по своему холёному виду парочка выглядела типичными работниками торгпредства. Однако прохожий ошибся: наиболее точно национальную принадлежность двух собеседников профессионально вычислила группа молодых людей, навеки прописавшаяся у входа в гостиницу «Европейская» и занятая незаконным обменом отечественных рублей на деньги иных государств. Они безошибочно определили иноземного гражданина только в одном из двух беседующих, того, что в галстуке-бабочке, а второму гражданину дали чёткое определение – «косит под бундеса5».

Что-же так отличает чужестранца от нашего соотечественника? Сложно сказать так слёту, внешне всё такое-же: две руки, две ноги, голова на туловище – отличия эти не кажутся значительными, разве-что заграничный басурманин лепечет не по-нашему и всё время чему-то рад, потому глупо улыбается. Меж тем, в облике чужеземца присутствует нечто трудно уловимое – понятно, что во времена прежние иностранец безошибочно определялся по его одежде. Но главное тут не то, как он одет: на самом деле, иностранец определяется по тому, как он смотрит. Не важно, куда он смотрит, а как: это особенный взгляд человека, никогда не стоявшего в очереди в кабинет терапевта в районной поликлинике, понятие «дефицит» ему неведомо, он никогда не вступал в дебаты с соседями по коммуналке из-за утренней очереди к унитазу, впрочем, и само это труднопереводимое слово «kommunalka» ему не ведомо. Можно тщательно замаскировать иностранца, переодев его в телогрейку, кирзовые сапоги и шапку-ушанку, однако взгляд, взгляд его – не подделать.

Человек в бабочке был зарегистрирован в «Европейской» под именем Ханс Мюллер – более типического имени для германского подданого придумать было непросто. Естественно, что прошлое человека с таким именем являлось мутным и было известно лишь отчасти, но некоторые факты настораживали: как, будучи юристом по образованию и адвокатом по профессии, можно получить звание майора? Ещё большие подозрения вызывала его служебная деятельность: как, не являясь сотрудником западногерманской службы внешней разведки, можно оказаться из неё уволенным, да ещё из из-за громкого скандала, связанного с поставками не то клюквенных ягод из Латинской Америки, то ли бананов из Афганистана? Тем не менее, для господина Мюллера эти перипетии не повлияли ни на его отменное здоровье, ни на его финансовое состояние: ныне он продолжал честно трудиться, числясь сотрудником одновременно нескольких фирм безупречной репутации, зато крайне сомнительного происхождения.

План действий по изъятию приглянувшейся боссу картины был изложен господином Мюллером сразу после посещения выставки, по дороге в Пулково: картину после её первой демонстрации неизбежно отправят на реставрацию, следовательно, ту будут перевозить с левого берега Невы, где она выставлена, на правый, в мастерские Музея Изящных Искусств. Следует изучить маршрут, по пути фургон заблокировать, охрана смешная, полотно вывезти по одному из нелегальных каналов, они скоро будут отлажены. Босс план отверг сходу, не назвав причин. Хотя они были для господина Мюллера очевидны: тайное имеет отвратительную привычку становиться явным, потому начинать большой проект в новом и ещё неосвоенном месте с грандиозного скандала с вооружённым похищением шедевра мирового значения, нагло умыкнутым средь бела дня – это гадить под столом в чужом доме, куда тебя пригласили отобедать. Поэтому у господина Мюллера имелся второй план, изначально являвшийся главным: следует заменить оригинал подделкой. В этом случае придётся с помощью нанятого специалиста изготовить её точную копию, и сделать это так, что любой эксперт не смог отличить фальшивку от оригинала. Хотя такой подход требовал непростой и длительной подготовки, денег и времени, тем не менее именно этот план был одобрен, за исключением одной мелкой детали:

– Картину надлежит вывезти легально, лучше через таможню, как – это ваша проблема. Не нужно засвечивать каналы поставок – в случае неудачи, а такое исключать никогда не следует, нашим новым партнёрам будет понятно, что картина была похищена и кто её похитил. Мне этого не надобно.

Босс убыл, оставив господина Мюллера в городе, ещё четыре года назад носившем имя Вождя Мирового Пролетариата, с главной целью – наладить новый маршрут поставки лучших кофейных зёрен из Колумбии в Европу. Это требовало известной легальности – представительства торговой фирмы, занимавшейся исключительно экспортом и зарегистрированной на Виргинских островах. Картина являлась очередной причудой босса и была делом второстепенным.

Нашего соотечественника, что по недоразумению приняли за иностранца, и который на лавочке в сквере встретился с господином из «Европейской», звали Семён Андреевич Лебезятников: для столь деликатного дела господину Мюллеру позарез был необходим человек, хорошо знакомый с местным колоритом и чувствующий себя в малознакомом для чужеземца городе, как жаба в болоте. Поэтому господин Мюллер вспомнил о своём прежнем знакомце, с кем имел непродолжительные, но запоминающиеся контакты по давнишней работе в обеих частях ныне единой Германии. Наведя справки, он обнаружил, что гражданин С. А. Лебезятников, уроженец города на Неве, в нём по-прежнему проживает, при этом значится начальником отдела кадров Государственного дважды орденоносного института физической культуры имени Г. Лавкрафта; встретив того после работы, он без труда получил согласие на возобновление старого и взаимовыгодного сотрудничества.

Семён Андреевич к новому, связанному с объектами живописи поручению, подошёл со свойственной ему педантичностью. Он проконсультировался с несколькими искусствоведческими экспертами, отдавая предпочтение людям с подпорченной репутацией, следом отыскал адвокатов, связанных с ведением дел вокруг последних скандалов с хищениями, подменой и особенно подделкам произведений искусства. Через них он завёл многочисленные знакомства с деятелями, занятыми перепродажей живописных полотен, скульптур и графических работ отечественного авангарда, кое с кем повстречался, кого-то просто пожурил, кому-то заплатил, кому-то пригрозил и таким образом вышел на нескольких исполнителей, кто скрытно стоял за последними громкими прецедентами, связанными с фальсификацией. Переговорил с кем-то из музейщиков и посетил выставочный зал, где демонстрировалась картина «Изгнание из Рая». В самые короткие сроки необходимая информация была собрана, проанализирована и в законченном виде представлена заказчику.

Нити сотканной Лебезятниковым паутины сходилось на одном человеке – в качестве жертвы был выбран Олег Александрович Оболенский, главный реставратор Санкт-Петербургского Музея Изящных Искусств имени Кирова, который, помимо своей главной профессии, являлся искусствоведом и экспертом по живописи шестнадцатого-семнадцатого веков с мировым именем, пользовался всеобщим уважением и обладал непререкаемым авторитетом в нужной сфере деятельности. И главное – у лучшего в стране художника-реставратора с огромным опытом и стажем имелся скелет в шкафу – в его прошлом Лебезятников сумел-таки откопал нечто тёмное и малоизученное. Полученная информация была проанализирована и серьёзно дополнена, для этого господину Мюллеру пришлось совершить краткосрочную, но продуктивную поездку в столицу Великобритании, встретившись там с владельцем детективного агентства, а после – навестив в тамошней тюрьме бывшего изготовителя и продавца фальшивок, говорящего по-русски без акцента. Кто владеет информацией – правит миром, почему-то думают те, кто ей торгует.

Нынешняя встреча в сквере двух бывших рыцарей плаща и кинжала не имела шпионской подоплёки и объяснялась крайне просто – ремонтом. Видеться друг с другом в здании на Сенной площади, недавно выкупленным под офис, где была затеяна грандиозная реконструкция, при этом по уши не перепачкавшись в побелке, было невозможно, а встречаться в гостиничном номере, в отеле, предназначенном исключительно для приёма иностранцев, а потому потенциальной вотчине спецслужб – следовало родиться идиотом. Впрочем, встреча не носила исключительно мирный характер: если бы мы незримо стояли за скамейкой, то услышали разговор самого странного содержания.

– Вы думаете, он согласится на такого рода работу? – у Лебезятникова имелась привычка, раздражавшая всех, с кем тому приходилось общаться – он не смотрел в глаза собеседнику. – Насколько я знаю людей подобного сорта, одними деньгами проблему не решить.

Дальнейшая беседа больше походила на монолог – говорил человек в галстуке-бабочке, второй внимательно слушал и согласно кивал, вставляя в разговор реплики вроде: «Ага, понятно и г-м-м, г-м-м». Лебезятников, из-за знания местной специфики, был человеком совершенно незаменимым, но общение с ним раздражало даже его нанимателя. Впрочем, каких-либо эмоций, отрицательных, либо положительных, на невозмутимом лице человека с бабочкой прочесть было невозможно:

– Не существует проблем, которые нельзя решить. Для решения нашей проблемы имеется всё необходимое, – акцент в говоре господина Мюллера был практически незаметен, однако чужестранец из него был виден по тому, как он строил фразы: слишком литературно-правильно. Он передал пластиковую папку своему собеседнику. – Прошу ознакомиться.

В папке находились стопка скрепленных меж собой бумаг и конверт с фотоснимками – на дюжине чёрно-белых фотографий были зафиксированы несколько картин и один и тот же молодой человек, усердно занятый раскрашиванием кругов, квадратиков и треугольников; на остальных снимках фигурировали те же картины, только снятые уже фронтально и в цвете. На последнем снимке прежде молодой человек обзавёлся бородкой, очками и выглядел сильно постаревшим.

– И, немаловажная деталь: господин Оболенский – тот человек, который обнаружил и идентифицировал полотно Альбректа Дьюрера. Следует сделать так, чтобы именно он занимался реставрацией картины, для этого мы можем сделаться спонсорами этого проекта: специалист, которому будет поручено изготовить копию, должен являться тем, кто будет по роду службы быть главным по её идентификации на предмет подлинности и подготовить соответствующее заключение. Это даёт широкие возможности. Потому что он же и осуществит нужную нам подмену.

Лебезятников быстро пробежался по тексту, профессионально выделив в нём главное:

– Имеется существенный нюанс: судя по признательным показаниям его бывшего приятеля, скорее всего, Оболенского использовали «втёмную».

– Что значит «втёмную»?

– Он мог не знать, что выполненные им копии будут проданы как подлинники.

– Понятно. Только говорить ему этого не следует, – человек в бабочке взял небольшую паузу, – Ваша задача: объяснить господину Оболенскому, что мы предадим материалы о его прошлой деятельности скандальной публичности. И чтобы вам быть в будущей беседе убедительным, к кнуту следует добавить пряник: подкрепить нашу просьбу суммой, достаточной для выполнения подобной работы.

Бронзовая рука памятника великому поэту с самого начала встречи явственно указывала на двух граждан иностранной наружности, без сомнения, замышлявших недоброе: человек из «Европейской» оставил пластиковую папку своему собеседнику, после чего парочка расстались. Однако не только окружающие, но и дремлющий на солнышке с газетой «Ленинградский Комсомолец» сотрудник службы внешнего наблюдения, в сонные полглаза присматривающий за подозрительным немцем из «Европейской», не проявили должной бдительности.