Читать книгу Психотехнологии. (Базисное руководство) - Александр Лазаревич Катков - Страница 26

Этическому оформлению профессиональной деятельности – практической, научно-исследовательской, образовательной, нормативно-организационной, экспертной – в психологии и психотерапии уделялось внимание со времени становления данных дисциплин. Интенсивный рост интереса к этой сфере и развитие главных направлений прикладной профессиональной этики здесь отмечается, начиная с 60-70-х годов прошлого века. То есть примерно в тот же период, когда наблюдалось бурное развитие и принятие профессиональным сообществом принципов биоэтики.

В данной связи следует отметить явный прагматический акцент этического оформления профессиональной психологической, психотерапевтической, иной психотехнологической деятельности. Такого рода прагматика представлена соответствующей теоретической основой и, конечно, процессами нормативного утверждения и организационно-технологического продвижения этических принципов в зрелом профессиональным сообществе. Разумеется, в дисциплинах ментального профиля – и прежде всего в психологии, психотерапии, психологическом консультировании – в качестве фундаментальной базы принимаются во внимание практически все рассмотренные нами этические концепции и концепты, но также используются и многие другие функциональные концепции и подходы, имеющие непосредственное отношение к формированию высоких моральных качеств у специалистов ментального профиля. И далее мы сосредоточимся именно на таких прагматических концепциях и инструментах.

Так, например, в концепциях морали и морального (этического) поведения, которые разрабатывались во второй половине XX века, и которые, по сути, являлись основанием для модификации принципов деонтологии И. Бентама (1834), основной акцент делался на определенные функциональные и содержательные характеристики психического – когнитивные, эмоциональные и личностные, – доступные для форсированного развивающего воздействия и измерения. И вот этот последний аспект – чуть забегая вперед, скажем и об этом – особенно важен для формирования надежной «платформы» профессиональной этики в ходе подготовки специалистов ментального профиля. Речь здесь, во-первых, идет о принципах морального выбора, осуществляемого на основе идеи справедливости и когнитивных составляющих этой «вечной» идеи. Такого рода когнитивный подход, во многом основанный на работах выдающегося швейцарского ученого-психолога Жана Пиаже, был основательно проработан известным ученым-психологом Лоуренсом Кольбергом в конце 70-х – начале 80-х годов прошлого столетия. Кольберг предлагает периодизацию морального развития, разработанную на основе следующих четырех позиций: выделение качественно различных стадий мышления; универсальный порядок стадий, внутри которого культурный фактор может лишь ускорить или замедлить развитие, но не может изменить последовательность стадий; структурная целостность стадии (приоритетный принцип мышления распространяется на все проблемные ситуации); достаточно строгое иерархическое построение, где высшие стадии более дифференцированы и интегрированы, чем низшие стадии; возникновение высших стадий мышления приводит к переформатированию и реинтеграции низших стади (L. Kohlberg, 1981). То есть нам здесь объясняют, каким образом когнитивная доминанта, складывающаяся в процессе индивидуального развития, в итоге определяет моральный выбор человека. И, следовательно, усилия по формированию прочного базиса этических установок должны быть направлены на форсированное прохождение данного цикла с возможностью эффективной коррекции искажений, если таковые имели место на предшествующих стадиях морального развития.

Далее имеется в виду принцип морального выбора, осуществляемого на основе идеи заботы, сфокусированной на сочувствии и сопереживании другому человеку. Данный эмпатийный, основанный прежде всего на эмоциональном сопереживании, принцип разрабатывался известным американским психологом и социологом Кэролом Гиллиганом. По мнению Гиллигана, здесь следует иметь в виду три уровня морального развития: эгоистической самоозабоченности (ориентация на тех, кто способен удовлетворить собственные потребности индивида); альтруистическое самопожертвование (собственные желания исполняются только после удовлетворения потребностей других людей); зрелое решение, основанное на чувстве самоуважения (такое решение принимается на основе осознанного самостоятельного выбора). Гиллиган обращал здесь внимание на то, что в рамках идеи заботы эмоциональные (моральные) отношения, как правило, конкретны и связаны с уникальными личностными характеристиками участников моральной дилеммы; такие отношения в большей степени характерны для женщин, чем для мужчин. Но как бы то ни было, проработанная эмоциональная сенситивность – основа таких неоспоримых этических компонентов, как сочувствие и сопереживание – по мнению многих исследователей и практиков, является одной из главных мишеней в подготовке профессиональных психотерапевтов и психологов.

Наконец, третий приоритетный вектор, который, наряду со всем сказанным, оказывает влияние на моральный выбор субъекта, связывают с идеей достижения личностной зрелости. Повышенное внимание этому вопросу уделяли N. Eisenberg, (концепция стадийного развития просоциального мышления; 1986), E. Turiel, et al. (теория доменов социальных норм; 1987). Но чаще всего – именно в целях формирования профессионального этического базиса – специалисты психологического и психотерапевтического профиля обращаются к содержанию четырехкомпонентной теории морального развития личности известного американского психолога-исследователя Джеймса Реста. Согласно Ресту (1994), структура морального поведения человека включает четыре компонента: моральную чувствительность, моральное мышление и моральные суждения, моральную мотивацию, моральный характер. Изучение морального развития личности, по мнению Реста, должно основываться на целостном рассмотрении генетических и функциональных связей всех этих компонентов. В то же время адекватность восприятия моральной дилеммы (высокая моральная чувствительность), высокий уровень морального мышления, выраженная мотивационная направленность на оказание помощи могут оказаться недостаточными для реализации морального поступка, тогда как готовность и способность действовать в соответствии с выбранным решением и планом, противостоять социальному давлению, принятие ответственности за реализацию выбора есть необходимые моральные качества личности субъекта этической дилеммы. Они-то в итоге и формируют моральный характер, обусловливающий этическую метапозицию человека даже и в крайне неблагоприятной агрессивной информационной среде. Что, заметим, и было убедительно продемонстрировано в условиях известных экспериментов Стэнли Милгрэма, проводимых в 70-е годы прошлого столетия.

И здесь же обязательно нужно сказать еще о двух концепциях, имеющих, как нам представляется, непосредственное отношение к обсуждаемой тематике, даже и несмотря на то, что термин «этика» здесь вообще не употребляется, и не принимая во внимание такую пикантную подробность, что авторы первой из нижеследующих концепций обозначают ранее приведенные психологические выкладки «фольклором». Речь, таким образом, идет о концепции нейроэкономики, претендующей на статус наиболее адекватной объяснительной модели поведения человека, находящегося в ситуации выбора. Авторы данной концепции, разработавшие ее основные положения в конце 90-х – начале 2000-х годов, – П. Глимчер, А. Рангел, Р. Монтегю, К. Камерер, Д. Лейбсон, К. Маккейб, П. Зак и другие – утверждали, что нейронные сети в данной ситуации «ведут» себя определенным образом, поддерживая наиболее выгодные (принцип максимальной ожидаемой полезности) действия субъекта и, наоборот, блокируя альтернативные варианты поведения. Но не все так просто. С точки зрения авторов нейроэкономики, при том что человек стремится к максимальной выгоде, существует как минимум три модели принятия решения в пользу такой выгоды: рациональная, эмоциональная и их оптимальное сочетание. Далее они отмечают наличие четырех следующих отчетливых тенденций в принятии решений: доминирование ситуативных (здесь и теперь) над стратегическими (там и тогда) выгод; доминирование некорпоративных (более простых и понятных) над стратегическими (более сложными) моделями экономического поведения; усиления этих двух тенденций в ситуации фрустрации базисных потребностей (например, в жизнеобеспечении, безопасности, определенности и проч.) и их ослабление в ситуации доминирования потребностей в эффективной самоорганизации, и возможности удовлетворения этих потребностей; повышение количества ошибок в выборе наилучших альтернатив поведенческих решений в результате недостатка первичной информации (например, соответствующих знаний и опыта), не критически усвоенных стереотипов в принятии решений, полученного травматического опыта, агрессивного давления и проч. Авторы нейроэкономической теории приходят к выводу, что поддерживающая рациональные стратегии нейронная система мозга дает возможность принять оптимальные решения при условии наличия достаточного времени, а «эмоциональная» система позволяет принимать более быстрые и обычно вполне адекватные решения.

Следуя данной логике, принятие решений в пользу этических принципов должно обеспечиваться теми нейронными сетями, которые поддерживают стратегические долговременные выгоды и эмоции сопереживания, сочувствия. Соответственно, понятия «совесть» и «нравственный закон внутри нас» должны предполагать наличие доминирующей активности неких нейронных сетей, сформированных, надо полагать, в наиболее благоприятных условиях удовлетворения как базисных – вспоминаем Абрахама Маслоу, – так и высших потребностей. Однако в реальности мы видим множество примеров, которые напрочь опровергают такую упрощенную логику, что, конечно же, не отменяет идею «присутствия» гораздо более сложных механизмов нейробиологического обеспечения этических императивов в поведении человека. С позиции общей теории психотерапии, это может быть согласованная активность именно тех глубинных механизмов, которые поддерживают генеративную функцию психического и актуализируют феномен темпоральной пластики.

В свете сказанного, к примеру, понятна следующая реплика Е. К. Веселовой относительно понятия «совести» применительно к подготовке специалистов-психологов по предмету профессиональной деонтологии: «Совесть как сенсорная система в сфере морали задает уровень чувствительности в ситуации морального выбора, иррационально определяет соответствие заданному образцу». При этом Е. К. Веселова прямо говорит о том, что помимо осознанной этической системы в психическом присутствует бессознательно заданный нравственный образец («нравственный закон внутри нас», – авт.), сличение с которым происходит на уровне своеобразных ощущений и переживаний (Е. К. Веселова, 2014). Что, собственно, и можно интерпретировать как содержание «загадочных» этических императивов. Вопрос, следовательно, заключается в формировании такой системы адаптивного взаимодействия осознаваемых и неосознаваемых инстанций психического у будущих профессионалов ментального профиля, при котором внешние этические «вводные» поддерживаются и усиливаются за счет специфической генеративной активности бессознательного.

Концепция поведенческой экономики лауреата Нобелевской премии Ричарда Талера (престижную премию Талер получил в 2017 году именно за разработку этой концепции), как мы полагаем, также имеет отношение к обсуждаемой здесь теме. Ибо закономерности, выявленные Талером, касаются сферы принятия решений в любых сложных ситуациях, включая моральную дилемму, а не только в ситуации экономического выбора. Столь высоко оцененные заслуги Ричарда Талера эксперты самого высокого уровня и его многочисленные читатели (Талер с соавтором издал мировой бестселлер «Архитектура выбора. Как улучшить наши решения о здоровье, благополучии и счастье») видят в том, что он предельно доступно и аргументировано продемонстрировал главные «смущающие факторы» в процессе принятия человеком обыденных и стратегических решений. Талер ясно увидел и четко прописал возможности эффективного преодоления всепроникающей силы таких «смущающих факторов» и, соответственно, внятные перспективы повышения качества жизни субъекта, использующего разработанные им стратегии. При этом Талер говорил о следующих факторах, «корректирующих» наши решения: ограниченная рациональность (когнитивные искажения или некие «информационные прививки», которые, как оказалось, существенным образом нивелируют логические аргументы здравого смысла); социальные предпочтения, актуальные для субъекта (здесь Талер уделяет существенное внимание «вечной» идее справедливости); недостаток самоконтроля как компонента еще более важного качества – самоорганизации (чаще всего данный дефицит проявляется в ситуации конкуренции или даже конфликта между ожидаемыми долгосрочными и текущими дивидендами, в зависимости от принятия решения в пользу будущего или настоящего).

В ситуации непростого морального выбора – обсуждаемой или реально имеющей место в профессиональной психотерапевтической и консультативной деятельности – как правило, взаимодействуют все перечисленные «смущающие факторы», но главным образом два последних. И далее надо понимать, каким образом модели улучшения «экономического» поведения человека, идентифицированные Талером, могут учитываться в ходе этического оформления профессиональной деятельности специалистов ментального профиля. Речь, в частности, идет о следующих закономерностях: люди вообще ценят разумные стандартные установки (опции), особенно в ситуации многогранного и сложного выбора; хорошо проработанная «архитектура» такого выбора существенно повышает вероятность принятия правильного решения; использование мягких стимулов или механизмов «подталкивания» способствует эффективному преодолению привычных когнитивных искажений и, соответственно, более правильному выбору. И если с первой позицией все более или менее ясно – стандартные моральные требования (опции) разрабатываются и утверждаются в четко структурированных этических кодексах, принимаемых в организованных профессиональных сообществах, – то перспектива использования двух других способов именно в сфере повышения этической компетенции специалистов ментального профиля нуждается в дополнительных комментариях.

Чуть забегая вперед, здесь необходимо ясно и четко заявить. Что в соответствии с проработанным теоретическим базисом психотехнологической науки и практики, главное когнитивное искажение, которое, собственно, и организует базисный этический конфликт между долговременными и сиюминутными дивидендами (искушениями) поведенческого выбора – это уплощенное понимание реальности как некой незыблемой конструкции. В такой конструкции достоверно лишь то, что можно квалифицировать как объекты, среду и закономерности взаимодействия между ними; все прочее – эфемерно, субъективно, а значит, может и не приниматься во внимание. Под эту последнюю категорию, разумеется, попадают и «долговременные» этические императивы, не имеющие, по мнению апологетов естественно-научного подхода, какого-либо отношения к подлинной реальности (в которой, заметим, сам человек и его психика совершенно «не обязательны»).

Проведенные нами эпистемологические исследования ясно показывают, что такая «уплощенная» конструкция реальности в продолжении многих веков доисторического и так называемого осевого времени дополнялась репрезентациями, формируемыми за счет гностического способа познания сложной категории реальности. Такой способ, предполагающий актуализацию темпорально-пластической функции психики, расширял возможности контакта вовлеченного субъекта с потенциальным-непроявленным полюсом объемной реальности, с выводимыми отсюда экстатическими переживаниями единства всего сущего. И далее содержательная сторона таких переживания интерпретировалась в том числе и как этические императивы или «заветы», обретающие со временем характер узнаваемых социальных идиом или стандартных моральных требований. Основная проблема здесь состояла в том, что идиомы этического порядка хотя бы время от времени должны были подкрепляться такими же импульсами первичного гностического опыта, либо феноменом веры, хранящим память о таком опыте и в какой-то мере облегчающим его фрагментарное воспроизведение (например, за счет молитвенной практики, соблюдения религиозных ритуалов и праздников, и проч.).

Между тем строители реалий Нового и особенно Новейшего времени отбросили «краеугольный камень» первичного гностического опыта, который стал предметом насмешек в мире науки и объектом преследования в церковных институциях. Этические императивы, лишенные такой необходимой поддержки, все более отдалялись от «человеческих сердец» и приобретали статус внешних социальных норм. И если принимать во внимание извечный тезис о том, что «в одну и ту же реку ты не войдешь дважды», то вопрос заключается в поиске альтернативных способов поддержки или «подталкивания», по Талеру, идеи этики в современном мире, и в первую очередь – среди специалистов ментального профиля. И конечно, это должны быть именно такие креативные находки, которые предельно доходчиво демонстрируют необходимость «присутствия вечного в мимолетном» и возможность адекватного перевода трансцендентного в предметное. В этом случае как раз и появляется возможность «подталкивания» процесса обновления и укрепления система этических идиом с тем, чтобы у субъекта складывалась не однобокая или конфликтная архитектура этического выбора, а наоборот, гармонизированная и устойчивая.

Как понятно из всего сказанного, вышеприведенные концепции в существенной степени обогащают и конкретизируют понимание закономерностей формирования этических установок и адекватного поведения в ситуации морального выбора у профессионалов, действующих в сфере психотерапии и консультативной психологии – в частности, понимание вопроса о том, как складывается «концепция обоснования общих этических принципов, которые проявляются независимо от особенностей этической системы и являются самоочевидными» (Н. В. Клюева, 2020). И далее, с точки зрения Н. В. Клюевой, глубоко исследовавшей этические вопросы в сфере психологического консультирования, именно такие правильно «взрощенные» и самоочевидные этические принципы всемерно облегчают ответы на следующие вопросы: что я должен делать, каким нормам следовать, к чему стремиться и что предпочесть? как я могу соединить моральный мотив (стремление следовать долгу) с разнообразными интересами, естественным желанием счастья? как мое благо может быть соединено с благом других людей, или каким образом моральная автономия личности может приобрести форму общезначимых норм?

Вслед за этим конкретизируются и подкрепляются и более специфические процессы в сфере формирования профессиональной этики: генерация системы норм профессиональной деятельности; специальная рефлексия относительно принципиальных и нормативных оснований профессиональной деятельности; формирование адекватного когнитивного компонента и экспертного сопровождения процесса нормотворчества и нормативной профессиональной практики; специальная рефлексия относительно институтов, возникающих для обеспечения действенности профессиональных этических кодексов (например, этические комитеты), и процедур, посредством которых институты выполняют данную задачу (Р. Г. Апресян, 2004).

Таким образом, предельно ясно, что какое-либо сущностное продвижение в вопросах этического регулирования психотехнологической деятельности будет возможно лишь в случае полноценной реализации алгоритма становления авангардного научного направления «Психотехнологии», включающего, в том числе, и проработанный компонент новой науки – Этики (в нашем варианте Психоэтики). Только в этом случае мы получим искомую динамику в отношении стабильного повышения качества психотехнической деятельности, разворота ситуации от деструктивного – к конструктивному вектору в сфере используемых психотехник и психотехнологий, и самое важное – оживление и обновление системы этических императивов, как параметров несущего порядка Новейшего времени.