Читать книгу Разрубленное небо - Александр Логачев - Страница 2

– Шел четвертый месяц увлекательного правления, – пробормотал Артем на чистом русском языке и шлепнул ладонью по мутной воде, подняв тучу брызг.

Потом он вытянул руку над головой и призывно щелкнул пальцами. На призыв незамедлительно откликнулся слуга по имени Рётаро. Он сидел в двух шагах, возле фурако, то бишь деревянной бочки-купели, на господина не пялился, но не выпускал из поля зрения ни на секунду. Был настороже, чтобы не пропустить момент, когда хозяину что-то понадобится. Хозяину понадобилось. Причем хозяину даже не пришлось уточнять, что именно ему нужно, – за четыре месяца слуга неплохо изучил привычки и жесты господина.

Рётаро схватил стоявший в тени поднос с саке и легкой овощной закуской, просеменил к бочке, поставил поднос на ее край.

Этот слуга достался Артему от предыдущего, свергнутого Артемом даймё… Впрочем, и все остальные слуги господина Нобунага в полном составе перешли в услужение к новому хозяину. Никто из них не покончил с собой, не подался в бега. Все-таки не самураи, а люди простые, по большому счету, им что один хозяин, что другой – все едино, лишь бы кормил посытнее и бил пореже…

Рётаро стоял рядом с бочкой, сложив руки на животе и зажмурившись, как кот. А когда Рётаро жмурился, улыбался или иным образом приводил в движение лицевые мышцы, то физиономия у него покрывалась тысячью морщин и становилась совершенно плутовской. Глядя на него в такие моменты, Артем вспоминал игрушку из своего далекого (ох, из какого офигительно далекого!) российского детства – кукольная голова из поролона или какого-то похожего материала, которую надеваешь на руку, а когда шевелишь пальцами, тряпичная морда смешно сморщивается. А еще такие лица, как у Рётаро, принято сравнивать с печеным яблоком.

Из-за этих морщин невозможно было понять, сколько же лет слуге. В спокойном состоянии лицо кажется молодым, стоит появиться морщинам – старик стариком. Можно было бы, конечно, спросить у самого Рётаро, но Артем не спрашивал. Во-первых, не пристало самураю высокого ранга интересоваться возрастом слуг, по идее он на них должен обращать внимание не больше, чем на циновки, по которым ходит, а во-вторых, полученный ответ убивает вопрос, а вместе с ним загадку и тем делает жизнь скучнее. Правда, уж кому-кому, а Артему не приходилось жаловаться на скуку. Веселья в его жизни хватало. Даже порой зашкаливало с весельем…

– Ну, за императора всея Ямато! – по-русски произнес Артем и влил в себя содержимое глиняного сосудика.

Рётаро, изучивший все повадки господина, знал, каким будет следующий приказ всесильного даймё.

– Рётаро, позови Мито! – Артем бросил слуге пустой сосуд из-под саке, и это был уже пятый за сегодня сосуд. – Впрочем, ты и сам все знаешь, старый плут…

Не только Рётаро прекрасно изучил привычки господина, то же самое можно было сказать и об остальных обитателях замка. Та же Мито – в этом можно не сомневаться – уже сидит с бива наготове возле окна на женской половине. Прислушивается, ждет, когда ее позовут. А раньше положенного показываться на глаза хозяину не решается – хозяин может и осерчать. Ведь сегодня хозяин хандрит.

Незнакомое слово «хандра» обитатели замка выучили за четыре месяца и уже даже перестали считать чужеземным, более того, оно давно уже шагнуло за пределы замка и уверенно входило в речь обитателей провинции. Японцы понимали это слово как «сумеречное состояние души».

Вот аккурат в это самое сумеречное состояние их даймё время от времени и впадал. А последнее время впадал все чаще и чаще…

Мито, семеня, пробежала от крыльца до бочки, упала на колени на заранее расстеленную Рётаро циновку, склонилась низко, едва не касаясь лбом земли. Замерла в ожидании приказов господина.

– Играй, Мито! – сказал Артем. – Нашу…

– Хорошо, господин.

Мито кивнула, положила бива на колени. Тронула струны.

В замке считали, что даймё поет свои песни на древнем колдовском языке, этим пением отгоняет злобных духов, которые погружают его душу в сумеречное состояние. И не песни это вовсе, а заклинания. Ведь человеческое воплощение могучего Бьяку-Рю, сиречь Белого Дракона, не может не владеть действенными заклинаниями против злобных духов.

Артем, разумеется, никого ни в чем не разубеждал, еще не хватало! Пусть себе ищут и находят лишние подтверждения могущества Белого Дракона. Это работает на укрепление власти даймё – все хорошо, все правильно, все годится.

– Счастье вдруг как-то раз… – запел Артем под аккомпанемент бива. Певец из него был, конечно, аховый, но дело же не в попадании в ноты и не в лазурной чистоте голоса, а в душе, которой поет русский человек.

– …Постучалось в двери. Неужель ты ко мне? Верить иль не верить?

Артем щелкнул пальцами, и Рётаро со всех ног припустил за новым сосудом с саке.

– Тот, кто ждет, все снесет, как бы жизнь ни била. Лишь бы все, это все не напра-асно было…

Артем знал, о чем думает сейчас его слуга. А думает он о том, что господин еще не один раз пошлет его за саке и еще не одну песню исполнит, после чего выберется из фурако, сильно покачиваясь, направится в замок, поднимется в зал для занятий кэмпо. Там господин возьмет не деревянный меч – боккэн, а свой длинный, остро отточенный – «Свет восемнадцати лун». И будет рубить им воздух, сражаясь с тенью. Он может сражаться с тенями долго, очень долго, в этот момент господина тревожить ни в коем случае нельзя, что бы ни случилось, иначе господин придет в сильнейшую ярость. Еще два месяц назад не пришел бы, а сейчас – обязательно разъярится. Изменился господин за последнее время.

А поди тут не изменись! Только из-за трех покушений можно измениться, не говоря уж про то, чтобы захандрить всерьез и надолго. А тут еще во время последнего покушения гибнет один из ближайших сподвижников, один из вернейших людей. Юноша Касаи. Он прикрыл Артема своим телом, бросившись под отравленный кинжал.

Касаи вовремя распознал убийцу в невзрачном, одетом под батрака-поденщика человечке, стоявшем на обочине. Артем ехал по дороге вместе с несколькими сопровождающими. Это был рядовой выезд даймё в город Ицудо – если не каждый день, то на неделе раз по пять даймё бывал в городе по тем или иным делам или просто проезжал через город, куда-то направляясь.

«Батрак-поденщик», как и должны поступать простолюдины при виде самурая высокого ранга, склонился в низком, до земли, поклоне. А потом и вовсе упал на колени в дорожную пыль.

Дело происходило на повороте перед мостом, перекинутым через Бездонный Овраг. Это уже потом Артем сообразил, что «батрак-поденщик» не случайно оказался тут, а тщательно выбирал место для встречи с даймё. Дорога здесь резко сужалась, и, шагнув перед тем, как упасть на колени, «поденщик» оказался в каком-то метре от пути следования даймё. И шагнул вперед он аккурат тогда, когда к нему приблизилась лошадь даймё. Артема нисколько не встревожило это незначительное обстоятельство. И он прозевал тот момент, когда «батрак» из рукава грязного, латаного-перелатаного кимоно вытряхнул в ладонь узкий кинжал и стрелой метнулся к его коню. Артема спас Касаи.

Касаи, как он это обычно делал, бежал чуть позади лошади Артема, положив ладонь на круп. Видимо, он сразу что-то заподозрил, потому что загодя переместился ближе к всаднику.

Бросок Касаи совпал по времени с броском «батрака», и телохранитель Артема сумел отрезать убийцу от господина.

К несчастью, с реакцией и проворством у «батрака-поденщика» оказалось все в порядке, и он не дал Касаи ни выбить кинжал, ни взять себя в плен – чего добивался Касаи. Убийца увернулся от захвата и всадил кинжал в левый бок телохранителю даймё. А телохранитель, понимая, что не имеет права дальше подвергать опасности жизнь господина, сокрушающим ударом голой руки в горло убил нападавшего.

Касаи умирал в страшных мучениях. Но, к счастью, – если, конечно, в этом всем можно усмотреть хоть какое-то счастье, – мучения длились не долго. Яд, которым было смазано лезвие, оказался быстродействующим. «Судя по почерневшим губам и красным глазам, это яд из крови тритона, гадюки и черного лотоса, – объяснил потом Такамори. – Им пользуются, когда нет необходимости, чтобы человек умирал в муках, а нужно лишь, чтобы он умер как можно быстрей».

Артем тогда стоял над скрючившимся замертво в дорожной пыли Касаи, на месте которого должен был оказаться он, и мысли в его голове крутились насквозь странные и несвоевременные. Он думал о том, что в обязательных поклонах при проезде высоких особ изначально был заключен сугубо практический смысл. Из подобного положения не больно-то удобно срываться в атаку. И к тому же не вовремя распрямившийся и даже просто поднявший голову человек мгновенно привлечет внимание охраны.

«Черт, – поймал себя тогда на мысли Артем, – все лучше и лучше понимаешь кровавых тиранов и диктаторов-параноиков, которым всюду мерещились заговоры и наемные убийцы. Еще немного, и, как товарищ Сталин, я начну повальные чистки самурайских рядов в подотчетной мне провинции». Еще он подумал тогда о том, что одним человеком, чьего предательства можно было не опасаться, рядом с Артемом стало меньше. Их и без того было немного…

И это было третье покушение. А сперва Артема попытались отравить. Случилось это вскоре после разгрома монголов, через неделю после триумфального возвращения даймё в замок. В общем-то, отравили бы как нечего делать, если бы не нашлось кому думать за Артема. А думал за него Такамори. Не спрашивая разрешения у господина даймё, он заставлял одного из слуг пробовать всю еду, которую подавали на стол господину, и лично за этим следил.

После одной из таких проб слуга-пробовальщик умер. Дознаваться, кто подсыпал яд, не пришлось. Другой слуга (тоже из тех, что достались от прежнего даймё), увидев, что покушение провалилось, покончил с собой. И поди узнай, сам ли он надумал извести нового даймё, допустим, не поверив, что его новый господин – человеческое воплощение Белого Дракона, или действовал по чьему-то наущению.

Ну, а второе по счету покушение было каким-то несерьезным, больше похожим даже не на покушение, а на предупреждение. Отряд ехал по лесной дороге, и из зарослей вылетела стрела. Никого не задев, она просвистела между Артемом и ехавшим вслед за ним самураем. Сопровождавшие Артема самураи бросились в лес, добросовестно прочесали окрестности, но никого и ничего там не обнаружили.

Правда, Такамори в версию предупреждения не поверил. «Если бы захотели предупредить, – сказал он, – пустили бы стрелу ближе к человеку, которого предупреждают. Тем показали бы, что в любой момент, когда захотят, смогут его убить. Только зачем кому-то вздумалось предупреждать? Ради чего? Думаю, все проще. У наших врагов не нашлось под рукой хорошего стрелка из лука. Послали кого ни попадя, какого-нибудь никудышного ронина, трусоватого, но готового за плату на любую грязную работу. По причине своей трусости он и стрелял с большого расстояния, а после выстрела тут же убежал. Попасть можно было лишь при большой удаче, а удача в тот день отвернулась от него. Зато удача благоволит Белому Дракону». «Обидная твоя версия, – сказал Артем полушутя-полусерьезно. – Выходит, совсем меня не уважают, раз посылают каких-то трусоватых ронинов».

Но в одном старый лис Такамори был абсолютно прав – все эти покушения замечательным образом работали на укрепление авторитета Белого Дракона. Слухи о неуязвимости Бьяку-Рю мгновенно облетали провинцию. А по дороге, как положено слухам, они обрастали фантастическими подробностями. И уж тут не одной стрелой из кустов пытались застрелить даймё, стрел было множество, как и лучников, перегородивших дорогу Белому Дракону. И даймё останавливал полет стрел, вытянув перед собой руку.

И как раз вся эта мифология, которой благодаря покушениям обрастало имя Белого Дракона, позволяла Артему заподозрить в покушениях… самого Такамори.

Да, трудно представить другого человека, которому была бы столь невыгодна смерть Артема. Да, со смертью даймё Такамори потеряет слишком многое. Только никто и не говорит, что Такамори собирается убивать своего покровителя. Он всего-навсего инсценирует покушения, чтобы повысить авторитет этого самого покровителя и упрочить его положение, а вместе с ним и свое собственное. И уж в чем не приходится сомневаться, так это в том, что Такамори с легкостью необычайной принесет в жертву какого-то слугу… Правда, с третьим покушением в этом случае получается неувязочка. Принести в жертву единоверца, даже ради такой благой цели, как укрепление авторитета покровителя и благодетеля, Такамори никак не мог. Для него жизнь любого яма-буси, как своего, так и чужого клана, священна.

Но если не Такамори, то кто? Кто стоит за покушениями? И приходится признать, что имеется слишком много кандитатов на роль Доктора Зло, чтобы остановиться на ком-то одном.

Например, сын убитого Артемом даймё. Пусть убитого в честном поединке, но у сына даймё на этот счет может быть другое мнение.

Или заказчиком покушений мог быть любой из самураев высокого ранга, проживающий в этой провинции, а то и в Киото, или в Камакура, кого вполне устраивал в должности сюго, то есть военного губернатора провинции, даймё Нобунага и совсем не устраивает некий гайдзин, правящий под именем Ямомото и называющий себя человеческим воплощением великого и ужасного Бьяку-Рю. Открыто противостоять победителю монголов и герою народных легенд неразумно, а вот послать наемных убийц – это запросто, на это можно и не пожалеть коку-другое риса.

И наконец, желать смерти даймё под именем Ямомото может вообще любой из самураев страны Ямато. Причина для ненависти найдется, выбирай любую: верность Нобунага и желание отомстить за него, непереламываемая убежденность в том, что любой чужак – враг, кем бы он ни был и от каких бы монголов ни спасал, ну и так далее…

Наверное, если бы Артему удалось остановиться на одном кандидате в Доктора Зло, то можно было бы что-то придумать. Скажем, нанести упреждающий удар. А так, скорее всего, удар будет нанесен вновь по нему. И поди догадайся, откуда и когда ждать его в следующий раз…

Ну, и в любом случае, согласитесь, размышления на тему «Кто организует против тебя покушения» никак не способствуют душевному спокойствию. А если эти размышления вкупе с раздумьями на тему «Откуда придет следующий убийца» не отпускают тебя ни на миг – до паранойи или какого-нибудь другого психического расстройства рукой подать. Вот она, блин, оборотная сторона власти. И это еще власть небольшая, размером с провинцию. А что же творится с людьми, которые распоряжаются огромной страной?

Словом, не приходится удивляться, что бывший цирковой артист, ранее употреблявший алкоголь лишь по великим праздникам и с превеликой осторожностью, вдруг приохотился к саке. Может быть, как раз странно было бы, если бы не приохотился. Вот такие дела…

Но на этот раз хандрившему даймё не удалось исполнить весь свой обычный для подобных дней песенный репертуар. Даже не удалось закончить начатую песню.

Артем увидел, как по дорожке, поднимая пыль соломенными сандалиями, в сторону навеса к нему несется кривоногий Рётаро. Слуга с разгона упал на колени перед бочкой с господином, уткнулся лбом в землю.

– Господин! – закричал Рётаро, не поднимая головы. – К замку движется отряд самураев. Больше одной руки, но меньше двух рук всадников. Много рук асигару[3]. И еще – женские носилки.

– Цвета? – быстро спросил Артем.

– Черные с желтым.

– Открыть ворота! – Артем выпрямился в бочке. – Рётаро, дуй к воротам, встретишь гостей! Проводишь их в комнату для чаепитий.

Артем перемахнул через край бочки, спрыгнул на землю голым пред светлы очи слуг и служанок.

Артем не стеснялся, и вовсе не потому, что опростился в стране Ямато. Просто уже привык к тому, что понятие стыда в Ямато несколько иное. Стыдно, например, не выполнить приказ. Настолько стыдно, что и жить после этого никак нельзя. А голым показаться не стыдно. Нет срамных органов, потому что не существует для японцев такого понятия, как «первородный грех», и боги не называли греховным то, что естественно, что приносит удовольствие людям и самим богам.

Артем засунул ноги в гэта, на ходу вытираясь куском материи, направился в замок. Следом за ним поспешал Рётаро, который нес в руках одежду господина. То была повседневная одежда, а Артем хотел встретить гостей в одежде парадной.

А что самое приятное – хандру как рукой сняло. Артем знал, кто к нему пожаловал. Ох, и заждался он этих гостей…