Читать книгу Снежинка. Рассказы и байки - Александр Лукьянов - Страница 5

Летом моя мама решила поехать со мной в деревню Хованщино, где она родилась. Она сказала, что нужно отдохнуть и набраться сил перед первым классом. Так совпало, что на заводе, где мама работала, по графику подошёл отпуск именно на август месяц.

Мне было семь лет. Мне всё было интересно, тем более первая поездка на настоящем скором поезде до города Ртищево. Поезд отправлялся в восемь часов вечера с Павелецкого вокзала и приходил в Ртищево рано утром на следующий день. Мы ехали в плацкартном вагоне. Всю дорогу я как заворожённый смотрел в окно. Несмотря на большую скорость поезда, я успевал рассматривать железнодорожные переезды со скоплением машин перед закрытыми шлагбаумами, стада коров, пасущихся на полях, людей, копошащихся на своих огородах. Из деревьев мелькали в основном ели и берёзы. А когда взрослый мальчик, едущий с нами в одном купе, показал мне километровые столбы, то я стал также следить за тем, на сколько километров мы отъехали от Москвы. Я продолжал смотреть в окно, даже когда совсем стемнело, угадывая силуэты мелькающих деревьев. К сожалению, нужно было спать, и я полез на вторую полку.

Утром я проснулся от дребезжания ложек в стаканах с чаем, которые нам принесла проводница. Гранёные стаканы стояли в железных подстаканниках, и от них шёл аромат свежезаваренного чая. Наскоро позавтракав, потому что я никогда не любил долго есть, я забрался на свою полку и с большим удовольствием смотрел в окно целое утро.

Мы высадились на станции Ртищево. Здесь я узнал, что нам предстоит пересадка на другой поезд, который назывался литерным, до станции Беково. Для меня это было дополнительное приключение, и я с интересом осматривал необычные вагоны литерного поезда. Вагоны были старой модели, но выглядели очень ново, свежо и красиво. Я сразу обратил внимание на большие окна и широкие столы в купе. Вагон был общий. Лавки были красивые, как будто сложенные из отполированных светло-жёлтых деревянных брусочков, покрытых блестящим лаком. Спальных мест в нём не было, потому что ехать нам надо было всего два часа.

Когда мы проезжали сёла и деревни, то я увидел, что некоторые избы покрыты обыкновенной жёлто-серой соломой. Если изба была богаче и представительней, то она уже была покрыта блестящим железом. Пейзаж за окном изменился: колосились поля поспевающей пшеницы, больше стало яблоневых садов, елей не было вообще. То здесь, то там появлялись белые проплешины из песка, местами покрытые лопухами мать-и-мачехи. Солнце играло яркими блёстками на поверхностях небольших речек и прудов. Чувствовалась близость юга.

Сойдя с поезда, мы быстро прошли на привокзальную площадь. Здесь прибывающих на литерном поезде уже ждал рейсовый автобус, который и повёз нас в деревню Хованщино. Двенадцать километров мы ехали в переполненном автобусе сначала по ровной асфальтовой дороге, а потом – по грунтовой с ямами и колдобинами.

Наконец мы приехали в деревню. Автобус остановился у единственного на всю деревню продуктового магазина, от которого нам ещё предстояло идти один километр до дома. Было около двенадцати часов дня. Солнце пригревало достаточно сильно, и мы стремились быстрей попасть в прохладную тень. На пороге избы нас встречала бабушка Домна, родная тётя моей мамы по отцу, с невесткой Зинкой, которая сидела с годовалым сыном Юрой. Сын бабушки Домны Толька был на подрядной работе в колхозе, потому что колхозником не был.

Мне было удивительно слышать, как дядю Толю, который был старше моей мамы, все в деревне называют Толькой, а его жену тётю Зину – Зинкой. Таковы были здешние нравы и традиции.

Нас радушно встретили и разместили в светлой горнице. Изба была сделана из толстых брёвен, как в сказке о Машеньке и Медведе, одноэтажная, однако покрыта, не соломой, а блестящим железом. Она находилась на главной улице деревни, которая называлась Большая. По обеим сторонам этой длинной улицы находились избы с приусадебными участками. Палисадники перед избами были огорожены невысоким штакетником. Вход на палисадник был только со двора. Особенностью всех участков было то, на них не было ни ворот, ни калиток. Друг от друга участки были отгорожены высоким, в рост человека, плетнём. На каждый участок был достаточно широкий проход с улицы. По этому проходу можно было или проехать на телеге или прогнать скотину.

Войти в нашу избу со двора можно было через этот же проход. Небольшое крылечко в три ступеньки, без перил поднималось к деревянным дверям. Сначала ты попадаешь в сени. Сени – это холодная пристройка к основному дому, где хранятся всякие бытовые принадлежности и хозяйский инвентарь: деревянная кадка и два цинковых ведра с питьевой водой, стоящие на скамейке, большой колун, острый топор, лопаты, грабли, вилы и т. д. В сенях также была отдельная комнатка с одним маленьким окошком и кроватью, на которой можно было спать летом.

За массивной деревянной дверью, обитой утеплителем снаружи, были две чистые комнаты дома – горница. В горнице, слева находилась большая русская гладкая выбеленная печь. В правом красном углу большой комнаты, наискосок от печи, на самом видном месте на полочке стояла икона Божией Матери и всегда горела лампадка. Два окна напротив входа были постоянно задёрнуты белыми занавесками. Перед окнами стоял большой стол с двумя широкими скамейками. Справа от стола стоял новенький сервант с посудой. Между окон, на стене висели фотографии дяди Толи и тёти Зины в резной деревянной рамке. На левой стене висели фотографии бабушки Домны с мужем и других родственников.

Слева, сразу за русской печью, был вход в спальню. В спальне также было два окна. Они были завешены плотными занавесками так, что в комнате был полумрак. Русская печь, находящаяся в центре дома, другой стороной выходила в спальню. Широкая железная кровать, находилась слева от входа у стены, рядом с печкой. Кровать была высокая сама по себе, а три подушки, положенные друг на друга в порядке убывания по размеру, создавали впечатление, недосягаемости. В всяком случае я не дотянулся бы рукой до верхней подушки. Юрочка спал в люльке, подвешенной к потолку.

Между мамой, бабушкой Домной и тётей Зиной начались разговоры, а я вышел во двор и огляделся. Перед домом лежал огороженный плетнём участок, который спускался вниз к маленькой речке. За речкой опять был подъём, который переходил в бескрайнее поле, засеянное пшеницей. Справа от поля начинался лес, который простирался до горизонта. От вида такой широкой панорамы природы захватывало дух. Тишину нарушали лишь жужжание пчёл и шмелей и зудение мух. Воздух был прозрачный, свежий, особенный, совсем не похожий на московский. В Москве я уже успел привыкнуть к запаху газов из выхлопных труб машин, которые ездили по Нижегородскому шоссе. Здесь же хотелось набрать свежего воздуха полную грудь.

Прямо у порога дома была натоптанная земля, по которой важно ходил петух с ярким разноцветным хвостом. Суетливо бегали пёстрые бело-серо-коричневые курицы и искали чего бы поклевать. Причём коричневый цвет был не однотонный, а различных оттенков: от светлого до тёмно-коричневого. Смешение всех этих разноцветных пёрышек и придавало курицам пестроту. Куриц было штук десять. Я сразу обратил внимание на одну пёструю курочку, с подраненной ногой. На её правой ноге не было двух пальцев, поэтому курочка немного прихрамывала, приваливаясь во время ходьбы на одну сторону. Мне стало жалко её и я стал высматривать, чем бы её подкормить. Ещё с детства я знал, что червяки, главное лакомство кур, водятся под камнями. Но камней рядом я не увидел. Скоро моё внимание переключилось на дворовые постройки.

Слева находился длинный сарай с двумя входами, где содержалась скотина. Дядя Толя сказал, что он называется хлев. Я заглянул внутрь хлева. Хлев был пустой, потому что корова и овцы были ещё на пастбище. На земле лежал огромный кусок каменной соли, которую любила лизать корова. На меня пахнул непривычный запах навоза. Но я не отворотил носа, потому что такой запах в деревне – это её неотъемлемая часть и принял его, как необходимость. Пряные и сладкие запахи трав, которые доносил до меня ветер со всех сторон, перебивали неприятный запах от навоза. За хлевом была деревянная будка уборной. А за уборной возвышалась большая куча коровьих лепёшек, которые служили удобрением для садового участка.

Справа на участке были ещё один сарай. Дверь в него была закрыта. На ней висел большой замок, ключ от которого был у дяди Толи. Потом я узнал, что это амбар, в котором хранятся продукты: зерно, мука, стеклянные банки с квашеной капустой, мочёными яблоками, солёными грибами, яблочным и смородиновым вареньем. К амбару был пристроен курятник. Рядом с курятником была сложена поленница берёзовых дров. Перед поленницей стоял широкий деревянный чурбан.

Наш яблоневый сад начинался от площадки у порога избы и тянулся почти к самой речке. Был август месяц и на некоторых деревьях уже рдели довольно крупные яблоки. Тётя Зина рассказала мне, как они называются. Здесь были такие сорта яблок, как белый налив, который поспевал раньше всех, ранет, штрифель, апорт, но больше всего было антоновки. Антоновка поспевала позже всех остальных яблок. Вся земля под яблонями была почему-то засеяна овсом. Слева от сада, вдоль хлева шла тропинка, мимо одиноко стоящего домика уборной в конце сада, до самой речки.

Я обошёл дом и вышел в палисадник. В палисаднике росли густые кусты чёрной смородины и крупные жёлтые цветы. Цветы росли не на клумбах, а кучками, где ни попадя: у стены дома, вдоль забора из штакетника, просто между кустов смородины. В одном месте впритык к стене дома буйно разрослась бузина, которую я вначале перепутал с рябиной. На мой вопрос, зачем нужна бузина, тётя Зина отвечала, что бузина отгоняет своим запахом мышей и крыс. Бузина также устраняет неприятные запахи, например, бензина или керосина, если потереть ладонями её листья или ягоды.

Потом меня позвали обедать. Я ел быстро и никогда не наслаждался едой, которую мне дают. Я любил есть всё, кроме варёных овощей: капусты, лука, моркови. После обеда, прихватив с собой кусок хлеба, я выскочил во двор. Найдя колченогую курочку, я стал кормить её хлебом. Другие курицы также подбежали и стали вырывать кусочки хлеба у моей курочки. Я отгонял их подальше и пытался накормить только свою пеструшку.

Ближе к вечеру пришёл с работы дядя Толя. Увидев, что в вёдрах закончилась вода, он собрался пойти к колодцу. Я подошёл к нему и сказал

– Дядя Толя, я хочу помочь тебе принести воды.

Дядя Толя переглянулся с моей мамой, дал мне два пустых ведра и сказал:

– Хорошо, иди и набери воду. Я приду попозже, чтобы отнести вёдра домой.

Я с энтузиазмом схватил два больших ведра и помчался к колодцу. Колодец был недалеко, на другой стороне улицы через один дом. На улице находилось несколько ребят моего возраста и постарше. Они с любопытством наблюдали за мной. Подбежав к деревянному колодцу, я поставил вёдра на землю и сначала заглянул в него. Изнутри колодца повеяло прохладой. Колодец был глубокий, метра три-четыре. В зеркальном квадрате воды отражалось голубое небо, моя белобрысая голова и деревянный барабан с накрученной толстой металлической цепью. Эта цепь заканчивалась крючком с защёлкой. Я даже не подумал, а смогу ли вытащить полное ведро воды. Первым делом хотелось как можно быстрее прицепить ведро. Я взял ведро, наклонился с ним в колодец и на вытянутых руках попытался отжать защёлку. Одно неверное движение и… ведро полетело вниз и шлёпнулось в воду. Я подумал – это не беда, попробую нацепить второе ведро. Но и второе ведро полетело вниз вслед за первым. Подбежавшие деревенские ребята стали кричать мне:

– Нужно быстрей принести кошку, пока вёдра не утонули и плавают на воде.

Я стремглав бросился домой. Влетев в дом, я начал искать кошку, рассказывая маме и дяде Толе про упавшие в колодец вёдра. Дядя Толя сразу побежал куда-то, а я, найдя нашу кошку, бросился с ней к колодцу. Я бежал к колодцу и думал, как же кошка сможет достать вёдра? Кошка вцепилась в меня когтями и от недоумения начала мяукать и вырываться. Я ещё крепче прижал её к себе, несмотря на боль, причиняемую когтями. Когда ребята увидели, что я принёс кошку, то начали смеяться. Некоторые даже покатывались от хохота. Я же был в недоумении. Я держал кошку и думал, бросать её в колодец или нет. Кошка ещё крепче вцепилась когтями в мою рубашку, как будто читала мои мысли. Она явно не выказывала желания прыгнуть в холодный колодец. Скоро подбежал дядя Толя с длинной палкой, на конце которой был железный трезубец. Он аккуратно подцепил и вытащил по очереди оба ведра. Дядя Толя сказал мне:

– «Кошкой» называется этот багор с тремя крючками.

Я выпустил кошку, которая от шума и смеха ребят и, наверное, от страха пустилась наутёк обратно домой. Я шёл следом за дядей Толей, который нёс домой два полных ведра воды, и сокрушался, что не смог прицепить вёдра.

Наступил вечер. Начало смеркаться. Бабушка Домна сказала мне:

– Сейчас погонят стадо. Иди, посмотри.

Я побежал на улицу, чтобы посмотреть на стадо. Впереди стада, по широкой грунтовой улице важно шёл огромный бык. Он был темно-коричневого цвета с крупными острыми рогами. Его большие лиловые глаза равнодушно смотрели перед собой. Я немножко забоялся его и спрятался за штакетник. За быком степенно шли коровы. Коровы были коричневого цвета с большими белыми пятнами и разводами. Наверно коровы были умными, потому что они безошибочно узнавали, куда им сворачивать с дороги. Наша корова тоже уверенно сама повернула к нашему дому и пошла в хлев.

За коровами шли овцы, бараны, козы и козлы. У нас были только овцы. Бабушка Домна вышла на улицу, чтобы загнать наших овец в хлев. Десяток овец с блеяньем забежали в своё отделение хлева.

В белой пыли, которая клубилась за стадом, шёл пастух с длинным-предлинным кнутом. Он ловко им размахивал и очень громко щёлкал. Вместе с ним шли два подпаска, двое мальчишек подросткового возраста. У них тоже были кнуты, но только короче. Ребята также щёлкали кнутами. Мне сразу же захотелось научиться также громко щёлкать кнутом. Наконец совсем стемнело, и я пошёл в дом.

Вскоре бабушка Домна принесла крынку парного молока. Мне налили целую кружку. Я попробовал молоко. Оно было тёплым и пахучим. Запах был особенный, коровий. Я не привык пить тёплое молоко, когда не болен. Поэтому я сказал:

– Поставьте молоко в холодильник, чтобы оно остыло. Я попью потом.

Но холодильника у них не было, поэтому молоко отнесли в погреб. Мы поужинали. Так как телевизора в избе не было, через некоторое время все пошли пораньше спать.

Я привык вставать рано утром. Солнце только что поднялось над взгорком по другую сторону ручья, напротив избы. Я вышел во двор и обратил внимание на двух ласточек, которые кружили вокруг дома. Притаившись, я стал наблюдать за ними. Вдруг одна ласточка спикировала к дому и прицепилась к какому-то круглому наросту у бревна под крышей. Это оказалось шаровидное ласточкино гнездо, вылепленное из комочков земли, с малюсеньким входом в виде дырочки. Ласточка юркнула внутрь гнезда. Я только удивился, как ей удалось там поместиться.

Ещё с вечера я приметил спелое красное яблоко на одной из яблонь. Пробравшись через растущий овёс, я сорвал его и тут же откусил. Оно было кисло-сладкое, с особенным ароматом, поэтому я съел его с удовольствием.

Бабушка Домна уже подоила корову и выгнала её в стадо. Она заметила, что я вышел из сада, подозвала меня и строго спросила:

– Что ты делал в саду?

– Я увидел спелое красное яблоко, сорвал его и съел.

– По саду ходить нельзя, потому что там растёт овёс. Ты его, наверное, помял.

Она прошла к тому месту, где я прошёл по овсу. Увидев борозду примятого овса, бабушка Домна даже всплеснула руками:

– Не смей больше ходить по овсу! Толька будет ругаться.

– А как же мне есть яблоки?

Мой вопрос повис в воздухе, потому что бабушка Домна пошла и пожаловалась моей маме. Мама мне строго-настрого наказала больше по овсу не ходить и яблок не рвать.

Только после этого бабушка Домна успокоилась и пошла кормить кур пшеном. Я вызвался ей помочь. Взяв горсть пшена, я стал искать свою колченогую курочку. Осторожно подойдя к ней, стал сыпать зерно прямо на землю перед курочкой. Она сначала боялась меня, но потом стала клевать пшено, потихоньку приближаясь ко мне. Я попробовал кормить её с руки, как когда-то кормил голубей на ВДНХ, когда мы с мамой ездили на выставку. Однако, курочка боялась и никак не хотела клевать пшено с ладони.

Я спросил бабушку Домну, где мне взять червяков. Она ответила, что червяки водятся в навозной куче. Если отвернуть коровью лепёшку, то можно увидеть червяков. Дядя Толя, когда ходил на рыбалку, всегда набирал червяков из навозной кучи. Я схватил детскую лопатку, банку из-под рыбных консервов и побежал к навозной куче. Запах от навозной кучи был не сильный, потому что лепёшки в основном засохли. Я подковырнул одну лепёшку, лежащую с краю кучи. Действительно, под ней было очень много червяков. При чём, червяки были не такие длинные и толстые, как дождевые, а красные, небольшие. Я сразу набрал почти полбанки червяков и поспешил к своей курочке. Курочка клевала червяков и благодарно посматривала в мою сторону.

На завтрак тётя Зина налила мне кружку сливок. Сливки были холодные, только что из погреба, поэтому я с удовольствием выпил всю кружку. Тётя Зина смотрела на меня, качала головой и говорила:

– Какой же ты бледненький и худенький.

На что мама ответила:

– Городские дети все такие.

Ко мне в гости пришли соседские дети: девочка лет семи и мальчик постарше. Их папу дядя Толя звал Гарась. Наверно это искажённое имя Герасим, но все в деревне звали его Гарась. Я хотел назвать им своё имя, но мальчик сказал:

– Мы знаем, что тебя зовут Саша, и ты приехал к нам в деревню из Москвы. Меня зовут Сеня, а это моя сестра Люба.

Мы стали играть в мяч, который они принесли. Потом мы бегали на речку смотреть на пескарей, которые прятались за камнями в прозрачной воде. Пескари были пятнистые и усатые. Их было трудно отличить от светло-коричневого цвета песка на дне реки. Сеня и Люба показали мне, в какой стороне находится ближайший родник. Мы договорились, что когда-нибудь пойдём к нему за водой. Мы посмеялись над тем, как я хотел с помощью нашей домашней кошки вытащить вёдра из колодца. Время пролетело быстро. Мама позвала меня обедать. В приподнятом настроении я прибежал домой.

Мама сказала, что на первое будет куриный суп, потому что к нашему приезду тётя Зина зарезала одну курочку. Я заподозрил неладное дело. Быстро вскочил из-за стола и выбежал во двор. Я стал высматривать мою колченогую курочку. Её нигде не было. Тут я увидел окровавленный чурбан, на котором кололи дрова для печки. Рядом с чурбаном лежал топор и голова курочки с закрытыми глазами. Я узнал бы её из тысячи. Я с воплем бросился в избу.

Говорить я не мог, слова застревали в моём горле, вырывались только какие-то нечленораздельные звуки. Я обливался горючими слезами и никак не мог успокоиться. Я отказался наотрез есть суп из моей курочки. Я ревел от обиды за курочку и корил тётю Зину за то, что она отрубила ей голову. Тётя Зина искренне не понимала, почему я жалею курочку и не хочу есть суп. Я долго не мог прийти в себя. Мама уложила меня в постель. Проплакав ещё немного, я заснул.

Мне снилась пёстрая курочка, которую я кормил красными червяками. Она клевала червяков и удивлённо смотрела на меня, как будто спрашивала: откуда взялся этот мальчик? Я бегал вокруг, смеялся и подкладывал курочке новых червяков.