Читать книгу Седовы. Хроника жизни семьи офицера - Александр Махнёв - Страница 11

Часть первая. Девяностые… Надежды и потрясения
Глава вторая
1

Оглавление

В четыре часа утра 19 августа Седова разбудил телефонный звонок. Дежурный по части передал командиру распоряжение штаба округа о срочном прибытии на службу.

– Товарищ подполковник, машина выехала.

Что случилось, почему срочно, дежурный сказать не мог, он просто ретранслировал вышестоящее распоряжение. На обычные учения это не было похоже, значит, случилось что-то из ряда вон, а события последних недель – конфронтация руководства России и Союза, фактический распад СССР – подсказывали: зреет нечто серьёзное.

Через тридцать минут Антон ехал в управление.

В штабе пояснить, что произошло, никто не мог, письменных распоряжений не было. Телефоны вышестоящего руководства молчали. Тогда Седов выехал на автобазу. И уже там, на месте, включив в кабинете телевизор, в шесть утра услышал заявление советского руководства, принятое членами ГКЧП, о введении в стране чрезвычайного положения.

К семи часам подтянулись заместители. На лице замполита сияла радостная улыбка.

– Наконец-то, Антон Иванович, умные люди решили взять власть в свои руки. Сколько терпеть можно Горбачёва с его перестройкой и новым мышлением. Домыслились – жрать народу нечего. Дожили до народного бунта! Надо, командир, выводить машины из гаражей. Команда скоро будет. Я звонил в политуправление. В Москву и Ленинград вводят войска. Так что надо быть готовыми.

В девять утра также ничего не прояснилось. Команд на использование техники не было. Люди прибывали, а распоряжений никаких. Он позвонил в управление. Толком никто ничего сказать не смог, а дежурный генерал посоветовал не спешить:

– Вы на месте, и хорошо, если что, команда последует.

Рассудительность, спокойный тон генерала успокоили Седова. И правда, почему он должен суетиться, бегать, напрашиваться на выезд техники неведомо куда. Действительно, если что, распоряжение последует.

Люди о заявлении уже знали. Андреев собрался было провести митинг.

– Антон Иванович, давай людям слово скажем!

Андреев своей болтовнёй раздражал Антона, и он попытался его утихомирить:

– Товарищ замполит, что мы скажем людям? Прекратите митинговать. Ишь обо всём и ни о чём он собрался с народом разговаривать. Прекратите!

Андреев недовольно поморщился:

– Партия с вас потом спросит за молчание!

Но Седов уже его не слышал. Он ушёл в кабинет. Там и телефон рядом, и телевизор работает. По телевизору по-прежнему транслировалось одно и то же: новостные выпуски, балет «Лебединое озеро» с классической музыкой в перерывах.

Самой свежей информацией о происходящем были рассказы прибывающих на службу офицеров и прапорщиков. Прапорщик Вдовин сообщил: по Минке в сторону центра идёт колонна БМП и танков. Кто-то видел танки на въезде в город, толпы митингующих в центре Москвы, подразделения ВДВ, охраняющие телецентр в Останкино. И тут же кто-то приплёл ко всему этому взрыв бытового газа в доме на севере столицы. Напряжённость росла. Люди ждали какой-то команды.

А Андреев снова теребит:

– Командир, политуправление округа просит провести собрание по поддержке ГКЧП. Что делать будем?

И Седов принимает решение. Он объявляет учебную тревогу. За свой весьма небольшой срок службы здесь, в Московском гарнизоне, он подчинённых в учебно-боевой обстановке не видел. А между тем в части был план действий личного состава по тревоге. Каждое подразделение имело определённую задачу на период боевых действий. По идее каждый человек должен хорошо знать свой манёвр в различных ситуациях. Но то по идее. В реальности, через полтора часа бестолковой толкотни людей у боксов, оказалось, что часть к боевым действиям не готова. Офицеры с изумлением смотрели на командира: чего хочет этот человек? А «этот человек» с удивлением смотрел на толпу людей. Кто они, эти люди? На военных точно не похожи. Большая часть офицеров привыкла в гражданке находиться на службе, и по тревоге они стояли в строю в пляжных шлёпанцах и футболках. Седов дал команду «отбой». Не дай бог, дело к получению оружия подойдёт, не хватало ещё пистолеты и автоматы потерять.

Весь в холодном, неприятном поту он ушёл в кабинет. И, пожалуй, впервые за прошедшее время Седов пожалел, что согласился на перевод в Москву. Однако плакать было поздно. Он собирает командование. Итогов и разборов действий личного состава по тревоге Антон не делал, дескать, потом разберёмся. На совещании была сформирована оперативная группа по работе в период действия чрезвычайной ситуации и уточнён порядок использования автотехники. Это был важный вопрос, дело в том, что в ходе учебной тревоги командир не обнаружил на месте четыре ЗИЛа с водителями. Начальник штаба шепнул, мол, на дачах техника, и фамилии назвал у кого. Лучше бы не называл, и так понятно, не простые люди пользуются услугами части. Он ещё подумал: совесть иметь надо, в стране чрезвычайная обстановка, а начальники спокойно щебень и песок на дачи возят.

Приехал на службу Сергеев, бывший командир части.

– Антон Иванович, может, и я сгожусь на что? Дела, смотрю, разворачиваются серьёзные.

Антон удивился:

– Артём Кузьмич, вам что, дома не сидится? Что вы в такую даль примчались?

Сергеев был слегка подшофе. Настроение у подполковника было благостное и оттого боевое. Он был готов рассуждать на любую тему, видимо, и не только рассуждать. Антон сидел как на иголках, он понимал серьёзность складывающейся ситуации, а тут отставник. Но приходилось слушать пьяные рассуждения Сергеева. Не выгонять же, вроде сотрудник части, ветеран.

А ветеран, ухмыляясь, рассказывал:

– Добирался я через центр и уж потом на рейсовый автобус сел. И вот что я тебе скажу, командир. Цирк всё это, а не захват власти. Танки на красный свет останавливаются, гаишники рядом едут, это что, так ключевые точки под контроль берутся? Командиры из машин на половину корпуса высунулись, выглядят растерянными. Нет, это цирк. Я на днях про Чили читал. Так вот, в семьдесят третьем там не переворот был, а была чётко спланированная операция, военная операция по взятию власти. Самолёты бомбили цели. А своих, военных, кто против был, свои и расстреляли. Вот это была решительность. А здесь… На красный свет светофора танки останавливаются! Анекдот. Нет, что-то здесь не то. Тебе-то ещё никаких команд не давали? Ну и ладно, ты и не спеши. Пусть письменно распоряжение пришлют. А своих архаровцев, Андреева и этого, как его, Пал Палыча Мыльцова не слушай, это аферисты, съедят, как и меня съели, и не подавятся.

Сергеев подошёл к столу, налил стакан воды, жадно выпил.

– Антон Иванович, ты это… грамм сто пятьдесят налил бы. Вчера в гаражах с мужиками малость перебрали, трубы горят.

Он с тоской посмотрел на Седова.

В другое время Антон отшил бы ветерана. Но сейчас, после интересных выводов того, с охотой плеснул старику коньяк в стакан, была заначка на экстренный случай.

– Артём Кузьмич, езжайте домой. Без вас справимся. А за интересные сравнения спасибо. Правильно вы подметили, в борьбе за власть решительность нужна.

После обеда отзвонилось вышестоящее руководство.

– Антон Иванович, это Беляев. Как у вас обстановка? Ну и хорошо. Никаких действий не предпринимать. Сегодня плановые выезды ограничьте до минимума. А с людьми потолкуйте, нежелательно в центре города болтаться, лучше семьями пусть займутся. Если что, звоните. Я на месте.

Антон положил трубку.

– И что это было?

Ладно, главное понятно: никаких действий не предпринимать. Антон повеселел. Решительно снял трубку телефона и позвонил домой. Анна была встревожена, по голосу чувствовалось.

– Слава богу, целую вечность от тебя звонков не было! Что там у вас случилось? Ты понимаешь, у нас тут слухи ходят, один невероятнее другого.

Седов, как мог, успокоил жену:

– Аня, главное, за детьми смотри. Особенно за Егором, он со своими новыми друзьями вполне может на митинги в центр пойти, а там войска. Передай, я запрещаю выходить из дому.

– Хорошо, хорошо, Антон, я всё передам, как ты просишь.

Седов положил трубку, теперь, после разговора с женой он был спокоен: родные дома, всё под контролем.

Но не спокойна была Анна Петровна. Она сказала мужу неправду. Егор ещё в девять утра, сказав, что идёт к товарищу уточнить, какие учебники надо приобрести к новому учебному году, исчез и вот уже более шести часов не появляется дома. Наталья Ивановна на разведку в соседний дом к Мишке, с кем вроде сдружился Егор, сходила. Лена по подружкам пробежалась. Никто не видел сына. Она хотела было сказать Антону, что сына дома нет. Но увидев энергично махающую руками тётку Наталью, не сказала. А положив трубку, заплакала.

Наталья Ивановна обняла её.

– И чем поможет рассказ мужу о том, что Егорки нет дома? Ты только головной боли ему добавишь. Найдётся сынок, не переживай, чай, не в пустыне живём.

Егор тем временем не имел представления об этих переживаниях. Утром, когда шёл к Мишке, он повстречал Кольку, кореша из секции бокса. Тот сообщил, что ему звонил приятель и просил приехать к Белому дому.

– В стране переворот, и у Белого дома сейчас решается судьба государства. Да, да, так и сказал! И все порядочные люди должны быть там. Давай, Егорка, пошли вместе.

Егор и минуты не думал. Мама? Тётя Наташа? Лена? А что с ними случится?

Парни сначала приехали на Манежную площадь. Здесь стояли БМП и танки. Они просто стояли. Офицеры и солдаты никаких действий не предпринимали, молча курили, кто-то разговаривал с людьми. Народу было много. Люди плотным потоком шли в сторону Белого дома, юноши присоединились к толпе.

Егор в такой обстановке был впервые. Люди рядом не молчали. Они говорили, говорили. И то, о чём они говорили, сначала пугало. Разве можно винить во всех грехах власть? И не просто винить, многие матерком сопровождали фамилии: Павлов, Янаев, Лигачёв, Пуго. Да, он знал, президент Союза Горбачёв, о других вскользь по телику что слышал, но в памяти эти фамилии не отложились, другие заботы у паренька. А тут каких только нелицеприятных эпитетов в адрес Горбачёва, коммунистической партии он не услышал. И военных не хвалили – хаяли генералов: дармоеды, преступники и прочее, прочее. У него отец офицер и сейчас по тревоге на службу выехал, так что, и он преступник? Голова кружилась от этих разговоров. Но он слушал, пытаясь понять, что эти люди хотят, понять, где его место сегодня. Однако разобраться было сложно, и он просто шёл, заряжаясь общей атмосферой вседозволенности и свободы.

Вскоре пришли к Белому дому. Здесь уже были тысячи людей. Наверно, десятки тысяч, трудно понять сколько. Он увидел танки, около них какое-то движение, вот на танки поднялись люди. Окружавшие Егора люди улыбались и одобрительно хлопали в ладони. Что это было, кто стоял на башнях танков, он не знал, но также хлопал в ладошки и топал ногами. Колька толкнул локтем в бок:

– Слышь, Ельцин, Ельцин выступает, ты слышишь!

От танков было довольно далеко, и, разумеется, он ничего не слышал, тем более шум вокруг. Но он кивнул головой. Дескать, он всё понимает, всё слышит. Вдруг послышался голос: «Баррикады, давайте делать баррикады! Брусчатка, вскрывай брусчатку!» Люди бросились разбирать дорожки.

В этой бешеной атмосфере прошло немало часов. Егор устал, его товарищ также не выглядел столь уверенно, как утром. Никаких атак, боевых действий не было. И пьянящее чувство победы, перелома понемногу уходило. Однако люди не расходились, собираясь группками, ели, пили, разговаривали, перекуривали. Народ ждал.

– Слышь, Егор, давай домой сходим, наши не знают, где мы. Мать ругаться будет. Перекусим, и айда сюда вновь. А?

Егор и сам уже начал подумывать, а не пора ли домой. Не вечно здесь сидеть. Он согласился.

Через час парни были в районе.

Матери, они такие, конечно, они переживали в эти трудные часы. Анна Петровна с Натальей Ивановной целый день провели у окна. Анна всё же сказала мужу, когда тот звонил в очередной раз, что Егора нет дома. Тот помолчал и промолвил: «Высеку молодца, как приеду, высеку. Не посмотрю, что боксёр!» И Анна Петровна успокоилась. Слова мужа насчёт «высеку» она пропустила. Конечно, бить сына он не будет, но то, что Антон сказал «как приеду», её и успокоило. Значит, муж уверен, что с сыном всё в порядке, и сам скоро будет дома.

Анна упрекать сына не стала, она только посмотрела на него. Глаза матери сказали Егору всё. В них были слёзы, гнев, переживание, а на лице застыла маска такого отчаяния и боли, что Егор в душе сам себя высек.

– Мамочка, ты, пожалуйста, успокойся. Я неправильно поступил, уйдя в город без разрешения, честное слово, больше такого не повторится.

Мать ничего не ответила. Накормила и отправила отдыхать. А вот Наталья Ивановна не выдержала, устроила парню выволочку. Анна не слышала, она была на кухне. Сестричка брату также ничего не сказала, только тихонько спросила:

– Ну, как там в городе? Стреляли?

Егор, лёжа в постели и уже закрыв глаза, пообещал сестрёнке всё рассказать.

– Лен, завтра, хорошо, завтра всё расскажу.

Поздно вечером Анна позвонила мужу и успокоила, мол, с сыном всё в порядке, с друзьями гулял в районе. О том, что Егор был у Белого дома, она не сказала.

Два последующих дня Наталья Ивановна под завязку загрузила парня домашней работой. Он вынес на улицу и выбил все ковры и коврики, покрывала и зимнюю одежду. По команде тётки передвигал мебель, пропылесосил самые труднодоступные места в квартире. Много чего полезного сделал по дому.

Наталья Ивановна, улыбаясь, подмигивала Анне:

– Трудотерапия – главное средство в борьбе за человека.

К вечеру следующего дня парень взмолился:

– Тётя Наташа, а можно остальные дела на завтра перенести. Руки не гнутся. Я на тренировках так не уставал. Больно уж много у вас этих подушек да ковров.

Наталья Ивановна сжалилась и отпустила Егора на улицу. Отпустила, разумеется, с разрешения матери. Та была в студии, работала с учениками: обычную жизнь никто, даже такое грозное событие, как московская чрезвычайщина, не отменял.

Анна Петровна по телефону проинструктировала сына:

– И чтобы не далее пятидесяти шагов от дома был. Ты понял?

От дома не отходить, это он понял, не понял только, что такое пятьдесят шагов и почему именно пятьдесят. Ну да ладно, главное, на свободе.

На площадке (она, кстати, от дома в сорока пяти шагах была) в окружении подростков сидел Николай, его позавчерашний коллега по прогулке в центре Москвы. Парень пускал кольца сигаретного дыма, пил пиво и рассказывал о событиях, в центре которых и он оказался. Увидев Егора, Колька поднялся с бревна:

– Ну, где ты был?

Егор вместо ответа упрекнул парня:

– Ты что куришь и зачем пиво пьёшь.

А тот, выбросив банку в кусты, принялся ёрничать:

– Что курю? «Опал» курю. А пью… да чёрт его знает, бурду немецкую пью! А мы что, маменьку боимся, нам что, соску только можно?

Егор прервал:

– Кончай. Я серьёзно говорю, тренер узнает – выгонит из секции.

– Если ты не скажешь, не узнает.

Парни медленно пошли по тропинке в глубь леса.

– И что там было? Рассказывай. По радио передавали, в центре стрельба была, жертвы. А потом сказали, вроде армейскую технику из Москвы вывели. Что ты видел, расскажи?

Николай остановился. Лицо его стало серьёзным и сосредоточенным.

– Что я видел? Много чего насмотрелся. Вчера мы у Белого дома целый день тусовались, всё атаки ждали, а к вечеру наша группа в сторону МИДа пошла, собственно, народу туда много шло. Где-то около полуночи было, колонна броневиков шла по Садовому кольцу в сторону Смоленской площади. У тоннеля проход заблокирован, троллейбусы сдвинуты, но броники всё же шли, своей бронёй сдвинули баррикаду. А тут в сторону военных полетели камни, арматура, пустые бутылки, мусор и прочее. Но я видел и бутылки с горючим, пламя, народ на технику лезет. Мы далековато стояли, но видно было всё. Вдруг выстрелы. На одной БМП обзор закрыт, и башня крутится, машина взад-вперёд ёрзает. Машину подожгли. Экипаж выскочил. Что уж с бойцами сделали, не знаю. Народу много, да ещё ночь, освещение слабое. Вот так было. Мы долго там не стояли. А сегодня я узнал, троих положили. Военных вроде среди них нет. Ну а потом мы охраняли до утра здание МИДа и по домам.

Парни расстались молча. Говорить было не о чем. Егор поспешил домой, отец может подъехать.

Седовы. Хроника жизни семьи офицера

Подняться наверх