Читать книгу Мифы и реальность - Александр Михайлович Крживецкий - Страница 12

Великий Учитель Чжуан-цзы (собственное имя – Чжуан Чжоу) жил во второй половине IV в. до н. э. в небольшом царстве Сун, располагавшегося в южной части равнины реки Хуанхэ. В молодости он был смотрителем плантаций лаковых деревьев63, а потом, не желая более сковывать себя государевой службой, ушел в отставку и зажил жизнью «свободного философа».

Среди ученых мужей своего времени он выделялся «широтой познаний». Как свидетельствовали современники – это был простой, скромный, начисто лишенный тщеславия человек.

Судьба распорядилась так, что его знатный род, после попытки государственного переворота, стал опальным, захирел и большую часть своей жизни Учитель провел в бедности и даже «плел сандалии», чтобы прокормиться. Но он не чувствовал себя ущербным и со смехом отказался идти служить (в качестве премьер-министра) к всесильному чускому правителю Вэй-Вану:

«Когда Чжуан-цзы удил рыбу в реке Пушуй, от чуского царя явились к нему два знатных мужа и сказали:

– Государь пожелал обременить вас службой в своем царстве!

Не выпуская из рук удочки и даже не обернувшись, Чжуан-цзы ответил:

– Слыхал я, что есть у вас в Чу священная черепаха: три тысячи лет как издохла, а цари хранят ее у себя в храме предков, в ларце, под покрывалом. Что лучше для черепахи: издохнуть и удостоиться почестей? Или жить, волоча хвост по грязи?

– Лучше жить, волоча хвост по грязи, – ответили сановники.

– Тогда ступайте прочь, – сказал Чжуан-цзы, – я тоже предпочитаю волочить хвост по грязи!64

Чжуан-цзы был чрезвычайно общителен с учениками и друзьями, удил рыбу, смеялся, рассказывал о своих снах, любовался рыбами, резвящимися в воде, и даже разговаривал с черепом, лежащим в придорожной канаве:

«По дороге в Чу Чжуан-цзы наткнулся на пустой череп – совсем уже высохший, но еще целый. Он постучал по нему кнутовищем и спросил:

– Отчего ты таким стал? Оттого ли, что был ненасытен в желаниях и преступил закон? Или погиб под топором на плахе, когда пала твоя страна? Или стал таким от стыда, что дурными делами опозорил отца и мать, жену и детей? Или муки голода и холода довели тебя до этого? Или просто скончался от старости?

И, прекратив расспросы, положил череп себе под голову и лег спать.

Ночью череп явился ему во сне и сказал:

– По речам твоим видно, что ты искусный краснобай. Но все, о чем ты спрашивал, заботит только живых, мертвецы же этого не знают. Хочешь – я расскажу тебе о мертвых?

– Хочу, – ответил Чжуан-цзы.

– У мертвых, – сказал череп, – нет ни государя наверху, ни подданных внизу; нет у них и забот, что приносят четыре времени года. Беспечные и вольные, они также вечны, как небо и земля, и даже утехи царей, что восседают, обратясь лицом к югу, не сравнятся с их блаженством.

Чжуан-цзы усомнился и спросил:

– А хочешь, я велю Владыке Судеб возвратить тебе жизнь, дать тебе кости, кожу и мясо, вернуть тебя к отцу и матери, к жене и детям, к соседям и друзьям?

Но череп отвечал, нахмурясь:

– Неужто я променяю царские услады на людские муки?!65

Чжуан-цзы жил просто и не претендовал на звание мэтра. Ни тени высокомерия, ученого чванства за ним не замечали. Чжуан-цзы жил в свое удовольствие и утверждал, что мир его радует. Он был весел даже тогда, когда сам был при последнем издыхании, так как считал смерть – естественной частью жизни, одного из множества превращений живого: «Чжуан-цзы лежал при смерти, и ученики задумали устроить ему пышные похороны.

– К чему это? – сказал Чжуан-цзы. – Гробом моим будет земля, саркофагом – небо; нефритовыми бляхами – солнце и луна, жемчужинами – звезды, и все живое – погребальным шествием; разве не все уже готово для моих похорон?

– Мы боимся, – отвечали ученики, – чтоб вас не расклевали вороны и коршуны.

– На земле, – сказал Чжуан-цзы, – расклюют вороны и коршуны, под землей – сожрут муравьи и медведки. Так стоит ли отнимать у одних – чтоб отдать другим?66

Однажды ему приснилось, что он – весело порхающая среди цветов бабочка. Он наслаждался полетом от всей души и не сознавал, что он Чжуан-цзы. Но прошло время – он проснулся, удивился, и долго не мог понять: снилось ли Чжуан-цзы, что он – бабочка, или бабочке снилось, что она – Великий учитель.

– Теперь я озадачен, сказал он своим ученикам, – если Чжуан-цзы во сне может стать бабочкой, то, возможно, сейчас бабочка уснула и ей снится, что она – Чжуан-цзы.

Сон, считал Учитель, – самый надежный вестник нового, он вносит в жизнь неизведанные и неожиданные формы опыта. Воистину, во сне скрыты начала всех вещей.

Все возможно! Надо постигать неведомое в обыденном и великое в малом; прозревать смысл там, где разрушена риторика «всепонимания» и смысла нет. Да разве и мы сами не можем стать другими, подобно тому как проснувшийся человек не похож на того, кем он видел себя во сне? Нет истины более банальной и все же более способной стать источником неистощимого размышления! Ведь она учит постигать безграничный мир безграничных возможностей. Нет ничего постояннее непостоянства и здравомысленнее парадокса. Да и как искать один-единственный «правильный» образ человека, когда мы даже не знаем, где, собственно, границы человека? У каждого спящего свой мир, но лишь пробудившиеся ото сна живут в одном общем мире. Тот, кто видел во сне, что пьет вино, наяву плачет; тот, кто во сне плакал, наяву едет на охоту. Когда спят, не осознают, что это сон; во сне даже отгадывают сны и, только пробудившись, понимают, что то был сон. Но бывает великое пробуждение, после которого, понимают что это был глубокий сон.

Чжуан-цзы создал целое учение, рассматривающее жизнь ограниченной, а знание – безграничным.

Послушаем Великого Учителя.

Шорох беспредельного покоя. Первое нечаянное чувство, прежде чем приходят слова. Утренняя заря, из-за горизонта льющая свет, в котором люди проводят дни.

Как много навевает звучная тишина тысячеголосого органа: чистая экспрессия музыки без «да» и «нет»; желание; сила интимная и личная, ибо личностный только голос, а знак безличен. Как нескончаем напев безвестной флейты.

Истинность каждого утверждения слишком сильно зависит от контекста67. Слова мерцают смыслом. Слова живут дыханием. Дыхание опознается благодаря словам. Говорящий что-то говорит. Но то, что он говорит, всегда неустойчиво. Существует ли в конце концов речь? Или речи вовсе не существует? Считают ее отличной от щебета птенца. Есть ли тут отличие? Или отличия нет?

Ловушкой пользуются для ловли зайца. Поймав зайца, забывают про ловушку. Словами пользуются для того, чтобы внушить смысл. Постигнув смысл, забывают про слова. Где же найти мне забывшего слова человека, чтобы перекинуться с ним словом?

Однажды во время весеннего разлива, большая вода понесла Хэбо вдаль. Сначала приток вод воодушевил Хэбо. Никогда еще не ощущал он себя столь величественным и могучим. «Во мне сошлась красота всего мира!» – восторженно думает он и чем дальше плывет, тем больше укрепляется в сознании своего величия. Но вот он достигает устья реки и видит перед собой беспредельный океан. Теперь Хэбо понимает, сколь смешон и жалок он был, когда вздумал гордиться разливом реки.

«Если бы я не пришел к твоим вратам, – говорит он духу океана по имени Жо, – то совсем бы пропал. Быть бы мне тогда посмешищем в глазах знатоков великого Пути!»

Дух океана отвечает Хэбо: «С рыбкой из колодца нельзя поговорить об океане, ведь она привязана к своей дыре. Летней мошкаре не расскажешь про лед – она ограничена временем своей жизни. Закоснелому ученому не поведаешь о Пути – он связан своими принципами. Только теперь, когда ты вышел из берегов, увидел великий океан и познал свое ничтожество, с тобой можно говорить о великой истине».

Предположим, что мы с тобой вступили в спор. Если ты переспорил меня, а не я тебя, значит ли это, что ты действительно прав, а я неправ? Если я переспорил тебя, а не ты меня, значит ли это, что я действительно прав, а ты неправ? Действительно ли один из нас прав, а другой неправ? Оба мы правы или оба неправы?

Если мы с тобой не можем понять друг друга, то и другие останутся во мраке неведения. Кого же мне послать их вразумить? Если пошлю согласного с тобой, то разве согласный с тобой сумеет их вразумить? Если пошлю согласного со мной, то разве согласный со мною сумеет их вразумить? Если пошлю несогласного ни с тобою, ни со мною, то разве несогласный ни с тобою, ни со мною сумеет их вразумить? Если пошлю согласного и с тобой, и со мной, то разве согласный и с тобой, и со мной сумеет их вразумить? Но в таком случае ни ты, ни я, ни другие не сможем понять друг друга.

Кого же еще нам ждать?

Помни, что искусные борцы начинают мериться силами открыто, а кончают тайным приемом – в напряженный момент прибегают ко многим хитростям.

Вино пьют согласно церемониям, соблюдая вначале порядок, кончают же беспорядком.

Большое возбуждение ведет к чрезмерным наслаждениям.

И так во всем. Начинают с извинений, а кончают грубостями. Ничтожное вначале становится огромным к концу. В словах – и ветер, и волны, и буря; в делах – победа или поражение!?

Ветер и волны вызвать нетрудно, но к опасности легко приводят и победа, и поражение. Поэтому без особых оснований и высказываются гневные суждения, полные резких, пристрастных слов. Рычат, не выбирая выражений, словно дикие звери с клокочущим дыханием в предсмертной агонии. И злоба растет. Когда злоба доходит до высшего предела, с другой стороны в ответ почему-то также непременно появляется негодование. Если никто не осознает, отчего все началось, то кто может знать, чем все кончится?! Поэтому в «Образцовых речах» и говорится: «не отклоняйся от порученного, не настаивай на решении, вдруг превысишь меру – доведешь до крайностей». Отклоняться от порученного, настаивать на решении – опасно. Ведь благоприятное решение приходит не скоро, а неблагоприятного уже не исправить. Не следует ли быть осторожным?

Полутень спросила у Тени

– Почему вы так непостоянны? Раньше вы двигались, а теперь почему-то остановились, раньше вы сидели, а теперь почему-то встали?

– Может быть, я так поступаю в зависимости от чего-то? – ответила Тень.

– А может быть я так поступаю в зависимости от чего-то, зависящего еще от чего-то? Как знать, почему это так? Как знать, почему это не так?

Фазан на болоте клюнет лишь через десяток шагов, напьется лишь через сотню шагов, но не хочет, чтобы его поили и кормили вволю в клетке.

Когда умер Лао-цзы68, явился оплакать его Цинь Свободный от Суеты, трижды возопил и вышел.

– Разве вы не были другом учителя? – спросил ученик.

– Был, – ответил Цинь Свободный от Суеты.

– И так мало плакали?

– Да. Сначала я думал, что там его ученики, а теперь понял, что нет. Когда я вошел попрощаться, там были старые, вопившие над ним, словно над родным сыном; были молодые, плакавшие над ним, словно над родной матерью. Все они собрались для того, чтобы говорить там, где не нужно слов, плакать там, где не нужно слез. Это означает бегство от природы, насилие над чувствами, забвение, доставшееся от природы. В старину это называли карой за отступление от природы.

Когда наступило время, учитель родился; пришло время уйти, учитель покорился. К тому, кто спокойно следует за временем и обстоятельствами, нет доступа ни печали, ни радости. В старину это называли независимостью от природы.

Познать каждое человеческое сердце труднее, чем природу, оно опаснее, чем горы и реки. У природы есть сроки весны и осени, зимы и лета, утра и вечера. У человека же лицо непроницаемо, чувства таятся глубоко. Бывает с виду добрый, но алчный; бывает одаренный, похожий на никчемного; бывает нетерпеливый, но проницательный; бывает внешне решительный, а внутренне медлительный; бывает внешне нерешительный, а внутренне вспыльчивый; поэтому-то и случается, что стремятся во имя долга пожертвовать собой, будто охваченные жаждой, но и отступают от долга, будто опаленные жаром.

Поэтому-то государь посылает человека далеко, чтобы проверить его преданность; посылает близко, чтобы проверить его почтительность; дает сложные поручения, чтобы проверить его способности; задает вопросы внезапно, чтобы проверить его сообразительность; назначает кратчайший срок исполнения, чтобы проверить, насколько можно ему доверять; вверяет ему богатство, чтобы посмотреть, насколько он милосерден; сообщает ему об опасности, чтобы посмотреть, насколько он верен долгу; поит его допьяна, чтобы посмотреть, куда он склонится; сажает его в смешанные вместе с женщинами ряды, чтобы посмотреть, насколько он целомудрен.

В этих девяти испытаниях и обнаруживают человека негодного и человека достойного.

• Слепому не познать красоты орнамента, а глухому – звуков колокола и барабана. Но разве слепыми и глухими бывают лишь телесно? Бывают глухи и слепы разумом. А ведь человек должен рассматривать в единстве весь хаос, всю тьму вещей!

• Обладающий большими познаниями – щедр, обладающий малыми познаниями – любопытен. В значительной речи – сила и огонь, в незначительной речи – пустословие.

• Наша жизнь ограничена, а знания неограничены. Совершая добро, избегай славы, совершая зло, избегай наказания. Если взять за основу главное, можно сохранить свое тело, сберечь целостность жизни, можно поддержать родителей, можно дожить до предельного возраста.

• Человек не может уйти от правды. Но он может прийти к ней.

• Счастье легче пуха – никто не может его удержать. Несчастья тяжелее земли – никто не может их избежать.

• То, что знает человек, не сравнится с тем, чего он не знает. Время его существования не сравнится со временем его несуществования. Тот, кто, опираясь на крайне малое, пытается постичь крайне большое, обязательно впадет в заблуждение и никогда не будет удовлетворен.

• Звуки человека тают в безыскусном многоголосье Земли, а голос Земли чреват громовой тишиной Бездонного.

• Гора грабит (разрушает) сама себя деревьями. Масло сжигает само себя – в светильнике. Корицу срубают оттого, что она съедобна. Лаковое дерево срубают оттого, что оно полезно. Все знают, как полезно быть полезным; но никто не знает, как полезно быть – бесполезным.

• Если выравнивать с помощью неровного, то и ровное станет неровным.

• Если доказывать с помощью недоказанного, то и доказанное станет недоказанным.

• В учение древних входили такие положения: быть справедливым и беспристрастным, ровным и бескорыстным, решительным, но без предвзятости; следовать за другими, но без измены; не оглядываться с опаской, не хитрить со знаниями; отправляться вместе со всеми, никому не отдавая предпочтения.

• Объевшемуся снится, что он отдает; изголодавшемуся – что получает.

• Небо, земля и я вместе живем, и тьма вещей составляет со мной единое.

• Истина существует лишь постольку, поскольку существует ложь, а ложь существует лишь постольку, поскольку существует истина.

• Научись видеть, где все темно, и слышать, где все тихо. Во тьме увидишь свет, в тишине услышишь гармонию.

• «Человек – отблеск человека.

Все, на что я смотрю, смотрит на меня.

В спящей воде покоится мир,

Эхом раковины плывет твое слово…».