Читать книгу Московский Джокер - Александр Морозов - Страница 10

Алекса клонило в сон. Болела голова в том месте, по которому его шарахнул «хорёк». Зря ему позвонили, если только действительно все дело в расследовании. Навыки, какие и были, за двадцать лет утрачены, видимо, начисто.

Что он здесь делает? Зачем пришел? Если все дело в тщеславии, что вот, мол, вспомнили, позвали, чего-то от него ждут, то тем более, какой он там монах-воин? Все эти мелкие чувства и страстишки по поводу того, что столько лет никому он был не нужен, полноценного выпускника Училища не должны бы волновать вовсе. Как прошла твоя жизнь, то и славно. Ведь в любом случае время проходит. И пусть кто-нибудь попробует доказать, что, ничего не делая, он сделал меньше, чем кто-либо другой.

Навыки утрачены, но кое-что Алекс еще помнил и понимал. В частности то, что проекты вставлены один в другой, как матрешки. И всегда можно рассмеяться в лицо тому, кто скажет, что держал в руках самую большую.

А еще у разведок мира в ходу термин «спагетти». Это когда проекты не вставлены один в другой, не субординированы, а переплетаются между собой, как гибкие, тонкие макаронины. И твое дело тогда только служить вилкой, то есть наматывать на себя прямо из середины спутанной, клейкой массы. А где уж там концы и начала…

И Алекс не мог сердиться на Наставника. Пусть двадцать лет прошли ни шатко ни валко, если, прямо сказать, не бесцельно. Ведь и у других, в общем-то, так же. Но у них не было Наставника. А у него он был. И есть. И будет. И это чувство – на всю жизнь.

Они сидели тогда втроем, где-то с месяц назад, в летнем кафе около Планетария. Марло уже так нагрузился, что Валентина и Алекс, не обращая на него внимания, выясняли отношения открытым текстом. В конце концов, она сказала:

– Хорошо, я уйду к тебе. Насовсем. Мне это тоже все надоело. И я уже боюсь. Сама себя. Но ты не оставишь Марло просто так…

– Хорошо, мы не оставим его, – согласился Алекс.

– Именно ты. Потому что я, после того как уйду к тебе… мне не хотелось бы больше его видеть. Это для меня было бы слишком. Вот, – Валентина достала из своей сумочки ключ и протянула его Алексу, – возьми, это от его квартиры. Мне он больше не нужен. Но я не выбрасываю его в канаву, – и это относилось как бы и к ключу, и к самому Мартину, – а передаю тебе.

– А с чего ты взяла, что я могу быть полезен Мартину?

– А кто же?

– Не знаю. Может быть, ты и сама не знаешь. Но, скорее всего, это другой. Не я. Так у Алекса оказался ключ от квартиры Марло. Ну вот он им и воспользовался.

А начинать надо всегда с элементарного. А элементарное в том, что он находится в квартире, с хозяином которой он разве что шапочно знаком. Был. И ближе уже не познакомится. Хозяин квартиры убит. И рано или поздно факт этот будет обнаружен. И консьержка, разумеется, вспомнит, как он сказал: «В шестьдесят четвертую» – и опишет его внешность.

Так что он должен сделать сейчас, чтобы выполнить, теперь уже раз и навсегда единственное условие Валентины: «Но ты не оставишь Марло просто так».

Что? Сообщить властям и будь что будет? А мужской голос по телефону? Этому что нужно?

И наконец, третья сторона, сам Алекс. Что нужно ему самому? Пожалуй, всего лишь немного удачи и счастья с Валентиной. И пусть она никогда не узнает, почему он показался ей интересней, чем обычный сотрудник обычного аналитического центра. А мужской голос по телефону…

Ну что ж, если он действительно возжелал подключить к этой истории монаха-воина, то, наверное, должен понимать, что это такое. А это вот что такое. Алексу сказали: давай действуй по обстановке.

Вот он и будет действовать по обстановке. Уйдет он сейчас отсюда, перейдет улицу и поднимется к Валентине. И позвонит дежурному по городу и сообщит об убийстве.

Алекс снял с диванчика, на котором только что сидел, плед, и подошел к мертвому Марло. Накрыл его пледом с головой.

А может быть и вообще случайная драка? Профессионалы ведь убивают внезапно и чисто. Убирают. Марло же лежал в изодранной в клочья рубашке, с громадными кровоподтеками на груди, с лилово-коричневой, вздувшейся подушкой вместо левой части лица, с вывихнутой или даже сломанной в локте левой рукой.

Как там у них пишут? На почве внезапно вспыхнувших личных неприязненных отношений. Может быть. Все может быть. Нет, он не сыщик, он другой. Поэтому и не будет он ничего здесь искать. Или проводить иные следственные действия. Пусть этим займутся другие.

Он спустился вниз, на ходу прикидывая, сказать что-нибудь консьержке на выходе или просто кивнуть головой. Но за стеклом в холле консьержки не было. Вместо нее, привязанный к стулу и с каким-то бинтом, плотно наложенным на рот, вращая выпученными глазами, сидел «хорёк».

Алекс хотел было уже проскочить мимо, но «хорёк» еще сильнее замычал – аж через бинты доносилось – и еще яростнее завращал глазами.

Алекс остановился около него, разрезал узел на затылке и размотал бинт.

– Ну, тебе чего?

– Развяжи, корефан, я тебя стукнул не по делу, развяжи, я тебе отбатрачу.

– Где консьержка?

– Не знаю. За мусорами, наверное, побежала. Канать надо.

– Вот я и сканаю. А ты мне зачем?

– Кончай, земеля, петли путать. Я что, думаешь, за хреном с квасом к Марло прыгнул? Я у него кое-что оставил.

– Что оставил?

– Развяжи, покажу. Подымемся и возьмем. Это ж на тебя телегу катят. Шляпа с кляпом. Мне что? Мне сказали, я сделал. А на тебя телегу.

– А если не успеем? Ты сам говоришь, за мусорами старая побежала. Кстати, как это она тебя?

– Да вот так. Кликнула, я сдуру подошел. А она из-под стола ноги-то вытянула, да вокруг моих, как капканами. А потом как дернет. Я затылком и грохнулся. Хорошо вот на ковер на этот. А если б на мрамор?

– Молодец старушка. Так вас, фраеров, и учить надо. Ну, а если все-таки не успеем?

– В этом подъезде есть много ходов.

– Подземных, что ли?

– Всяких. В смысле возможностей. Второй раз я на эту овчару не вылезу. Не боись, прорвемся. А если сейчас у Марло не побываем, гляди…телегу на тебя катят.

Алекс на всякий случай похлопал «хорька» по бокам и спине. Пушки, разумеется, у того уже не было. Старушенция, видно, на это место тоже не из балета пришла. Без пушки «хорёк» был не опасен. Алекс начал развязывать его руки, прикрученные к спинке стула.