Читать книгу Под маяком - Александр Накул - Страница 3

Кимитакэ прильнул к окошечку в сырой кирпичной стене.

С той стороны обнаружился небольшой зал со сценой. Причём зал был высокий, в два этажа, так что Кимитакэ, который находился как раз на уровне второго, даже ощутил, что у него немного кружится голова.

Сцена была абсолютно пустой. Он машинально отметил, что это не театр кабуки – на заднем плане была не традиционная картина с деревом, а европейский чёрный занавес, почти неразличимый на фоне сумрака стен.

А перед сценой стояли сверкающие даже в полумраке столики с приглушёнными жёлтыми лампами и откупоренными кувшинчиками сакэ. За столиками сидела публика. Зал был практически полон, и даже через узкое окошечко удалось разглядеть фуражки и коротко остриженные головы. А вот дамских причёсок и детских головок не было заметно. Похоже, зрелище будет особенное, не для всех и каждого.

Зрители переговаривались, но по привычке делали это тихо, так что возле окошечка было ничего не разобрать.

– Многие писаки, которые называют себя патриотами, – прокомментировал знакомый голос над ухом, – утверждают, что в военное время мы все должны себя ограничить, жрать только голый рис и холодную бататовую кашу, а ещё немного дайкона по праздникам. Но на самом деле ограничивать население не надо. Нас и так со всех сторон уже ограничили. Но когда есть возможность – надо давать нашим защитникам самое лучшее. Чтобы они знали, за что умирают.

– А что за представление намечается? – спросил Кимитакэ.

– Тебе будет лучше его посмотреть, это шоу, чем слушать в пересказе. К тому же, – послышался смешок, – ты исполняешь в нём главную роль.

Ударил гонг, и разговоры стихли – разом, как по команде. Так работала армейская дисциплина.

Из-под занавеса вышел кто-то в длинном алом кимоно с золотыми драконами и теми самыми неудобными деревянными сандалями гэта на подставочках. Софиты аккуратно подсвечивали его – так, чтобы артист выделялся, но сама подсветка была совсем незаметна.

Было видно, что все действия актёра неплохо отрепетированы – и именно потому казался таким естественным

Приглядевшись, Кимитакэ всё-таки понял, в чём дело. И у него в животе затрепетал холодок тревоги.

Кимоно было явно женского покроя и полыхало, словно сигнальный огонь. А голова актёра была острижена коротко, как это всё ещё скорее принято у мужчин. Так себе противоречие – но это смешение почему-то пугало. Так пугают нас неестественно красивые люди вроде того же Юкио Сатотакэ – кажется, что за их красотой, как за игрой полосок тигра, скрывается что-то опасное.

А когда актёр остановился, Кимитакэ опознал и другие подробности. И теперь ему стало ещё тревожнее.

Он сумел наконец вспомнить, кого изображал его наряд. Это Тэнкацу Секекусай, знаменитая иллюзионистка ушедшей эпохи его детства, а её одеяние изображает великую блудницу из Апокалипсиса. Много лет назад и каким-то непонятным образом Кимитакэ даже угодил на её представление, но только сейчас смог по-настоящему понять, почему Тэнкацу настолько ему запомнилась. Её трюки были куда проще, чем у европейских гастролёров, – но она была не просто фокусницей, а именно артистом, который показывает фокусы в процессе представления. Каждый трюк, каждое маленькое чудо что-то значило. И именно поэтому входили в память легко и накрепко – как гвозди в мягкое дерево.

Ему нравился её стиль. В детстве он даже мечтал стать таким, как Тэнкацу. И с возрастом мечта эта не умерла, она просто трансформировалась в понимание, что эпоха сменилась, повторить Тэнкацу он не сможет, и даже сама Тэнкацу не будет себя повторять. Это желание хотело власти над публикой, чего-то подлинного, что возможно только в костюме и на сцене. Да, понимание стало глубже – но зато теперь он совершенно не мог взять в толк, что именно для этого надо сделать.

А ещё он смог опознать исполнителя этой загадочной роли. Вернее, кого имели в виду люди, которые вывели на сцену этого долговязого и длиннорукого парня с головой, чья форма походила на огромную фасолину. Разумеется, абсолютного сходства достичь не удалось – но даже сам Кимитакэ не мог найти явных отличий.

Чего уж там говорить о людях в зале, которые, скорее всего, видели его в первый раз.

– Приветствую вас и прошу прощения, если не соответствую вашим ожиданиям, – произнёс ненастоящий Кимитакэ, переодетый в ненастоящую Тэнкацу Секекусай. – В условиях военного времени приходится довольствоваться тем, что есть. Дети патрулируют улицы, женщины становятся к станкам – а я вот вынужден изображать…

Кого именно он должен был изображать, так никто никогда и не узнал. Потому что из темноты грянули выстрелы – первый, второй, третий…

После каждого выстрела актёр вздрагивал, словно от удара кнутом. И только по его спазмам можно было заметить, что выстрелы настоящие. Было заметно, что он хоть и не выходит из роли, но всё равно поражён таким развитием сюжета.

Наконец выстрелы стихли. Ненастоящий Кимитакэ, переодетый в ненастоящую Тэнкацу Секекусай, поднёс руку к животу и попытался что-то разглядеть на ослепительно красном с золотом фоне…

– Вот оно как, – произнёс он и повалился, а из-под кимоно начала растекаться густая липкая лужа.

Зал разом зашумел, все начали вскакивать с мест и разом загомонили. Кто-то в погонах медицинской службы выскочил на сцену и отработанными движениями проверил состояние раненого.

– Пока дышит, – произнёс он, и его слова за счёт акустики прозвучали невероятно отчётливо, – но раны смертельны.

На этом месте Кимитакэ не выдержал и захлопнул окошечко.

Какое-то время он просто стоял, опираясь на стену, и тяжело дышал, ощущая всем телом, как сильно вспотел и насколько взбудоражен увиденным. Потом повернулся и увидел всё того же человека. Свет в комнате стал почему-то слабее, и теперь, в полумраке, тот казался не живым существом, а серым силуэтом, почти бесформенным.

– Мы известим ваших родителей о вашей смерти, – произнёс человек в костюме. – Ваша смерть, героическая и своевременная, решит все их проблемы и избавит их от нудного беспокойства по поводу вашего будущего.

– Они и правда боялись, что я плохо кончу, – Кимитакэ горько улыбнулся.

– Теперь, когда всё закончилось, бояться им больше нечего.

– Директору школы тоже вы голову отрезали?

– Это исключено. Это даже не наша юрисдикция. Ты можешь быть уверен – по этому происшествию проводится самое тщательное расследование. Виновные будут найдены.

– А если бы вы меня не нашли тогда, на той остановке… Всё равно бы это случилось? Вы бы его и так застрелили?

– Ваше личное присутствие делает ситуацию несколько проще… – отозвался человек в костюме. Но он не успел сказать никаких подробностей.

Из коридора, о существовании которого Кимитакэ успел и позабыть, послышались голоса. Звуки спора быстро переросли в перебранку двух голосов – глухого мужского и звонкого девичьего. Потом что-то стукнуло, раздались окрики, простучали яростные шаги – и дверь комнатки распахнулась.

На пороге стояла школьница – довольно высокая, в светлой униформе с незнакомым гербом, в очках, с волосами до плеч, сплетёнными в две косы, стандартной сумкой, перекинутой через плечо, и почему-то забинтованной шеей.

Кимитакэ подумал, что ей, похоже, досталось при бомбардировке – но непонятно, что именно это было за ранение. А ещё она кого-то напоминала, кого-то, о ком он думал совсем недавно – но кого именно, было тоже непонятно.

– Я хочу его визитную карточку, – кричала девочка, только теперь её голос казался почему-то чуть грубее. – Я его фанатка, вы что, не видите! Я с уроков отпросилась! Я всем подругам пообещала! Я даже маме…

– Артист убит! – кричали ей из глубины коридора. – Ты что, не слышала, что случилось?

– Как же он убит, если он здесь, в этой комнате, без костюма, – и она указала в сторону обомлевшего Кимитакэ. – Как вы смеете меня обманывать? Я же знаю, что всё это не больше, чем постановка.

– Посторонним запрещено здесь находиться!

– У меня разрешение от командира гарнизона!

– Это невозможно.

– Я покажу. Сейчас. Смотрите, – девушка перекинула сумку на живот, полезла туда правой рукой. Всего на мгновение всё затихло – а потом грянул выстрел.

Кимитакэ только и разглядел, как лопнул, разлетаясь, кожаный бок сумки. В коридоре послышался вскрик – а она уже развернулась в сторону комнаты и выставила перед собой сумку, словно защищаясь ею от человека в костюме.

Да, у школьницы был револьвер. Он лежал в сумке. Именно сквозь сумку она и стреляла – раз, другой, третий…

Человек в костюме схватился за шею и повалился, хрипя и булькая кровью. Где-то на краю слуха было слышно, как шлёпнулся на пол блокнот и покатился по полу карандаш.

Надо было что-то делать. И школьник решился.

Кимитакэ шагнул навстречу горькому дымку выстрела. И только теперь, на шаг ближе, смог разглядеть, кто скрывался под видом школьницы.

– Юкио-кун, как ты здесь оказался? – произнёс он.

Переодетый в женскую школьную форму Юкио сверкнул в ответ огромными круглыми очками.

– Идём со мной, быстро, – скомандовал он, поправляя сумку, теперь она была дырявой и дымилась. – Нас ведь ожидают, Кими-сэмпай.

Второй человек в костюме, ещё живой, корчился на полу в коридоре. Ребята переступили его – а потом Юкио вытащил из сумки тот самый тяжёлый армейский револьвер и прекратил его муки выстрелом в голову.

– Они работали на государство, – напомнил Кимитакэ, когда они уже спускались на лестнице.

– …И убивали его жителей, – отозвался Юкио, даже не поворачивая головы. Его прекрасные длинные волосы, заплетённые в две короткие косички, так и подпрыгивали на каждой ступеньке.

Они вышли из здания, и Юкио тут же свернул на людную улицу. Кимитакэ так и не успел разглядеть фасад – разве что смог отметить, что его подозрение подтвердилось. Здание было чем-то вроде театра в европейском стиле, каких немало открылось в эпоху Тайсё.

Было непохоже, чтобы их преследовали. Видимо, если кто и расслышал новые выстрелы, то решил, что это тоже часть представления.

Кимитакэ понятия не имел, к чему всё идёт. Но страх, что стискивал холодными пальцами печень, понемногу отпускал.

Видимо, всё дело было в людях. На проспекте оказалось неожиданно много людей, и под треньканье трамвая каждый куда-то спешил. Пожалуй, это была самая оживлённая улица во всей стародавней столице.

– Как-то мы странно выглядим, – заметил Кимитакэ.

– Все заняты. Никому нет дела.

– Но есть же скучающие люди. Школьники те же. Или вот из соседского сообщества…

Юкио отступил к стене, сложенной из пузатых булыжников, и опять полез в сумку. Похоже, кроме револьвера там скрывались и другие полезные штуки.

Только сейчас Кимитакэ заметил, что Юкио захватил с собой и свой фирменный зонтик, но закинул его за спину. Самураи из фильмов носили так короткий меч.

Тем временем Юкио залепил дыру в сумке и достал оттуда нечто совсем невообразимое – бинт с засохшей кровью. И ловко завязал им глаза.

Получилось очень натурально – перебинтованная голова с потемневшим пятном, словно кощунственная пародия на государственный флаг. Это смотрелось жутко, но зато теперь не хотелось даже спрашивать, из-за чего девочка выглядит так нескладно и почему у неё замотана шея.

Сейчас, вблизи и при свете солнца, было заметно, что Юкио хоть и по-прежнему прекрасен, но не так уж здорово. Похоже, что несмотря на все усилия Курортника, чьё подлинное могущество оставалось неразъяснённым, его приятель ещё не отошёл от недавнего тяжелого боя.

Тем временем Юкио, укрывшись от взглядов прохожих в тени Кимитакэ, пусть вслепую, но умело, отработанными движениями вставлял патроны в барабан револьвера. Закончив, Юкио опустил револьвер обратно в сумку, опять перекинул её на бок и снял со спины зонтик. Пару раз стукнул кончиком зонтика по мостовой – а потом схватился левой рукой за локоть Кимитакэ и потянул его вперёд.

– Ну всё, – произнёс он, – теперь ты – мой поводырь.

– А куда тебя вести?

– Куда сочтёшь нужным. Но лучше в сторону моря. Там можно отыскать помощь, я скажу как.

– Как говорили древние греки, – гордо произнёс Кимитакэ, – море спасёт нас.

И они пошли. Юкио с ходу подстроился так, чтобы казалось, будто приятель его ведёт, и даже постукивал зонтиком по мостовой – но при этом ничуть не был в тягость.

Определённо, Юкио владел какой-то магией, и эта магия не имела отношения к каллиграфии. Было неясно, можно ли эту магию переоткрыть. И, пожалуй, лучше было это не узнавать.

Тем временем они добрались до очередной трамвайной остановки. Кимитакэ делал вид, что не смотрит в эту сторону, но небольшая кучка людей, что дожидалась трамвая, смотрела на них с невольным уважением.

– У нас, конечно, на удивление силён патриотизм среди молодёжи, – заметил дедушка деревенского вида в мягкой шляпе. – Мне вот рассказывают, что на призывной пункт привели школьника, а его на каждом шагу так трясёт, что он даже говорить не может. Казалось бы, зачем приходить – ясно, что не годен. Так два одноклассника взяли его под руки и отвели. Так что даже если не пригоден – всячески содействуют. Зря мы их ругали!

Кимитакэ мог бы кое-что сказать по поводу того случая. Так получилось, что он не просто видел этот визит – а был одним из тех, кто этот визит организовал. И дело там было не в патриотизме. Сложно даже сказать, в чем именно там было дело, – и может быть, это и к лучшему. Народ и так встревожен, зачем мучать его подробностями.

Кимитакэ свернул к остановке. Линия шла примерно в нужном направлении, и на трамвае, как бы медленно он ни тащился, было больше шансов ускользнуть, если их всё же будут преследовать.

Кимитакэ обернулся, но не заметил ничего подозрительного. Серое здание театра так и торчало вдали, перед ним толпились незадачливые зрители и, только приглядевшись, можно было разглядеть среди них чёрные мундиры полицейских.

Впрочем, если их действительно преследуют профессионалы, то этого не разглядишь. Такие дают себя увидеть, только когда ловушка уже захлопнулось.

Дедушка смолк – видимо, из уважения к патриотической молодёжи, которая выполняет свой долг, что бы ни говорили всякие бесполезные исследователи русской литературы. Со стороны, если не сильно вглядываться, Кимитакэ и Юкио и вправду сошли сейчас за раненую девушку и её старшего брата, бесконечно верного и заботливого. Кимитакэ почти кожей ощущал то невольно уважение, которое испытывают к нему эти случайные зрители, – а ещё слабый, едва различимый привкус тревоги.

Это смутная тревога не относилась к чему-то конкретному. Просто сейчас, в военное время, она сама по себе пропитывала воздух, соревнуясь с ароматом солёного моря.

Трамвайную линию, возле которой они очутились, к счастью, никто не озаботился перекрыть. Тренькая, подъехал трамвай – древний, ещё довоенный, с панелями узорчатого дерева. Кимитакэ, вовремя угадав нужное действие, легонько подтолкнул Юкио в спину, а потом подхватил его и приподнял – так, что приятель смог очень натурально ощупать ступени сначала кончиком зонтика, а потом и ботинками. И подняться наверх, очень натурально покачиваясь.

Кимитакэ проследовал за ним, чувствуя спиной восхищённые взгляды. Да, это немного тормозило отправку трамвая – но в кабине тоже видели, что происходит, и готовы были ради блага наших раненых подождать.

Кимитакэ отошёл от входа, чтобы пропустить остальных пассажиров. Перевёл взгляд в сторону кабины – и увидел, что прямо посередине салона стоит смутно знакомый человек в очень приметном костюме.

А в руке у этого человека – револьвер. И курок уже был взведён.