Читать книгу Карфаген должен быть разрушен - Александр Немировский - Страница 20

С тех пор как Рим соприкоснулся с греческими полисами юга Италии и Сицилии, на этой площадке рядом с курией решения сената дожидались греческие послы, отсюда ее название «грекостасис», или «стояние греков». Если бы эти шумящие листьями вязы могли знать мысли тех, кто прижимался спинами к их стволам, они давно бы засохли, ибо трудно отыскать другое место, где было развеяно столько надежд и родилось столько молчаливого гнева. Вытоптанная площадка в тени деревьев уже не вмещала всех просителей: вслед за греками сюда нашли дорогу карфагеняне, египтяне, македоняне, сирийцы, евреи, каппо-докийцы, армяне, иллирийцы, фракийцы, сарматы, но она продолжала называться, как и три века назад, грекостасисом.

Вот и сегодня под вязами неторопливо или нервно прогуливалось несколько десятков послов в самых разнообразных одеяниях. Карфагенян можно было узнать по смуглым лицам и шитым золотом гиматиям. Наверное, они вновь явились с жалобами на набеги римского союзника нумидийского царя Масиниссы. Эти двое – светлолицые, в кожаных браках[29] и коротких хитонах, – иллирийцы, явившиеся на переговоры о выкупе взятых в плен сыновей царя Генфия. А эти четверо в широких хитонах, с гордо закинутыми головами, – после еврейских повстанцев, приглашенные в Рим.

Из курии вышли двое, судя по одежде, эллины. Первый, не дойдя до грекостасиса, обратился к своему спутнику, юноше лет двадцати:

– И как тебе показалось, Диэй?

– Прекрасно, Пифодор, – отозвался юноша. – Ты говорил веско и убедительно. В голосе консула, когда он представлял тебя курии, прозвучали сочувственные нотки. Мне кажется, можно рассчитывать на успех.

– Я тоже так думаю, – подхватил Пифодор. – Пираты, захватывая пленников, отпускают их за выкуп. Мы признали вину увезенных, – такого выкупа и ожидали ромеи…

Сквозь толпу послов пробирался человек, издали приветственно размахивая рукой.

– Да это же Полибий! – воскликнул Пифодор. – Диэй! Это наш Полибий!

Они по очереди обнялись.

– Вот так встреча! – выдохнул Пифодор. – Только сейчас в сенате я взывал, моля о милосердии к страдальцам, поселенным неведомо где. А ты разгуливаешь по Риму, пострижен, благоухаешь, как лавка парфюмера.

– Скорее, как цирюльня, – вставил Полибий. – Четыре раза в месяц я хожу туда за новостями, узнаю, что делается в Риме и в мире, и не просто из любознательности. Придя к цирюльнику впервые, я получил от него письмо Телекла, а сегодня от него же узнал о вашем посольстве.

– От цирюльника… – протянул Пифодор.

– Конечно, – улыбнулся Полибий, – от человека, который в таких случаях незаменим. У него даже не спрашивай, сам скажет.

И продолжил нарочито серьезно и возвышенно:

– Я бы поставил ему памятник. Право, он того заслужил. С белым лоскутом на плече. В правой руке ножницы. Рот полуоткрыт.

– А где мой земляк Телекл? – спросил Пифодор.

– Телекл далеко. Но мы переписываемся. А как его Критолай?

– Критолая я вижу каждый месяц, – быстро заговорил Пифодор. – Я же назначен его опекуном. Он здоров, и денежные его дела в полном порядке…

– Я встречаю его гораздо чаще, – вмешался Диэй, – в восточной гавани. Он там все время… Встречает корабли, идущие с запада. Все ждет отца…

– Бедный мальчик, – проговорил Полибий, – ведь, кроме отца, у него никого нет. Матери он и не помнит, она умерла, когда он был еще младенцем…

– Расскажи лучше о себе, – перебил Пифодор.

– О себе? Живу в доме Эмилия Павла, брошенном им после смерти двух сыновей. Разбираю свитки.

– Что я слышу! О боги! Ты, аристократ и лучший знаток конного дела, занимаешься какими-то книгами!

– Но это библиотека Персея! Разбирая книги, я прошел школу политики. Мне стало ясно многое, чего я не понимал раньше.

– И каковы, думаешь, будут результаты посольства? – спросил Диэй.

– Ромеи не согласятся отпустить нас на суд в Ахайю, как вы предлагаете.

– Но откуда тебе известно, что мы внесли такое предложение?

– От цирюльника.

– Но ведь это тайна! – воскликнул Диэй. Вытянув руку, он показал на глухую стену курии. – О том, что говорится там, цирюльники не болтают. Для того чтобы перехитрить Циклопа, надо иметь голову Одиссея. И кроме того, необходимо, чтобы у людоеда был единственный глаз – так легче его ослепить.

– То, что ты сказал о наших тайнах, Полибий, относится и к тебе! – заметил Пифодор. – Говорят, и у деревьев есть уши.

Полибий вскинул голову.

– Вот они! – бросил он. – Их называют листьями.

– Послы ахейцев! – послышался резкий голос. – Послы ахейцев!

Наскоро попрощавшись, послы поспешили в курию.

«Телекл, радуйся!

Сегодня я встретил ахейских послов и вместе с ними дожидался решения сената. Циклоп не намерен нас отпускать. Наши мудрецы придумали вытребовать нас на суд в Ахайю, признав, что за нами есть какая-то вина. Твой земляк Пифодор, – кажется, это коринфский Крез[30], – передав послание синода, добавил к нему от себя, что если наш ахейский суд считают неправомочным в отношении преступлений, совершенных против Рима, пусть судят нас сами, но не держат без суда. И вот ответ, передаю его дословно: “Поскольку синод Ахайи признал вину за теми, кто по решению сената и римского народа переселен в Италию, а сенат не имеет возможности определить в точности вину каждого из них, будет справедливо оставить их там, где они находятся”. Видишь, к сожалению, в предвидении нашего будущего я оказался прав.

Теперь могу тебя обрадовать. Критолай здоров и питает надежды на наше скорое освобождение.

Твой Полибий».