Читать книгу Тайны русской водки. Эпоха Иосифа Сталина - Александр Никишин - Страница 6

Говоря о Сталине и его времени, никак нельзя обойти тему утраченных после революции водочных марок. Ушла на Запад водка «Горбачев», ее разливал в Германии русский полковник с той же фамилией. Ушла водка «Вольфшмидт», которая до революции поставлялась к царскому столу. Ушла торговая марка «Петров», имевшая три высшие государственные награды – три царских орла. Ушла торговая марка «Шустовъ» (фирма Шустовых также до 1917 года имела почетное звание Поставщик Двора Его Императорского Величества») и была запатентована в США. До Второй мировой войны разливалась в Латвии и Германии.

Водка «Асланов» появилась в Европе, утратив российские корни. В Китае до 1945 года успешно продвигалась торговая марка «Чурин».

Спецслужбы СССР во главе с бывшим меховщиком Наумом Эйтингоном похищали и убивали по всему миру тех, кто был неугоден Сталину, – белых генералов (Шкуро, Скоблин, Кутепов), недавних соратников по партии (Троцкий). Была ли в этой деятельности экономическая польза для молодой Советской республики? Сомнительно. Не за теми и не за тем гонялся по миру мстительный и мнительный Сталин. Рассуди он трезво, в республику Советов возвращался бы интеллект империи, т. е. те, кто, обладая талантом созидания, могли принести реальную пользу стране победившего пролетариата.

Например, Сикорский, изобретатель вертолета, фактически перевооруживший американскую армию. Зворыкин, создавший телевизор и перевернувший мир. Голдвин и Майер, принявшие участие в становлении монстра по имени Голливуд.

Этот список не короток, и в него можно смело заносить сына «короля русской водки» Петра Арсеньевича Смирнова – Владимира, создателя всемирно известного водочного бренда «Smirnoff», водки № 1 в мире, имеющей сегодня рекордные продажи – 1,5 млн. бутылок в день на всех континентах.

История появления этой марки будоражит российские умы последние 20 лет. Сейчас стало понятно, что это была наибольшая после революции 1917 года утрата России на таком высокоинтеллектуальном фронте, как патентное право.

Можно смело говорить, что Сталин, понимавший толк в водке, проявил поразительную для него недальновидность – водку «Smirnoff» Советский Союз профукал именно во времена его правления, в начале 30-х годов, когда эмигрант В.П. Смирнов, остро нуждаясь в средствах, передал эту марку в лицензию (или продал?) американцам.

Именно так: или передал в лицензию, или продал со знаком вопроса. Чтобы выяснить, что в реальности произошло в 1933 году на Французской Ривьере, где и состоялась историческая сделка, нужно вернуться в революционную Москву.

В 1917 году новая власть забрала у крупнейших винзаводчиков России Смирновых все их заводы. В Москве на Овчинниковской набережной, 6 (завод большевики переименовали в Водочный склад № 1), на Садовнической улице, 57 (новое название – Винный склад № 1), на Бер-сеневке напротив храма Христа Спасителя (новое название – Водочный склад № 2). Был экспроприирован и водочный завод Смирнова в Порт-Петровске (Дагестан).

Национализировали их магазины в Москве на Тверской улице, на Кузнецком Мосту и в Гостином Дворе, а также в Санкт-Петербурге и Нижнем Новгороде. Советской власти достались и торговые склады Смирновых на Берсеневской набережной.

В Москве были расклеены приказы новой власти частным производителям алкоголя: все запасы этикеток, пробок, бутылок, прейскурантов, бланков, счетов, рецепты напитков и «протчее» в 24 часа свезти на Лубянскую площадь, сдать по описи и идти по домам. Если не выполнишь приказ, будешь наказан по всей строгости законов революционного времени, т. е. расстрелян. Указом новой власти старорежимные этикетки для алкогольных напитков были признаны контрреволюционными и запрещены к обороту.

И потащились на Лубянку тяжело груженые телеги со всех винокурен Москвы и окрестностей.

С бывших частных заводов новая власть выносит все, что плохо лежит: мебель, канделябры, картины, тканевые дорожки, гардины, скатерти со столов, машинки для розлива вин, посуду, бумагу, чернила и писчебумажные принадлежности.

В годы НЭПа в Москве на короткий срок появляется «Смирновская» Николая Яковлевича Смирнова, родственника Петра Арсеньевича. Окончание НЭПа ознаменовано исчезновением и смирновской водки, и некоторых Смирновых, сгинувших на Лубянке и в ГУЛАГе.

Считается, что после смерти Ленина и отмены Сталиным сухого закона история водки П.А. Смирнова прервалась на 70 с лишним лет. Но это не так. С 20-х годов и до развала СССР практически вся советская винокуренная промышленность работала в основном по его прейскуранту 1898 года. По отнятым у его семьи рецептурам разливали алкогольные напитки и на государственном Московском ликероводочном заводе, что на Самокатной улице (нынешний частный завод «Кристалл»).

Всего в прейскуранте бывшего крепостного помещицы Скрипицыной из села Каюрово Мышкинского уезда Ярославской губернии было 400 наименований алкогольных «произведений». Большую часть рецептов он создал лично. Все они поставлялись к столам русских царей и европейских королей, а после 1917 года перешли в собственность новой власти рабочих и крестьян.

Вот только часть знаменитого «Смирновского» списка:

– «столовое вино»: №№ 40, 32, 20, 31, 4, 21;

– горькие водки: «Зверобой», «Московская», «Ерофеич», «Грушевая», «Кофейная», «Анисовая», «Можжевеловая», «Ананасная», «Сухарная», «Тминная», «Крамбамбулевая», «Кедровка», «Имбирная», «Горный дубняк», «Женьшеневая», «Английская», «Зубровка», «Москвитянка» (из фруктов), «Апельсинная», «Листовка», «Полынная», «Желудочная горькая», «Травная эссенция», «Перцовый настой», «Перцовая», «Померанцевая», «Фруктовая», «Лимонная», «Чайная», «Мятная», «Майская травная», «Мятная березовая», «Охотничья», «Китайская», «Морская», «Лесная», «Персидская», «Французская», «Волжская», «Немецкая», «Сибирская», «Афганская горечь», «Северная», «Камская», «Хинная», «Киршвассер», «Померанцевая эссенция»;

– ликеры: «Мараскино», «Флердоранж», «Шоколадный», «Кофейный», «Ванилевый», «Апельсинный», «Ореховый», «Лимонный», «Розовый», «Чайный», «Американский», «Ромовый», «Анисовый», «Вишневый», «Малиновый», «Клубничный», «Черносмородинный», «Черносливный», «Земляничный», «Рябиновый», «Малороссийская запеканка», «Гранатный», «Поляничный», «Черносмородиновый», «Мандарин», «Московский», «Дружба», «Рог изобилия», «Народный», «Буэнос Айрес», «Княжевичный», «Гранатный», «Парфет Амур»;

– водки ягодные: «Рябиновая эссенция», «Рябиновая настойка», «Вишневая», «Черносмородинная», «Малиновая», «Клубничная», «Рябиновая», «Липовая»;

– водки сладкие: «Аллаш», «Ананасная», «Кюрасао», «Экау», «Анисовая», «Кюммель» и т. д., и т. п.

Забрала новая власть и самые ценимые П. А. Смирновым марки – легендарные «Спотыкач», «Абрикотин», «Нежинская рябиновая» и «Рябиновая на коньяке». Но марками дело не закончилось. На советский ликероводочный завод перешли после революции и бывшие сотрудники П.А. Смирнова. Вот интересный документ.

«В коллегию при Управлении по муниципализации виноторговли от Владимира Александровича Ломакина, проживающего в 1 – м Пятницком Комиссариате по Овчинниковской набережной в д. 6.

Заявление.

Желая работать у Советской Власти, покорнейше прошу зачислить меня с 16 ноября с/г в должности Заведующего водочным производством.

В. Ломакин. Ноября 20-го дня 1918 г.»

Лучший технолог фирмы П.А. Смирнова, создавший до революции сотни самых известных марок прейскуранта «короля русской водки», ради Христа просится на работу на Казенный винный склад № 1, нынешний Московский завод «Кристалл». Новые времена…

На этот завод придет наниматься на работу и племянник П.А. Смирнова Николай Яковлевич Смирнов, который выпускал «Смирновскую» в годы НЭПа.

Пока большевики делят «Смирновскую» марку в России, в Европе «Смирнов» идет по совершенно иному, еще более запутанному, извилистому пути. Главное действующее лицо – сын основателя дела Владимир Петрович Смирнов, и о нем надо рассказать подробно.

Лучше всего это сделает его внучка – Кира Владимировна Смирнова. Эта бескомпромиссная женщина многие годы бьется за честное имя своего деда, обвиненного ее же родней в неправомерной передаче (скажем так) марки «Смирнов» американцам.

Мы с ней знакомы больше десяти лет, но я опишу нашу первую встречу, когда впервые услышал ее рассказ о Владимире Смирнове.

Кира Владимировна оказалась дамой шумной, непоседливой, прямой в суждениях, категоричной и бескомпромиссной. Настоящая, как я потом понял, Смирнова!

– Пишут про нас ерунду – ни стыда, ни совести! Похлебкин тот же.

– А Похлебкин-то вам чем не угодил?

– «Не угодил»! Да это же он пустил небылицу, что Смирновы сбежали в Америку, а все подхватили! Какая дикая, нелепая чушь! Никто в Америку не сбегал, там ни одного Смирнова нет! Мой дед Владимир Петрович Смирнов с Белой армией ушел в Константинополь. А по-вашему, он не должен был бежать? Его арестовали как сына миллионера, потом выпустили, чтобы назавтра принес «наворованное у народа»! Он боялся, что его выдадут ЧеКа, и несколько ночей прятался на дереве, откуда видел, как чекисты грабят его дом! А этот ваш сумасшедший Похлебкин пишет бред, так и знайте. Зарубите себе на носу!

– Я-то при чем?

– Какая разница! Вы тоже про водку пишете. Теперь пишут, что мой дед – предатель, что он сбежал после революции во Францию и «Смирновскую» производил незаконно.

– А разве не так?

Кира Смирнова вспыхнула, как порох:

– Нет, он должен был веревку мылить и просить, чтобы его повесили? Конечно, он бежал от смерти. А теперь кое-кто из семьи Смирновых встал в позу: а какое право имел твой дед выпускать в эмиграции «Смирновскую» водку? Распоряжаться в одиночку семейной маркой? Вот дураки! Если бы не он, про водку Петра Арсеньевича Смирнова забыли бы вообще! Мой дед – единственный, кто возродил семейное дело после революции!

Это были нулевые годы. Тогда писали, что Владимир Смирнов не имел права производить «Смирновскую», так как до революции вышел из дела, получив свою долю от наследства отца. Но Кира Смирнова от этого обвинения только отмахнулась: до этого еще дойдем.

Она разворачивает на моем столе лист размером со штабную карту.

– Это родословная Смирновых. Видите, сколько у короля водки потомков? До Горбачева мы друг друга не знали, опасно было говорить, что ты – от «того» Смирнова, который водку делал. Могли и с работы выгнать… А потом благодаря стараниям одного из наших, Олега Сергеевича Смирнова, который работал в «Совтрансавто», все потомки Петра Арсеньевича нашли друг друга… Он был в Америке в командировке и увидел бутылку американской «Смирнофф». Ага, думает, а это откуда? Ну и стал выяснять, сколько нас, потомков.

– И сколько же вас?

– Достаточно! Семьи-то в начале XX века какие были? Не то что сегодня, – по шесть-семь, а то и десять детей!.. Дочка Петра Смирнова Глафира Петровна вышла замуж за «шоколадного короля» Абрикосова. Так что лауреат Нобелевской премии Абрикосов, который сейчас в США, – мой родственник… Другую дочь, Наталью, мой прадед выдал за купца Бахрушина, брата того Бахрушина, который основал в Москве известный театральный музей… Третья дочка, Мария Петровна, вышла замуж за стекольного фабриканта Комиссарова. У него были крупные заводы в Ярославской губернии, и он поставлял посуду для заводов Петра Арсеньевича… Их около сотни, по линии Смирновых. Кстати, знаете такого музыканта Юрия Башмета?

– Он тоже Смирнов? – искренне удивился я.

– Да нет же! – Она раздраженно машет руками. – Вы меня совсем не слушаете! Младшую дочку Петра Арсеньевича звали Шурочка, Александра Петровна. И была она, как бы это поточнее, не очень-то послушной. Короче, родила сына вне замужества, что в то время было страшным скандалом. Была влюблена в табачного фабриканта Василия Николаевича Бостонджогло, а тот еще и старовер, поэтому не имел права развестись с женой. А жена его была – знаете, кто?

– Кто?

– Алексеева! Родная сестра режиссера Алексеева, основателя МХАТа, который потом станет Станиславским. А Бостонджогло расстреляют большевики прямо во дворе его дома, когда придут искать золото. Офис его фирмы находился на Кузнецком Мосту напротив «Мюра и Мерили-за», в смысле, ЦУМа, где был и магазин Смирновых. Он чекистам скажет с вызовом: «Вам надо золото? Вот и ищите, а я вам ничего не дам!». -И они его расстреляли…

– А при чем тут Башмет?

– Башмет! Башмет был потом, вы слушайте внимательно.

Она перевела дыхание.

– Шурочка родила мальчика, назвали его Вадим. Но Бостонджогло был женат, а иметь ребенка незамужней женщине, да еще из семьи известного всей стране человека, каким был ее отец, было просто неприлично, ее и выдали замуж за Мортимьяна Борисовского, Мортю.

– Так, а это кто?

– Как – кто? Борисовский служил у Бостонджогло и был в нее влюблен по уши. Преследовал ее, приклеивал бороду, надевал черные очки, дежурил под окнами смирновского дома на Пятницкой. Его гоняли, но он приходил снова и снова. Жениться на ней мечтал. А Шурочка – девушка своенравная, привыкшая добиваться своего. Решила, что выйдет за Бостонджогло, вот и не желала слышать ни о ком другом. Но пришлось ей выйти за Борисовского. Он усыновил мальчика, дал ему свою фамилию, а отчество оставил по отцу – Васильевич. И вот этот Вадим Васильевич Борисовский стал первым советским альтистом, открыл при Московской консерватории школу альта и – учителем – слушайте внимательно – Юрия Башмета!

– Вот как!

– Потом его выкинули с работы, узнав, что он внук фабриканта Смирнова. Закрыли и курс альта. Тридцатые годы, страшное время «чисток». Как он выжил, одному Богу известно… Ему студенты хлеб носили. Когда я вышла на пенсию, начала изучать архивы нашей семьи. И теперь я каждый вечер себя казню: почему раньше ими не занялась? И силы не те, и здоровья уже нет.

– А на что живет внучка того, кто создал «Smirnoff»?

– Я-то? На пенсию. Как и моя сестра-близняшка.

– На жизнь хватает?

– На оплату квартиры – да, а на лекарства уже нет. Потому что компания «Диаджио», которая имеет миллиардные обороты, владея маркой, созданной моим дедом, нам отчисляет – во, сколько!

И она показала кукиш.

– Да, но почему?

Кира Владимировна вздыхает:

– Помните фильм «Кавказская пленница»? Шурик бежит из лечебнотрудового профилактория, а водитель ему кричит: «Эй, псих, куда бежишь?»

– И что?

– А Шурик отвечает: «Слушай, друг, я тебе все расскажу, а ты сам решай, куда ехать». Я вам изложу историю моего деда, а вы делайте выводы: почему потомки великого промышленника Смирнова нищие?

Передаю ее рассказ в сокращении.

…У П.А. Смирнова были дочери, которых он умело выдавал замуж. И еще было пятеро сыновей – Петр, Николай, Сергей, Владимир и Алексей, которым он надеялся передать семейное дело. Первыми в бизнес вошли старшие Петр и Николай. Ждали совершеннолетия Владимира, чтобы и его посвятить в тайны семейного дела. И вот оно настало. И что же? Оказалось, что юноше не до отцовского бизнеса, он по уши влюблен в цыганскую певичку Катю из ресторана «Яр», стал тут завсегдатаем и жаждет на цыганке жениться…

(Что-то странное творилось в семье бывшего крепостного П.А. Смирнова с его сыновьями. Едва ли не каждый по очереди влюблялся в цыганок, а один даже женился на цыганке, и та родила ему двух сыновей.

Еще один попал из-за цыганки под государственную опеку – стал транжирить на нее свою долю отцовского наследства. Чашу терпения переполнил ночной горшок из чистого золота, который он вознамерился преподнести ей на день рождения. – Прим. А.Н).

Владимир Смирнов высок, хорошо сложен, а лихо закрученные вверх гусарские усы придают ему мужественности и шарма. Был он, судя по всему, сердцеед, записной ухажер, предпочитал общество хорошеньких женщин. И те отвечали ему взаимностью. Богат, красив, да еще к тому же – любитель поэзии, французских романов и итальянских романсов. В Италии учился пению, а в Москве с детских лет посещал с матерью оперные спектакли Большого театра. Поет и играет на всех музыкальных инструментах. Завидный жених!

Завидный-то завидный, да все романы его какие-то шальные, скандальные. Вот Катя-цыганка из ресторана «Яр». Дарил ей серьги, кольца, модные вещи. А деньги брал у еврея-ростовщика в долг. Пообещал ей 50 тысяч на «мелкие расходы» для цыганского хора, снова обратился к ростовщику. Отец, узнав, рассвирепел. Вызвал ростовщика в дом на Пятницкой, вернул ему долг сына и пригрозил, что если хоть раз того деньгами ссудит, засадит ростовщика в каталажку, найдет повод!

А сына запер, пока не выветрится из головы дурь, эта его страсть к цыганке. Тот накалил на огне булавку и сделал на руке татуировку – букву «К» – Катя. Жить, говорит, не могу без нее, хоть убейте!

И тогда родилась у Петра Арсеньевича идея, как излечить сына от любви. Отправил его в Китай. По семейной легенде – открывать смирновские магазины в Харбине и Шанхае. А на самом деле – с глаз долой. В дорогу отец сына напутствовал так: «Если через год не разлюбишь цыганку, разрешу на ней жениться».

Дорога до Китая долгая. От скуки сел Владимир играть в карты с каким-то офицером и, как водится, все проиграл, да еще и в долги влетел.

Обратился за деньгами к родному дяде, который с ним ехал, но тот категорически отказался за него платить. Взял Смирнов гитару и в ресторане стал петь романсы. Людям нравилось, платили щедро. И долги отдал, да и себе на жизнь заработал.

В Китае про Катю забыл быстро, так как снова влюбился. В хорошенькую китаянку, супругу китайского крупного чиновника. Тот, узнав об измене жены, подослал к Владимиру Петровичу «хунхузов», наемных убийц из местных криминальных банд. Раненного, полуживого, Смирнова спасла его китаянка, буквально вернула с того света, выходила.

В Москве он узнал о судьбе своей Кати, которую когда-то так пламенно любил. Умерла при родах. Умер и ребенок. Но отец не позволил ему долго горевать – ввел в дело и дал поручение разрабатывать новые напитки с технологом Ломакиным. И невесту сыну присмотрел – дочку богатого купца Шушпанова из Ростова-на-Дону, имел с ним деловые интересы.

Потом были свадьба, медовый месяц в Италии и – новая тайная любовь, актриса из Питера Александра Павловна Никитина. Чехов высоко отзывался о ее таланте, называл «моя актрисочка», хотел видеть ее в «Трех сестрах». Играла во многих спектаклях, конкурировала с самой Комиссаржевской.

Тайный роман с актрисой закончился рождением сына – Володи. Через несколько лет Владимир Петрович разрывает свой брак и женится на Никитиной. Живут они с женой и сыном в Москве в роскошном доме на Садово-Самотечной, который построил для него сам Шехтель. Здесь же конюшни для орловских рысаков. Владимир Петрович в начале XX века увлекся лошадьми. Продал свою долю в водочном бизнесе отца, а деньги вложил в коневодство. На Скаковой улице отстроил конюшни для своих рысаков, приносивших ему хороший доход на императорских скачках. Был у него и конный завод под Москвой в имении Шелковка.

Музыку тоже не оставил, скорее, наоборот, пристрастился к оперетте.

В своей книге «О любимом жанре» искусствовед Г. Ярой написал о В.П. Смирнове с иронией: «Любовь этого мецената к оперетте простиралась так далеко, что лошади из его скаковой конюшни назывались именами опереточных героинь».