Читать книгу Я русский. Вольная русская азбука - Александр Образцов - Страница 44

Когда мне надо пойти куда-то за справкой, я заболеваю. Мне нехорошо. Я знаю, что меня начнут гонять по городу, у них окажется везде санитарный час, обед или похороны. Когда же все необходимые мучения подойдут к концу, какая-то жаба с удовольствием проинформирует меня о новом Указе Президента (Генсека, Царя, Великого хана), по которому справка мне не полагается.

Когда я еду в трамвае и он вдруг сворачивает без объявления в парк, я вижу в зеркале заднего обзора довольную физиономию водителя. Он счастлив. Это когда еще ты ему отомстишь, выточив негодный вал, из-за которого трамвай перевернется? Или выбросив в урну его телеграмму с просьбой срочно выслать или приехать? Или соблазнив его жену?

Надо честно сознаться в существовании в стране мелкого должностного садизма. Это когда каждый каждому старается сделать больно и получает от этого наслаждение. А если уже некому и никак, то тогда выберем в парламент КПРФ. Пусть все разбегутся в ужасе кто куда.

Конечно, в других странах тоже есть садисты в мундирах. Но там это свойство характера. Там удивляются, глядя на подобных граждан. У нас же идет ежедневная беспощадная гражданская война в ЖЭКах, в очередях, в семьях. Когда я вижу по телевизору чеченских полевых командиров, легкомысленно рассуждающих о своей полной и безусловной победе, я качаю головой и дивлюсь их легкомыслию. Победить русских невозможно, потому что они воюют с рождения до смерти в ЖЭКах, в очередях, в семьях.

Откуда подобный пыл? Кончится ли он когда-либо к громадному облегчению участников и ближайших соседей?

Ответ на этот вопрос надо искать в истории телесных наказаний в России.

В 1831 году появилась статья немецкого криминалиста Миттермейера о бесполезности телесных наказаний.

И только 2 июня 1903 года в России были отменены исключительные виды телесных наказаний.

Было два пика активности администрации в битье своих граждан. Первый пик связан с зарождением Московского государства Романовых. В Указе 1663 года «…отсеченные руки и ноги у больших дорог прибивать к деревьям и у тех же рук и ног написать вины и приклеить».

Сечение ушей применялось к мошенникам и картежникам. Левое ухо резали за первую татьбу, а за вторую и разбой – и правое.

Резание носов тогда было еще мало распространено. Его применяли к уличенным в четвертый раз хранителям и распространителям табака.

Сечение языка в законе не значилось, но отсутствие законных оснований не мешало применять сечение языка по отношению к раскольникам, еретикам, донским казакам за поношение. Преступнику клещами вытягивали язык и отрезали нужную длину.

Самым распространенным из телесных наказаний был кнут. Кнут состоял из рукоятки длиной в пол аршина, упругого столбца из кожи более в пол сажени длиной с концом или кожаной петлей на конце. К этому концу привязывали хвост длиной в пол аршина, сделанный из широкого ремня толстой, сыромятной кожи, согнутой вдоль наподобие желобка и так засушенной. Иногда конец хвоста заостряли, он был твердым, как кость, и при ударе рассекал кожу. От крови он размягчался, поэтому после нескольких ударов кнут меняли.

Били просто. Били на козле. Били в проводку по торгам.

Палач отходил на несколько шагов, взмахивал кнутом обеими руками над головой и, подскочив с громким криком, опускал кнут на спину. Исход наказания зависел не столько от количества ударов, сколько от их силы. Выдерживали иногда и 300 ударов (по 30 в час), а иногда и от 2-3 умирали с переломом хребта.

Разбойники в те времена также творили необычайные зверства: пили кровь жертв, резали их, пытали.

Второй пик – и самый высокий – уродования людей был достигнут в Воинском Артикуле народного героя Петра Великого.

При Петре важен был не размер преступления, а неповиновение его воле. Кнутом били за первую и вторую татьбу и за то, что бросали мусор на улице.

Применялись все старые виды наказания, изобретались новые. Людей сжигали на кострах (в том числе медленно), сажали на кол. В 1721 году за упорство в расколе Петр велел посадить на кол почти всех жителей города Торовца в Сибири. В память этого события торовичан звали с тех пор коловичами.

Во флоте Петр ввел кошки и линьки.

При Анне Иоанновне кошками наказывали также проституток. Последовавшее в дальнейшем при императрицах смягчение наказаний все же выглядит на сегодняшний день почти так же дико. Статс-даму Наталью Федоровну Лопухину при Елизавете высекли публично кнутом за намек в письме о «лучших временах», затем вырвали язык и сослали.

И лишь при Петре III, несомненно, самом человечном (за что и презираемом всенародно) из русских царей доалександровской поры были отменены батоги, линьки и кошки. Самое же главное, Петр III отменил «слово и дело».

Другой антигерой нашей истории, Павел, отменил экзекуции для духовенства, а также запретил истязания и клеймение лиц старше 70 лет.

Таким образом, мы живем сегодня с генетической табличкой в голове, на которой написано одно только слово «страх». Я не говорю сейчас о еще одном народном герое – Сталине, настоящая слава которого еще впереди. Вряд ли сегодняшние его почитатели, выносящие портреты кровопийцы наподобие икон, и сам товарищ Зюганов, высоко оценивающий роль своего старшего брата, могут во всей мощи и красоте оценить масштаб его избиений. При Петре еще можно было куда-то бежать. Сталин изобрел такие погранвойска, что бежать можно было только под почву.

Спрашивается, да как же нам не быть садистами с такой родословной? И как же нам не стыдно негодовать, когда какая-то паспортистка пару раз сгоняет туда-сюда? А какая-то продавщица чего-то недовесит и еще вдогонку пошлет?

Это ведь радоваться надо, что после таких искушений и проб у нас состоялся август 1991 года. Что у нас родился и живет до сих пор (и пусть еще сто лет живет) величайший из гуманистов современности М. С. Горбачев. Его слава также впереди.

А пока надо тихо-тихо выползать из-под нависшей над нами глыбы нашего родового царско-большевистского садизма. Пусть камешки катятся, пусть песок сыплется – надо ползти.

Зато когда законы установятся, когда коммунисты разбегутся от стыда, когда сортиры нормальные появятся, – вот тогда можно будет встать в полный рост и, посвистывая, пойти вместе со всеми англо-французами куда-то в светлое будущее.

Тем более, что сами англо-французы не далее, чем позавчера тоже кое-кого жгли и топили.

Так что все мы квиты.