Читать книгу Зелёный маяк - Александр Павлов - Страница 4

Я подъехал на кладбище на своем «Хендае» 1987 года выпуска. Все уже собрались, я видел их из окна машины. Одет был в белую рубашку с черным галстуком и черными брюками, на ногах блестели новые туфли. Всё думал, не слишком ли они будут блестеть на похоронах, может не стоит их надевать, но не удержался. Может быть, и ошибся, потому что по приезде пошел небольшой дождь и теперь не хотелось выходить. Вообще, с тех пор как я узнал о смерти Кости, тучи над небом только сгущались. Ветер бил всё сильнее, ломал зонты прохожим. И только сейчас, к похоронам, всё стихло. «Повезло».

«Я из машины посмотрю!» – хотел крикнуть всем присутствующим – «Могу сигналить в знак соболезнования! Всё нормально, если кто хочет, может присоединиться, но тут на всех не хватит, максимум ещё четыре человека. Мать без очереди».

Я все-таки вышел из машины. По пути к основному месту сбора, чуть не наступил в лужу, дважды. Никто правда не заметил, они были заняты прощанием с усопшим. Вот и хорошо.

Я осмотрел присутствующих людей, пока приближался к ним. Их было немного, в основном женщины преклонного возраста. Мать Кости была первая на моем пути. После школы я видел её даже чаще, чем его самого. Мы постоянно пересекались в супермаркете. Костю особо не запрягали по магазинам, в отличие от меня. В удачные дни мне получалось её избегать.

– Здравствуйте, – произнес я, подходя и вставляя свою физиономию перед ней.

– Денис, здравствуй, я так давно тебя не видела! – нотка радости в её голосе мне показалась не уместной. Ведь мы на похоронах её сына.

Она приподняла зонт и обняла меня. От неё приятно пахло. Выглядела она лучше, чем я мог её представить в этом возрасте. Что-то было в её спокойном лице. Будто она, совсем недавно, хорошенько выспалась, впервые за всю свою жизнь. Это сглаживало её морщины и омолаживало лицо.

– Соболезную, – сказал я, всё ещё не вышедший из объятий.

– Спасибо, что пришел, – она меня отпустила. – Ну, как ты поживаешь?

Лучше, чем некоторые.

– Хорошо. Ещё раз соболезную утрате.

– Где ты пропадал всё это время? Я постоянно спрашивала у Кости, где тот хороший мальчик, что так хорошо на тебя влиял, – я попытался ответить на её вопрос, но оказалось, что она начала монолог. – Костя таким непутевым стал после того, как вы перестали общаться. Связался с людьми непонятными, а потом какие-то деньги начал приносить, да ещё и большие, да и не пойми откуда, я ему сразу сказала…

Она лепетала и лепетала. Что она ему сказала, было абсолютно не интересно и не стоит ни моего внимания, ни вашего. Я уже совсем улетел мысленно в другую вселенную, как она всё же умудрилась вернуть меня на место, сказав:

– Как жил не путево, так и умер не путево. Упасть с лестницы, да так неудачно!

– Вы говорите об этом так легко?

– Не уважал он меня и не любил. Что-то было у него от самого дьявола!

«Мать, свихнулись вы похоже, на почве трагедии», – всё, что приходило мне на ум, но сказать я это не мог по понятным причинам.

– А что за лестница была? Он забирался куда-то?

– В подъезде, обычная лестница. Может, наступил не так или ещё чего, вот и получилось, что головой вниз. Полиция сказала, что они такое редко встречают, но всё же встречают. Вот я их и чаем напоила, да ещё и печенек дала им, вкусных, хочешь? У меня с собой, заодно и помянем, и водочки налью заодно, пойдем к столу.

Мамуля?! Какие печеньки?! Вы о чем вообще? У вас сын умер! Неужели все похороны так проходят?

– Ты, кстати, не один сегодня из молодежи. Я думала, никто вообще не придет, а ты смотри-ка, и ты, и Маша тут. Помнишь её?

***

Я остановился посреди леса.

Маша тоже там была?

Сердце забилось страшным галопом. Ладони вспотели, несмотря на ночной холод. Мое тело странным образом отреагировало на её имя и на тот факт, что она тоже была на похоронах. Но почему? Почему я не мог вспомнить? Тело же помнило. Почему разум – нет.

Мне нужно успокоится. Только так, я смогу всё расставить по полочкам и вспомнить произошедшее. Нельзя поддаваться панике. Я шел вперед, у меня была цель, вот и следуй ею. Пора двигаться дальше.

***

Девушка, моего возраста, с красивыми белыми волосами подняла голову и посмотрела на меня своими зелёными глазами.

– Привет, – сказала она и опрокинула в себя стопку водки. После секундного колебания, зажмурив глаза, закусила блином.

Я стоял как вкопанный, даже близко к столу не думал подходить. Мать Кости, прошедшая ещё несколько метров вперед, забирая зонт, охнула, когда поняла, что я уже с ней не шел. Развернулась ко мне и сказала:

– Ты чего остановился?

Капли дождя падали на горящие от стыда щеки. Потребовался бы ливень, чтобы остудить их. Глаза залились соленой водой. Я не плакал, нет. Мой организм всегда так отвечал на стыд, поднимавшийся из сердца.

– Привет, – прошептал я, борясь с сухостью во рту. Отвел взгляд вместе с головой и сжал веки, чтобы просушить глаза.

Я больше не мог стоят на месте. Мы начинали привлекать внимание. Особенно с такой матерью, что своим говором привлекала чужое внимание. Нужно было сделать шаг. Один шаг, второй сам поспеет. чёртовы ноги предавали меня. Стало стыдно ещё сильнее. И уже это пробудило мои ноги – если я не пойду, будет ещё хуже.

Я сел за стол, напротив Маши. Она пахла как новый год, как праздник. Я вспомнил этот запах моментально. Приятный, теплый, медленно обволакивающий. Что было страннее, то что она побрызгалась ими перед похоронами или то, что я его вспомнил за мгновенье?

– Дождик капает, но ничего, сейчас мы нальем тебе, так даже лучше будет, водка с каплями дождя. С божьими слезами, так сказать, – запричитала мать, наливая мне стопку и подкладывая блин.

– Божьи слезы? Вы думаете, Бог оплакивает вашего сына? – бесцеремонно поинтересовалась Маша.

– А как же? Бог всех оплакивает. И хороших людей, и плохих.

– Почему?

Мать опрокинула в себя стопку и ответила:

– А кто ещё будет их оплакивать?

После этих слов, Маша промолчала и мать Кости пошла к гробу. Я понимал, что скоро настанет, и моя очередь к нему идти. Тут-то как раз и пригодилась рюмка. Я закинул её в себя и моментально закашлял.

– С каких пор ты редко стал пить? – спросила Маша после того, как я откашлялся и заел блином.

– Со школы, – медленно произнес я.

– Почему? – она любила это слово.

– Мне надо попрощаться с Костей. Если ты простишь, я пойду.

– Думаешь это считается?

– Ты о чём?

– «Если ты простишь, я пойду».

Голова закружилась, я резко встал и ударился ногой об стол. На столе всё зазвенело и те, кто были на похоронах, повернулись ко мне.

Я поднял руку, здороваясь со всеми. Они тут же потеряли ко мне интерес.

– Ты даже не спросишь, как у меня дела? – хитро прошептала Маша. Понятия не имею, почему она сказала это хитро и шепотом. Что-то между нами было, о чем не могу вспомнить.

– Костю, вот-вот закопают, мне надо успеть попрощаться. Поговорим после, хорошо? – я не стал дожидаться её ответа, вышел из-за стола и двинулся к Косте.

Через несколько шагов я уже мог видеть безразличное лицо моего давнишнего друга, лежащего в гробу, что стоял возле ямы на большом земляном коме. Я был удивлен насколько сильно изменился Костя. В последний раз, когда мы виделись, он был примерно того же телосложения что и я. Сравнивая нас, можно было сказать, что я застыл во времени. Десять лет тому назад. Его туловище было почти в три раза больше моего. Даже его череп стал больше. А руки больше походили по толщине на ноги.

Казалось, дождь закапал быстрее. А может это капли отяжелели и больно били по моей голове, в такт сердцу?

Подойдя достаточно близко, я задумался что именно я здесь делаю? Я хотел уйти, как только подъехал. А теперь особенно.

Лежишь тут, расслабился. Решил оставить нас. Но перед этим, конечно, подставил как следует. Это твой последний подарок? Маша? Девушка, которую мы в последний раз видели десять лет назад? Твой последний аккорд? Твой смысл существования? Интересно, сильно ли все разозлятся, если я опрокину тебя вместе с твоим гробом?

Я смотрел на его безучастную физиономию и сожалел только об одном.

Наклонился к его уху. Со стороны можно было подумать будто целую его лоб, но я прошептал:

– Я рад что ты мертв. И Ты даже не представляешь насколько. Только сожалею о том, что не убил тебя сам.

Убрал руки с гроба и отряхнул их будто от грязи. Между нами, ничего не осталось. Я показал ему свой затылок и удалился обратно к столу.

– …И спасибо тебе, Маша, конечно, – говорила мать Кости.

– Да что вы… – кивала Маша.

– Ну как же, надо отблагодарить. И за деньги и просто за поддержку.

– Ты заплатила за это? – резко вставил я, появившись у стола.

– Да, заплатила, – отрезала Маша, подняв на меня голову.

– Зачем? – бестактно поинтересовался я.

В разговор встряла мама Кости. Опять.

– Потому что человек она хороший. Не то что некоторые. Вы хоть знаете, что мой сын… прости Господи… вытворял?

Вопрос был риторический и за ним бы последовала целая история, да только водитель автобуса, что привез всех желающих попрощаться с Костей, был ещё и по совместительству руководителем этих похорон. Он докурил сигарету и посмотрев, как одна половина людей уже просто мотается туда-сюда, а вторая половина скуксилась от дождя и мерзлоты что создавала твердая земля, решил заканчивать эту белиберду и громко объявил, чтобы даже мать Кости услышала и подпрыгнула от неожиданности, забыв про свою историю:

– Пора прощаться.

– Так мы уже, начальник! – крикнули ему из толпы. – Давай забивать.

Гроб был самый дешевый, и крышка не завинчивалась, поэтому забивать.

К гробу подошли грузчики и я в последний раз посмотрел на Костю. Он быстро потемнел от тени крышки гроба, а потом и совсем исчез под ней.

Скатертью дорога.

Забив последний гвоздь, один из грузчиков выдохнул и сказал:

– Хоть не развалился гроб на этот раз. Повезло.

Погрузили Костю в яму на ремнях.

– Что стоим, господа? Бросайте цветы и да по три горстки земли, желаем царствие небесное, – объявил всё тот же водитель автобуса.

На это ушло несколько минут. Я неохотно бросил три горстки земли и промолчал про царствие небесное. Маша тоже воздержалась, я специально следил за ней.

Зачем же тогда она оплатила похороны, если ненавидела его так же, как я?

Быстрыми движениями лопат между мной и Костей было всё больше и больше земли. Это меня успокаивало.

Венки стали последним штрихом.

Все сели за стол.

– Ну что же, выпьем! За упокой души и её вознесение! – сказал какой-то мужик, казалось, он пришел на эти похороны, чтобы выпить, всё сверлил рюмку горящими глазами.

Все подняли стопки вверх, на мгновенье их задержали и разом, почти одновременно, выпили. Рюмки стукнулись об стол и зашумели слова. Их могли разобрать только те, к кому они были адресованы.

Я сидел напротив Маши, и бежать было больше некуда.

– Как у тебя дела? – осторожно спросил я, не поднимая на неё глаз.

– Лучше. Но… Может стать ещё лучше.

– Как?

– Мне кажется, нам многое нужно обсудить. Согласен?

Я быстро кивнул.

– И я не хочу обсуждать это здесь. Хочу поговорить, наедине. Поедешь ко мне?

Я кивнул. Медленнее, чтобы не повторяться.

– Отлично, дай мне свой телефон, я тебе сообщением скину адрес. Мне нужно по делам после похорон. Вечером я буду дома тебя ждать. Хорошо?

– Хорошо, – ответил я, потому что не хотел кивать третий раз.

Холодало. Мои новые туфли уже давно промокли. Ужасная была идея их надеть. Земля под ногами превращалась в грязь.

Дождь осыпал плечи Маши, её серебристые волосы. Она была одета потеплее меня, на её рубашку была накинута темная курточка. Может поэтому я и ушел первый.

– Буду ждать смс, – сказал, поднявшись с лавочки. – И…я хотел сказать… Мне жаль…

– Денис, – перебила она, хмуря брови, – скажешь всё что хочешь, когда мы останемся наедине. Не здесь. Не на его похоронах.

– Понимаю, – выдохнул я. Развернулся и пошел к машине.

***

У леса не было конца. Первоначальный шок растворялся, и я начинал чувствовать усталость в ногах и холодный привкус во рту ещё сильнее. Глаза привыкли к темноте, стал различать чуть больше деревьев. Это помогло моим рукам не промахнуться, когда облокотился на один из грубых стволов от усталости. И тут понял, что допустил серьёзную ошибку – остановился. Теперь не мог идти дальше. Мои ноги, мое сердце, они мне уже не подчинялись. Каждый вдох давался всё сложнее и сложнее. Паника, ужас – охватили все мои внутренности. Неужели всё кончится вот так? Я упал на землю.

И в тот момент, сказал тоже, что говорит каждый атеист в безвыходной ситуации:

– Господи, помоги!

Слова ушли в никуда, оставив меня одного, смотреть на макушки деревьев, лежа на колкой траве.

Неожиданно по макушкам пробежал зелёный свет. Я протер глаза. Свет пробежался снова. Я протер глаза ещё сильнее. Вот же упрямый. Свет пробежался снова. Круговым движением. Я привстал и попытался отыскать свет, понять откуда он идет, всматривался между деревьями. Зеленая точка что излучала свет была такой маленькой и такой далекой, что было невозможно определить кто или что именно её излучает. Я поднялся на ноги и вспомнил слова Мухаммеда Али, когда у него спросили сколько раз он приседает – «Я начинаю считать, только когда чувствую боль в ногах».

***

Открыв дверь квартиры меня напугала форточка что забилась в разные стороны от сквозняка. Холодный воздух быстро добрался до моего лица. От него нигде не скрыться. В машине не работала печка. Дома подвела форточка. А на кладбище… не только дождь. Но и эти холодные зелёные глаза…

Я сел на мягкую кровать и потянул на себя коричневый плед. Укутался в него сопротивляясь дрожи в теле. Голова медленно потянулась к подушке.

Белые волосы. Зелёные глаза.

До сих пор чувствовал остатки стыда на щеках. Хоть прошло столько лет прошло.

Десять лет… Как я буду смотреть ей в глаза? Что мне ей сказать?

Я даже не заметил, как погрузился в сон. Беспокойный, дневной. Картины мелькали в моем затуманенном сознании. Моменты из прошлой жизни. Той, что я хотел бы позабыть.

Я слышу смех и музыку. Я вижу надпись на двери, на входе в школу – «Здесь начинается жизнь! Поздравляем выпускников!».

На улице уже темно и парадная дверь меня зазывает. Я не хочу заходить. Поглощен ненавистью. Перед лицом одна картина – Маша и парень, с которым она танцевала. Смеялась! чёрт подери. После стольких месяцев. Один взгляд на неё бросает в дрожь. Как же я её ненавидел.

Сердце болит. Без остановки. Я не мог не чувствовать радости, удовольствия, не мог видеть прекрасное в мире. А она могла… Танцевала, смеялась, как ни в чем не бывало.

Вечное пламя уродует меня изнутри. Я сжимаюсь калачиком, будто в утробе матери. Сжимаю тело так, чтобы внутри не осталось кислорода для огня.

Меня будет звон сообщения. Вся спина мокрая то ли от дождя, то ли от пота.

Я поднимаю телефон и вижу сообщение от Маши с адресом.

Встаю. Собираюсь с мыслями. Глажу темно-синие брюки, достаю сухую белую рубашку и когда время приближается к вечеру, одеваюсь и выезжаю по адресу.

На полпути заезжаю в цветочный магазин и покупаю небольшой букет роз. Только купив его и положив в машину, сразу засомневался в разумности такой покупки.

Букет красных роз? Не слишком романтично? Уместно ли это?

Нет, не уместно.

***

Я остановился посреди леса. Опустил голову, чтобы ещё раз убедиться. Белая рубашка, темно-синие брюки. Точно в этом же я и выехал к Маше. Значит у неё в квартире началась цепочка событий что привела меня сюда.

Я пытался вспомнить тот вечер, но мой разум боролся со мной. Давал мне осколки произошедшего, хлебные крохи.

Цветы в моих дрожащих руках. Зеленая дверь. Мой кулак поднимается и стучит по ней. Эти стуки медленнее ритма моего сердца.

Дверь открывается. И первое, что я вижу, что забирает мой дар речи – красное платье, в котором она стоит. Мой дар речи уходит не из-за красоты. Нет, что-то другое забирает его, невидное глазу. Это красное платье – что-то из далекого прошлого. Как последний кусочек пазла для картины, в которой недостает всего остального.

Я вспоминаю красное платье и парк. Парк что стоял между моим домом и школой, в которую я ходил. В том парке где я познакомился с Машей и с Костей. В один день. С него всё началось. Им и закончилось.

И если мой разум не дает все детали пазла сам, то я вытащу их из него.