Читать книгу «Вокруг света» и другие истории - Александр Полещук - Страница 9

Два с половиной года – вполне достаточный срок для овладения ремеслом сотрудника районной газеты и для того, чтобы задуматься о будущем. Я сдал экзамены за второй курс журфака. Друзья и знакомые советовали переходить на стационар, но я почему-то не решался.

В редакции тем временем произошли перемены. Николая Фадеевича Иваненко (он окончил заочно Московский полиграфический институт) выдвинули в секретари райкома КПСС. Редактором газеты назначили безликого и не очень грамотного человека из партийной номенклатуры. Александр Фёдорович Поздняков стал собственным корреспондентом областной газеты «Советское Зауралье» по Петуховскому и соседнему районам.

Моя наставница Грушецкая вернулась на учительскую работу, а меня назначили корректором. Стало меньше возможностей писать, хотя, по правде говоря, дежурные материалы с одних и тех же предприятий уже поднадоели. Творческий интерес появился после знакомства с корреспондентом «Советского Зауралья» Алексеем Еранцевым. Он окончил Петуховскую среднюю школу тремя годами раньше меня, а потом факультет журналистики УрГУ. Алексей предложил мне написать что-нибудь для «Зауралья» и впоследствии опубликовал несколько моих материалов. «Отметился» также в областной газете «Молодой ленинец». Но то были лишь эпизоды.

Однажды заведующий организационным отделом райкома партии Спиридон Григорьевич Кривоногов пригласил меня к себе и неожиданно спросил, собираюсь ли я вступать в партию. На мой ответ, что пока не думал, прозрачно намекнул: «А ты подумай, если хочешь расти. Надумаешь – заходи, дам рекомендацию». Его предложение, конечно, не было экспромтом. В 1960 году я стал членом бюро райкома комсомола и тем самым приобрёл общественное лицо. Это не осталось незамеченным Кривоноговым, ведавшим в районе подбором кадров.

Должен сказать, что предложение о вступлении в партию упало на хорошо взрыхлённую почву. В самом начале шестидесятых значительному числу молодых людей была присуща искренняя, пусть и наивная на сегодняшний взгляд, вера в то, что коммунизм – вполне реальная перспектива. Из учебников и монографий, из пропагандистских статей и кружков политучёбы идея коммунизма перешла в повестку дня комсомольских собраний, молодёжных диспутов, газетных дискуссий и даже в личные дневники. Правда, меня, как и многих моих знакомых, несколько смущал выдвинутый Хрущёвым лозунг: «Нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме!», но эту тему публично не обсуждали. Да и какое имеет значение, когда точно воплотится в жизнь вековая мечта человечества – через двадцать, тридцать или пятьдесят лет?

Эту своеобразную зачарованность коммунизмом нельзя объяснить натиском забредшего из Европы «призрака» или усиленной пропагандой. Русский коммунизм питали смутные мечты крестьян о справедливом устройстве жизни и сияющий образ Града Китежа, идейные искания русских философов и духовные откровения писателей и религиозных мыслителей, социальная проповедь демократической интеллигенции и самоотверженность борцов с тиранией. Не забудем важные приметы послевоенных советских десятилетий: радость людей, переживших тяжёлое лихолетье, постепенное освобождение от напряжения и страха, а главное – зримые достижения страны социализма.

Советскую экономическую политику сталинской поры часто называют мобилизационной (с осуждающей интонацией), указывают на тяготы народа и практикуемые тогда методы принуждения, в том числе на использование труда заключённых. Это так, но у той политики есть историческое оправдание – очевидные и до сей поры актуальные результаты, в том числе победа в Великой Отечественной войне.

День Победы 9 мая 1945 года и день полёта в космос Юрия Гагарина – 12 апреля 1961-го – разделяют всего лишь шестнадцать лет. За это время у нас появился наукоград Дубна с Институтом ядерных исследований и крупнейшим в Европе ускорителем, начала работать первая в мире атомная электростанция; изумлённая планета услышала сигналы первого в мире советского искусственного спутника Земли; построенные нами реактивные лайнеры Ту-104 освоили дальние маршруты, а первый в мире атомный ледокол проложил трассы в Арктике. Советский Союз, создавший ракетную технику и ядерное оружие, стал мировой державой. И всё это – одновременно с восстановлением того, что было разрушено за годы войны.

Значимость столь грандиозных достижений, силу их воздействия на молодые умы можно представить сегодня, мысленно сопоставив с ними событийный ряд шестнадцати лет, прошедших после крушения СССР. Ведь экономическая политика девяностых была, мягко говоря, не вегетарианской, она принесла людям немало страданий и потерь, но какие же достижения можно назвать её историческим оправданием?3

У меня не было сомнений в том, что человечество когда-нибудь построит на земле справедливое и свободное общество. Ведь не могут же люди быть против того, чтобы всем жилось лучше – без войн, эксплуатации, голода, насилия и притеснений. Господствующая в СССР социально-политическая система представлялась мне организмом, пребывающим в прогрессивном развитии: в то время как одни части (достоинства) постепенно развиваются, другие (пороки) отмирают. Но это происходит не само собой, а благодаря усилиям людей, взваливших на себя тяжёлую ношу преобразования жизни. Среди них должно быть и моё место.

Через неделю после разговора с Кривоноговым я зашёл к нему и попросил рекомендацию. Я не видел ничего особенного в том, чтобы в двадцатилетнем возрасте вступить в ряды «руководящей и направляющей силы общества». Содержался ли в моём поступке карьерный момент? Разумеется, если понимать журналистскую карьеру как возможность для самореализации и творческого роста, а не как средство добывания жизненных благ на высокой должности.

Из-за растущей неудовлетворённости своим положением в редакции я сделал неожиданный шаг – согласился на избрание вторым секретарём райкома комсомола. Старался быстро войти в новую роль: выступал на заседаниях бюро райкома и на комсомольских собраниях, организовывал субботники, выезды участников самодеятельности с концертами в сёла, диспуты и молодёжные вечера, заботился о пополнении вечерних школ, писал в «Трудовое знамя» на комсомольские темы.

В октябре 1961 года, накануне XXII съезда КПСС, меня досрочно, до окончания годичного кандидатского стажа, приняли в партию. Тогда шло массовое пополнение «первых рядов строителей коммунизма», как писали мы в своих заявлениях. За этой стандартной формулой стояло искреннее желание людей работать во имя будущего. Психологически схожая волна надежды на избавление от обветшалых догм и на близкое обновление жизни поднялась в стране в середине 80-х годов. В партию пришло тогда много молодых людей, поверивших в Горбачёва и его перестройку.

Когда я предстал перед членами бюро райкома, первый секретарь Михаил Дмитриевич Савельев спросил: «Как относишься к тому, что мы будем рекомендовать тебя первым секретарём райкома комсомола?» – «Положительно».

На районной отчётно-выборной комсомольской конференции 12 ноября 1961 года состоялось моё утверждение в новой должности. Саша Биисов (он уже учился в Свердловском юридическом институте) воспринял мой поступок скептически:

Мне ничего не остаётся, кроме как сожалеть, что ты сделал ещё один шаг в тот мир, где костенеет душа человека, в мир рутины, из которого окружающие простые люди кажутся людьми абстрактными, ничем не отличающимися друг от друга. Я знаю, что ты совсем не такой и расположен далеко не к этому. Но среда, брат, – вещь сильная, и выдержать борьбу с ней может далеко не каждый. С другой стороны, ты ведь теперь можешь активнее, результативнее, чем раньше, бороться с грязью лжи, нечестности, мошенничества, а главное – беспринципности.

Перечитав сейчас письмо Биисова, я подумал, что его рассуждения о губительном влиянии среды оказались пророческими по отношению к нему самому. Сын неграмотного пастуха-казаха, он окончил десятилетку, поработал в редакции, потом был институт, философская аспирантура, стал кандидатом наук. Ему предсказывали блестящее будущее как учёному. Однако по семейным обстоятельствам пришлось переехать в Алма-Ату. Там он стал преподавать на казахском языке марксизм-ленинизм в Казахском женском пединституте, куда поступали учиться, в основном, девочки из аулов и отдалённых райцентров. Мы изредка переписывались, и было заметно, как тускнеют его грандиозные замыслы по поводу арабского языка и докторской диссертации. Мало того, что Александр остался для коллег чужаком, он не мог вписаться со своими моральными принципами в привычную для института обстановку кумовства и коррупции.

В 2000-е годы я дважды приезжал в командировку в Алма-Ату и встречался с Биисовым. Как водится, выпивали и вспоминали былое. Александр уже не преподавал. Рассказал, что при случае подрабатывает – пишет для желающих кандидатские и докторские диссертации, и назвал довольно скромные расценки. А обычно валяется на диване и перечитывает собрания сочинений русских и советских классиков из своей библиотеки.

Я крутился в райкоме и в первичных организациях целыми днями, включая выходные, однако не могу припомнить ничего интересного, что придумал бы сам. Мне элементарно не хватало жизненного опыта и умения быстро сходиться с молодёжью, чтобы стать «свойским», раскачать её на какое-нибудь дело. Да и по свойствам натуры я ощущал себя более естественно в роли наблюдателя и описателя событий, чем в роли молодёжного лидера, агитатора и организатора. По вечерам погружался в привычную и желанную стихию: в ускоренном темпе читал по программе фолианты классиков, конспектировал учебники (как будто слушал лекции), писал рефераты.

Неровная кардиограмма жизни, протекающей одновременно в разных мирах, сохранилась в записной книжке тех лет:

· Реформатский. Введение в языкознание. 1955. Заказать в Кургане!

· Работать надо не на начальство, а на народ (на собрании).

· Особенно же пусть журналист запомнит, что всего бесчестнее для него красть у кого-либо из своих собратьев высказываемые ими мысли и суждения и присваивать их себе, как будто бы он сам придумал их (Ломоносов).

· Мы о многом в пустые литавры стучали,

Мы о многом так трудно и долго молчали (Луговской).

· Логические способы образования понятий: анализ, синтез, абстракция, обобщение.

· Бусыгин Пётр – боронит кукурузу. Нынче зимой пришёл из армии. Взял старый трактор, отремонтировал, теперь работает как часы.

· Наука – это свет лампы, при котором один читает священную книгу, а другой подделывает ассигнацию (восточная мудрость).

· Давайте перекурим этот вопрос (на собрании)

· Он бросил на чашу весов своё самолюбие, и чаша стремительно опустилась.

· В Новой Заимке у тёти Тамары. Фёкла Фом. прогоняет кота: «Не ски под ногами!» (Скут пряжу, накручивают на веретено). Баской (хороший). Пестерь, пестерушка (плетёный короб). Оболокаться (одеваться). Лопатина (одежда). Голбец (подпол).

Нетрудно обнаружить приметы назревающего разлада между повседневными заботами районного функционера и интересами молодого человека, мечтающего о литературном поприще. Противоречие не могло длиться долго, ему предстояло разрешиться в пользу одной из сторон.

На весеннюю экзаменационную сессию 1962 года я не просто опоздал, а приехал, что называется, к шапочному разбору. В урочный срок обком комсомола меня не отпустил, поскольку шёл весенний сев. Скорее всего, сработало старое правило: районное начальство и актив должны быть мобилизованными и призванными на период крупной хозяйственной кампании. Несколько раз я выезжал в хозяйства, вникал в работу комсомольско-молодёжных полеводческих звеньев, писал о них. Не думаю, однако, что эти визиты повлияли на ход весенне-полевых работ.

Университет встретил меня пустынными коридорами. Я бродил с направлением, выданным деканатом, по кафедрам, объяснял, почему опоздал на сессию (ссылка на весенний сев здесь могла выглядеть неправдоподобной или смешной, поэтому я пускал в ход иные версии) и просил принять зачёт или экзамен. Настроение было паршивым. Даже не хотелось идти в сад Вайнера, где по вечерам филармония устраивала бесплатные концерты популярной симфонической музыки.

Поразмышляв над ситуацией и предположив её неизбежное повторение, связанное с календарём сельскохозяйственных работ, я пришёл к выводу, что настало время переходить на стационар. Декан факультета журналистики Александр Иванович Курасов посмотрел мою зачётку, расспросил, кто я, что я, и сказал: «Пиши заявление и приезжай к первому сентября на занятия. Вызов пришлём. Но общежитие не обещаю».

Эти переговоры тоже оставили след в записной книжке:

Курасов Ал. Ив. Деканат Б2 01—44, кв. В3 10—76.