Читать книгу Клубок 31 - Александр Рей - Страница 5

…Наконец, мы подошли к нужной двери, к моему миру.

Я спросил безликую: «Сюда?».

Она качнула головой: «Да».

И тогда, протянув руку и лишь слегка коснувшись ручки, я отворил дверь.

Увиденное заставило меня отступить на несколько шагов назад. Я ожидал чего угодно, но только не того, что предстало передо мной. Мне было все равно, окажется мир за дверью полным света или тьмы. Для меня не играло никакой роли, где я проведу остаток Вечности – только лишь не в той точке, где я был.

Дверь вела в ту самую комнату, которую мы, я и моя смерть, совсем недавно покинули.

Я стоял и смотрел на кровать, на которой лежала блеклая тень – все, что осталось от меня прежнего. Я смотрел на сумрак, заполонивший все свободное пространство, понимая, что я стою перед входом в жизнь, от которой только что бежал.

Чувствуя, как меня заполняет паника… я ничего не мог понять!

Я посмотрел на безликую. «Наверное, я ужасно выгляжу, – почему-то подумал я, – глаза в немом ужасе, открытый род, застрявший в глотке крик…»

– Что происходит?! – моя тревога достигает предела. – Почему?!

В ответ лишь молчание…

– Я не хочу!!! Слышишь?! – держусь я за кипящую голову.

– А ты слышишь? – раздается у меня внутри. – Можешь ли ты слышать хоть что-нибудь, кроме собственного голоса? Вряд ли! Но я все равно скажу…

– Что происходит? – шепчу я.

– Ты еще не знаешь, где оказался, как, впрочем, и все… никто не знает, где ты. Ведь тебя на самом деле не существует, тебя нет – ты потерял себя. Потерял, как теряют счастье в бесконечной череде серых будней. А кем становится человек, если у него нет даже себя?

– Пустотой… – неуверенно выдыхаю я слово.

– Но ведь даже у пустоты есть свое место, а у тебя нет… тебя нет…

Я удивленно смотрю на то место, где должно быть ее лицо.

– Так что же мне делать?

– Найди себя! Отыщи свои следы и, не теряя из виду, следуй за ними.

– Где же мне искать? С чего начинать свои поиски? Подскажи мне!

– Загляни внутрь себя, только там сокрыт ответ. Смотри по сторонам, замечай оттенки собственных чувств, желаний и мыслей – они приведут тебя к ответу. Найди себя! Ты должен сделать это, иначе бесконечно будешь бесконечно блуждать между двумя мирами. Пока ты ни жив, ни мертв, тебя не сможет принять ни один из миров, ты везде будешь чужим. Найди следы…

– Я не понимаю…

– Прошлое, настоящее и будущее, жизнь и смерть, иллюзия и реальность сплелись воедино, смешались, став одним целым. Теперь, ты должен распутать их, собирая по крупинкам себя, чтобы в конце пути ответить на вопрос.

– Какой вопрос? – я все еще пытаюсь хоть что-то понять.

– Ищи следы… найди себя… ответь на вопрос…

Последние слова раздались будто издалека, казалось, голос терял последние силы. Я понял, что погружаюсь в темноту.

В темноте были размешаны холод и спокойствие…

* * *

Я верю в судьбу.

Теперь верю…

Точнее, даже не верю, а знаю, что она есть.

Она, судьба, банальна. И объяснение судьбы тоже банально – есть предрешенный кем-то когда-то исход. Человек от него деться никуда не сможет, даже если захочет. Есть силы, решающие, что, где и когда, человек же, со своей стороны, может хоть на стену лезть, а на фатум повлиять у него не получится.

Проще говоря: «Рожденный быть повешенным – не утонет».

Любые встречи, несчастья или удачи, смерть – все записано в книге судеб, находящейся где-то в районе небес.

ВСЕ! Компромиссов быть не может.

Я во все это, конечно же, верю. Но, с одной погрешностью – судьбой управляют не боги, а прошлое. Прошлое и есть судьба. Все будущее предрешено прошлым.

Если я захочу узнать, почему со мной случилось что-либо, развернусь на сто восемьдесят градусов, прищурю глаза и всмотрюсь. Там будет ответ.

Я верю в судьбу.

Но не сейчас… И не со мной. Она не властна в настоящем. Она – хозяйка прошлого и тех, кто в нем живет. А я живу настоящим. По крайней мере, я теперь знаю, как это – жить сейчас. И начинаю превращать это знание в жизнь.

Но для начала нужно сделать одно ДЕЛО, на которое придется потратить драгоценные минуты. Как же мне этого не хочется!

Хочется, как всем, чтобы все и сразу. Только сел за фортепьяно и мгновение спустя пальцы сами начали перебирать, с легкостью находя, нужные клавиши, создавая сложнейшие переплетения звуков.

СРАЗУ!!!

Без труда и затраченного времени. Без ошибок.

Но нет, на этот раз я не позволю остановить себя, никому и ничему. Даже страху, заставляющему пасовать перед любой, даже малейшей трудностью, преградившей дорогу. Не позволю!

Я должен ЭТО сделать! Я должен. Я хочу…

Моя цель – раствориться в настоящем, впервые научившись жить в нем. А для этого нужно распутать клубок моего прошлого.

Хм-м… Интересный парадокс получается: хочешь жить сейчас – уничтожь прошлое.

Прошлое. Оно есть. Есть всегда. От него нельзя избавиться, но можно иметь в виду, учитывая. Оно не должно быть властно над человеком, должно быть всего лишь его частью. Частью, которую принимают с покорностью и благодарностью.

Вот что действительно нельзя изменить – это прошлое. Вот где на самом деле заложен безысходный фатум, не терпящий возражений. Остается только смириться и принять.

«Но я-то здесь, я живу сейчас…» – вот, правда, которую нужно принять!

Нужно? Смириться? Принять?

К черту! Нельзя изменить? Было нельзя. Теперь можно. Что-то сломалось в устройстве Вселенной, и я не ушел, когда должен был. Теперь я не в этом мире и не в том.

Погрузить руки в плоть тумана, скрывающего меня и схватив его разорвать на части. Тем самым открыв мне обзор, чтобы я мог всмотреться.

Мой клубок длиной в 31 год вдруг остановился, прекращая отсчитывать секунды. 31 – столько я живу на свете и ровно столько мне предстоит пройти, отматывая время назад, чтобы добраться до первого вздоха, став чистым листом.

Что находится за гранью жизни, я уже узнал. Осталось посмотреть в глаза началу начал. Посмотреть, ЧТО находится ТАМ, за отметкой номер ноль…

* * *

Справа, на тумбочке, как всегда, лежали пачка «Честерфилда лайт» и пепельница с пивным именем «Балтика».

Я легко нашел в себе силы сесть на край кровати, подвинуть поближе пепельницу и поджечь сигарету.

М-м-м…

Затяжка, как в первый раз. Хотя, если подумать, то это и была моя первая затяжка в жизни. Жизни заново.

Я по традиции закашлялся. Но это нисколечко не омрачило того наслаждения, что я получил от бледно-тлеющей сигареты с запахом жизни.

Как будто на самом деле впервые, я начал крутить красивую пачку в руках. Под самым названием тускло виднелись напоминалки – «Минздрав предупреждает…», «…причиной раковых заболеваний!».

Зачем это мне? Чтобы я боялся? Или это такое проявление заботы?

Хренотень какая-то! Как может быть вредно то, что приносит столько удовольствия?

Как бы в отместку правильной и приторно-скучной надписи я смачно затянулся, затем медленно выпустил густой дым в просторы сумеречной комнаты. Дым красиво извивался, будто танцуя, принимал причудливые формы и исчезал в потолке.

Еще одна затяжка.

Вредно то, что мы считаем таковым. По-моему, еще ни один человек не умер от переизбытка чего-нибудь, что дарит истинную радость. Наркотики и бухло не в счет – это всего лишь замещение реальной жизни. Они к радости никакого отношения не имеют.

Несомненно, сигареты тоже могут убить. Точнее будет сказано, не убить, а посодействовать человеку в убийстве самого себя. В этом случае сигареты будут всего лишь помощниками в достижении цели, инструментом.

Помогает убивать все, что перестает приносить удовольствие, а становится лишь данью традиции, обязанностью, которую не можешь не выполнить.

Еще… С наслаждением…

Ху-у-у… И дым опять лениво перебирается к потолку. Там ему, видимо, интереснее.

Помню, как-то спросил у Фатимы:

– Слушай, Фатим, – говорю я ей, – Ты же врач, в реанимации работаешь, много людей у тебя на руках умирает, а ты свою жизнью совсем не бережешь – по две пачки в день выкуриваешь.

– Знаешь, – ухмыльнулась она той, противной улыбкой, какая получается только у нее, – Именно потому, что я повидала столько смертей, не боюсь этой гадости.

И покосилась на пачку, лежавшую неподалеку.

– Когда привозят стариков, «под сраку» лет, всю жизнь дымивших, как неисправные паровозы, и пьющих, что под руку попадет… привозят, из-за того, что по оплошности топором себе по ноге заехали, а вслед за ними сопляков, двадцатилетних, сигарет и водку на дух не переносящих, с раком легких или желудка. Где здесь истина? И при чем здесь сигареты? И, тем более, при чем здесь гребаная медицина? Из-за таких вопросов я часто себя спрашиваю: «А что я, черт возьми, здесь вообще делаю?». Может, ответишь на них, раз такой умный?

Я тогда был умный, поэтому, что ответить не придумал. Пришлось молчать.

– По-моему, – после минуты задумчивости продолжила она, – единственный вред от сигарет, это когда дым попадает в глаза. Да и это совсем уж вредом назвать сложно. Дым попал, глаза начинает щипать, они слезятся, и чувствуется своеобразная боль. А боль, в свою очередь, помогает понять, что ты – живой.

Последний раз затянувшись, я потер слезящийся из-за дыма глаз, и остаток сигареты затушил в пепельнице. Тушил долго, с увлечением и удовольствием не меньшим, чем курил.

Дым рассеивался, пропадая где-то в потолке. Вместе с ним, казалось, уходит и тупая тяжесть из головы. Тяжесть имела свое, вполне конкретное, предназначение – она охраняла меня от ощущения жизни, от ощущения, что есть время и оно идет вперед, что есть дела и обязанности, которые я должен выполнять, а еще есть люди, помимо меня.

Время снова двинулось, послушным осликом, по кругу. Звук бегущей секундной стрелки постепенно становился слышен, сначала, будто находился в соседней комнате, затем все четче, словно приближался.

Тик-тик-тик-тик-тик… – короткими шажочками семенила стрелка.

Я посмотрел на часы, висевшие на стенке, прямо над кроватью. Большие круглые часы, с Гомером Симпсоном посредине. Когда-то мне их подарил лучший и единственный друг, как напоминание – не стань таким, как Гомер. Потому что у меня все задатки для этого были.

Большая стрелка замерла на трех, маленькая – на девяти. Пятнадцать минут десятого.

Понедельник.

Оказывается, моя смерть забрала себе всего лишь около двух часов. Так много и так мало.

Я встал, разыскивая глазами рубашку. Нужно одеваться и идти на работу, на которую давно уже опоздал.

Знаю, что надо… там, кое-что, завершить…

* * *

Хочу ли я идти на работу? Хочу ли выходить наружу? Хочу ли появляться на людях?

Ответ – да.

Но не для того, чтобы как раньше, вставать каждое утро, исключая уикенды, проклиная, на чем свет стоит, и тащиться в ненавистную психушку. Выходя на улицу, смешиваться с безлико-серой толпой таких же живых трупов, как и я. Не для того, чтобы смотреть на грустные от безысходности лица работяг и самому быть таким же, потому что с удовольствием и улыбкой ехать на любимую работу нельзя.

Работу вообще любить нельзя. Работа – каторга! И это закон. Нельзя работать, можно поскорей отрабатывать и спасаться бегом в свое чахлое, унылое жилище, до следующего утра.

Нет. Не для этого.

Я всего лишь хочу посмотреть, что же изменилось во мне, как я теперь воспринимаю все, что создаю и разрушаю… Только выйдя во внешний мир, я могу в полной мере оценить всю разницу меня «до» и «после». Мне нужно идти, иначе как я смогу найти свой след…

Через пятнадцать минут я готов.

Одел не то, что положено – строгий костюм, а то, в чем удобно и нравится – джинсы-классик, синюю хлопчатобумажную майку, с надписью «Tommy SPORT», и летние светло-коричневые туфли. Глядя в зеркало, поймал себя на мысли, что первый раз в жизни одеваюсь для себя. Остался доволен.

Захватив с собой деньги, телефон и книжку, с шестого этажа – по ступенькам. Не потому, конечно, что лифт не работает, а, просто, захотелось ощутить свое тело, что у меня есть ноги и я умею ходить. Ощущение быстро бьющегося сердца – тоже здорово. У меня бьется сердце.

* * *

Уже давно я кое-что заметил. Кое-что про жизнь.

Эта мысль или, скорей, даже подозрение, была где-то глубоко внутри меня – ощущения всегда возникают раньше, чем человек их осознает.

Я гонялся за каким-то важным чувством, про которое совершенно ничего не знал, кроме того, что оно важное. Пытался схватить, чтобы успеть осознать, но всегда мне не удавалось сделать это.

И вот, теперь, я, стоя на улице, напротив моего подъезда, вдыхаю кусочки ветра, глаза устремлены в беззаботно голубое небо, по которому лениво перебираются пузатые духи воды. Стою и ощущаю то, зачем так долго бегал.

Все важное в жизни происходит неожиданно и за очень короткий срок. Как моя смерть, например. Или как осень в этом году, давшая мне кое-что понять про жизнь.

Странное дело, еще вчера я жил и кругом было лето. Сейчас же везде царит осень. Как пахнет воздух, как греет солнце, как говорят листья, как ходят люди – осень живет во всем.

Так, вместе со мной, умерло лето, не дожив до положенного срока всего несколько дней.

В жизни всегда происходит именно так – мы живем-живем, а потом… ОП! – и что-то изменилось, навсегда и вернуть это ЧТО-ТО нет никакой возможности. Все произошло за день или неделю – быстро.

После этого учиться жить приходиться заново, а это сложно.

Не знаю, хорошо это или плохо. Скорей всего, это просто есть. И некуда деваться, остается только приспосабливаться.

Почему-то для меня осень всегда была особенным периодом. Наверное, потому, что именно в этот сезон со мной происходили такие вот преображения, помогающие жизни стать с ног на голову. А может по причине температуры, когда и не холодно, и не жарко, а «самое то». Такие условия оптимальны для слияния с окружающим миром.

Вот тогда на меня и находит…

Просто когда у человека «самое то», ему всегда хочется что-нибудь поменять, изменить или в себе, или в окружении, а еще лучше и там, и там.

А другие сезоны…

А что другие сезоны?

Просто зима, просто весна и просто лето.

Зимой мне всегда хочется весны и побыстрей. Зима же в свою очередь, то ли из принципа, то ли из вредности решительно не хочет уходить.

Она обычно медленная и заставляющая спешить. Медленная, когда находишься в помещении и смотришь в окно и ты тоже – медленный, а там зима, и как всегда медлит заканчиваться. От этого обычно становится грустно. За то когда, на свою беду, зачем-то выполз на улицу зима, как и положено, остается медленной, а ты, наоборот, быстрым и спешащим. Спешащим, но ненадолго – до следующего помещения. Когда в него пулей залетаешь сначала кажется, что зима все-таки ушла. Но это только кажется и, к сожалению, совсем ненадолго. Затем, спустя пару минут, повинуясь настроению зимы, снова становишься медленным. И так до следующего выхода на холод. И все по кругу.

Поэтому зима для меня ничего не значит. Зима – это всего лишь довесенние циклы медлительности и спешки.

С весной проще, да и поприятнее будет. Весна для меня является неискореняемой и невероятно приятной привычкой ждать и готовиться к лету. Весной ничего не остается делать, кроме как ждать, готовиться, наблюдать, как до этого дохлая природа начинает воровать у солнца жизнь и заодно, то же самое, приворовывать у весны. В ожидании и воровстве время проходит быстро и абсолютно бесполезно.

Лето…

Лето – это отдых и релакс. И абсолютно естественно, что ничего толкового в таком состоянии произойти не может. Пиво, девочки, катамараны – все серьезное оставим на потом…

Три сезона в ожидании одного.

Может я просто еще не определил, зачем мне нужны они? Про осень все понял, а про весну, зиму и лето – нет.

Осень – это мой личный парадокс, кругом все мрет, а у меня только жизнь закипает. Произошло что-нибудь, поменялось и… пошел жить, проверять полезность модификаций в себе.

И так каждый год, настает пора «самого того» и осень забирает меня себе.

Чего-то определенно не хватает чтобы осень сейчас и меня заполнила целиком. Я, видимо, этот момент пропустил, потому что никак не вписываюсь окруженный аурой лета в раскинутый передо мной осенний мир.

Я достал из тугого кармана джинсов плеер. Еще движение и осень начинает густой музыкой вливаться внутрь меня. Я стоял в не принадлежащем мне мире, упиваясь заполняющей душу грустью – созданием Tiesto, его легким Nayan.

Теперь я тоже часть осени.

* * *

Можно ли идти по жизни с закрытыми глазами? Можно, но вероятность того, что ты, споткнувшись, упадешь и расквасишь себе нос, сильно возрастает. Так почему большинство людей, которых я знал «до» и знаю сейчас, именно так и поступают? Гребут против течения реки жизни или, наоборот, повинуясь суровым волнам отдаются их воли. Причем неважно, «против» или «по» течению плывут, главное, что ПРОСТО плывут – ни откуда и в никуда. И чтобы вода не попадала в глаза, обычно закрывают их. А на самом деле, они это делают не для того чтобы уберечь свои природные видео приборы. Просто с закрытыми глазами можно плыть, ни о чем не думая, и тем более не задавать себе этих глупых вопросов «откуда», «куда» и, вообще, «зачем».