Читать книгу Запах снега - Александр Сергеевич Долгирев - Страница 4

Гости

Обыкновенно токийское немецкоязычное общество встречалось в доме у посла фон Дирксена. Старый, ещё имперской закалки дипломат производил впечатление человека флегматичного и уставшего, однако вполне искренне интересовался всеми возможными новостями из Европы, даже теми, которые не касались непосредственно его работы.

Вильгельм с Натальей были частыми гостями в доме посла. Для Вильгельма это было частью работы, а Наташе просто нравилось сопровождать мужа, что изрядно удивляло даже её саму. Скорее всего, дело было в том, что обстановка подобных посиделок почти всегда разительно отличалась от берлинских официальных вечеров, пропитанных насквозь политикой и криками – прямо как у большевиков. Сам фон Дирксен в партии не состоял, свастикой не укрывался, крикунов не жаловал. Зато ценил разговоры об искусстве и культуре, а также хорошую музыку.

В этот вечер в доме фон Дирксена собрались: сам посол, что разумеется; военный атташе Ойген Отт; экономический атташе Вильгельм Хартманн с супругой; двое младших работников посольства и несколько предпринимателей – некоторые из них тоже были с супругами. Разговоры были всё больше праздные и простые. Все ожидали двух берлинских журналистов, прибывших из Шанхая только вчера вечером и приглашённых фон Дирксеном в гости. Вильгельм просветил Наталью о том, что эти двое должны были прибыть ещё неделю назад, но задержались в Китае. Задерживались господа журналисты и теперь.

Сегодня Наташе было скучно здесь. Журналисты её не очень интересовали, а особенных друзей, кроме мужа, у неё среди сегодняшних гостей посла не было. Разговоры о «варварских традициях» японцев вызывали у Натальи отторжение, а именно эта тема отчего-то оказалась центральной в сегодняшних беседах. Вильгельм жаловался на то, что местные не хотят учить европейские языки, а некрасивая женщина визгливым голосом вещала о том, что безбожность японцев делает их дикарями. Она приходилась женой антиквару, который вполне преуспевал в продаже богатым японцам предметов европейской старины, но совершенно не преуспевал в урезонивании своей раззадоренной супруги. Хозяин дома сонно поглядывал на своих гостей сквозь стекла очков и, казалось, получал от их шумливости вполне искреннее удовольствие.

В один из моментов в гостиную вошли двое мужчин. Один возрастом чуть за сорок, красивый, немного растерянный, слегка прихрамывал. А второй… Наташа смотрела на него во все глаза. Чёрные волосы, тёмные глаза, бледная кожа и абсолютно непроницаемое лицо, которое, казалось, отрицало саму возможность изображения ярких и глубоких чувств. Как же ей хотелось не узнать эти черты и их носителя, но сомнения отступали с каждой секундой. И тогда ей захотелось уничтожить это лицо.

Правая рука обрела собственную волю и незаметно для своей владелицы переместилась к сумочке – в сумочке лежал небольшой пистолет, без которого Наталья не выходила из дома никогда. Она отдёрнула руку от сумочки и заставила себя успокоиться. Наташа искала взгляд черноволосого, но он будто специально избегал её. Это не было странно – на его месте Двуреченская тоже боялась бы встретиться с собой взглядом. Наконец, он перестал блуждать. Черноволосый заглянул в её глаза, и Наталью сдуло мощным порывом ледяного ветра. Теперь ей пришлось прятать взгляд.

Наташе захотелось вырваться из этой удушливой четырёхстенной клетки, убежать, куда глядят глаза, но она заставила себя остаться на месте, надела на лицо умеренный интерес и попыталась услышать начавшийся разговор, несмотря на оглушительный стук собственного сердца. Одного из них звали Райнхард Циглер. Черноволосый назвался Йоахимом Леманном. Гости немного устроились, улыбнулись глуповатым ободрительным шуткам, какие произносятся, чтобы создать у новичка ощущение, что ему здесь рады, и получили свои напитки. Теперь пришло время фирменного допроса от фон Дирксена. Через этот допрос проходили все новоприбывшие в их маленькую немецкоязычную компанию.

– Что же привело вас двоих в Японию?

На этот вопрос ответил Циглер. Очевидно, право вести разговор было предоставлено ему:

– Мне довелось довольно много путешествовать по миру, господин посол. Я бывал во Франции, в Англии, в США… теперь вот побывал в Китае. Но согласитесь, это лишь малая часть мира! Сплошь Старый цивилизованный Свет, кроме Китая. Даже Америка, несмотря на то, что находится в Новом Свете, всё же являет собой ту же самую старушку Европу, просто под другим углом. Но ведь самое интересное кроется в стороне от проторенных маршрутов! Мне хотелось бы увидеть и познать Индию, Австралию, Россию, Японию… Все страны, до которых ходят корабли и летают самолеты! Однако в Индии и в Австралии британцы, а в России большевики, поэтому я решил начать с Японии.

Циглер замолчал и улыбнулся. Наталья хмыкнула немного громче, чем хотела – ответ этого человека был витиеват настолько же, насколько не соответствовал заданному вопросу. Фон Дирксен рассеянно кивнул и обратился непосредственно ко второму журналисту:

– А вы, господин Леманн? Не тушуйтесь – так далеко от дома негоже землякам не доверять друг другу.

– Хорошо, господин посол. Я фотограф. Любитель, конечно. Япония хранит целый клад удивительных образов природы и человека, почти не запечатлённый европейцами – хочу взять из этого клада пару-тройку монет. Кроме того, работа. Точнее, это фотография кроме работы. Буду писать о местных традиционных спортивных развлечениях. В Германии это многим будет интересно.

В разговор немного неожиданно вмешался солдафонистый Отт:

– О, да! Это очень интересно! Особенно единоборства и фехтование. Всё это настолько не похоже на состязания привычные нам! Представьте себе, господин Леманн: у японцев очень популярна борьба между огромными толстяками. Двое парней, каждый весом по сто пятьдесят килограмм, а то и больше, пытаются выкинуть друг друга из круга. За этим наблюдают тысячи человек, а иногда даже император приходит посмотреть на это зрелище!

Леманн безжизненно-вежливо улыбнулся и кивнул:

– Что же, в таком случае я хотел бы попросить вас о помощи, господин Отт. Я не знаю японский, и поиск интересного материала для статей по этой теме видится мне весьма трудной задачей. Было бы здорово, если бы вы смогли указать мне, на что стоит обратить внимание и к чему стоит прислушаться. Если это будет не очень обременительно для вас, конечно.

– Разумеется, господин Леманн, с большим удовольствием!

Фон Дирксен поспешил прервать военного атташе, почуявшего соратника по интересам, и задал вопрос, который привлёк внимание Натальи много больше, чем разговоры о борьбе толстяков:

– Господин Леманн, у вас немного странный говор, откуда вы родом?

Черноволосый ответил легко и без всякой заминки:

– Я из Москвы, господин посол. Мой прадед происходил из Саксонии, из Хемница. Он переехал в Россию в 1850-х, а я в Германии впервые оказался только в 19-ом году.

Ответом на эти слова стала вязкая тишина. Столкновение с недавним прошлым частенько вызывало в их маленькой компании оцепенение. Наталья не попала под это оцепенение. Она точно знала, что Леманн лжёт. Лжёт во всём, начиная со своего имени и заканчивая национальностью. Двуреченская смотрела на него и не могла понять, как и зачем этот человек здесь оказался. Из всего, что сказал «Леманн», только одно было правдой – он действительно был родом из Москвы. В действительности его звали Иваном Алданиным, он был сыном надворного советника Андрея Ивановича Алданина, а ещё Наташа уже семнадцать лет считала его мёртвым.

Установившуюся тишину нарушил хозяин дома, вновь обратившись к Циглеру:

– Господин Циглер, ваш интерес к путешествиям понятен и похвален, но чем, собственно, вы будете заниматься в Японии?

Мысли своевольно вились и запутывались, но Наталья заставила себя следить за разговором очень внимательно – это могло быть важно. Циглер ответил:

– Новости. Специальный корреспондент, если угодно. Буду писать о делах посольства, о германско-японских отношениях, ну и просто сообщать о том, что здесь происходит, на Родину. На досуге постараюсь заняться написанием книги о Японии. Хочу понять их, залезть им в душу.

– И что же вы хотите там найти?

– Пока не знаю. Просто… мне кажется, что мы очень мало понимаем… причём, не только японцев, но иностранцев вообще. Обычно мы всё сразу сводим к очевидным стереотипам. Японцы обязательно самураи в кимоно, испанцы всё время убегают от быков, итальянцы ленивы, но поголовно хорошо рисуют… немцы, если угодно, все до одного всё время едят одну только квашеную капусту с сосисками, а из напитков признают лишь пиво. Но ведь жизнь большинства людей совершенно другая!

Во всём свете люди тяжело работают изо дня в день, чтобы прокормить себя и своих близких. Это объединяет нас, даже роднит. Многие в нашей стране смотрят на Америку и думают, что это страна возможностей, где у тебя всё получится сразу и легко. Но я видел, как люди работают там – их хлеб с маслом достаётся им ничуть не легче, чем нюрнбергским лавочникам, лондонским докерам или токийским носильщикам.

– То есть вы хотите сказать, что люди на Земле ничем не отличаются друг от друга?

– Нет, в том-то и дело, что отличаются! Просто эти отличия намного глубже внешних признаков и тех самых стереотипов, не на пустом месте возникших, кстати. Меня интересуют как раз эти различия. Почему немец и японец, оказавшись в одинаковых ситуациях, поведут себя по-разному?

Жене антиквара ответ на этот вопрос был известен:

– Ну, здесь всё просто – мы более цивилизованные, чем они, поэтому там, где они трусят, мы стоим твёрдо.

– Позвольте, фрау – боюсь, что здесь всё не так просто. Это естественно для человека – ставить равенство между понятием «другой» и понятием «плохой». Но ведь иногда поведение человека другой культуры оказывается более рациональным, чем наше собственное. Наш способ поведения определяется не в последнюю очередь нашим окружением и воспитанием. Вот мне и интересно, что в окружении и воспитании иностранцев делает их не такими, как мы? И если уж на то пошло, что делает нас нами?

В Европе со времён открытия Японии миру видели лишь одну её сторону: самураи, женщины в расшитых кимоно, нынешний милитаризм. А мне хочется увидеть другую сторону: быт рабочих и ремесленников, быт семьи, воспитание детей…

Вечер продолжался в подобном ключе в течение ещё примерно часа. Харизматичный Циглер болтал за двоих, отвечая на вопросы и вступая в диспуты. Иван Алданин вполне комфортно чувствовал себя в его тени и всё больше молчал. Военный атташе рассказывал ему о японских единоборствах с жаром искреннего ценителя. Иван кивал и поддакивал – у него достаточно убедительно получалось выглядеть заинтересованным.

Наконец, к десяти часам все начали разбредаться. Наталья уже с трудом удерживала себя на месте. Умом она понимала, что не стоит искать встречи с Иваном, по крайней мере, прямо сейчас, но только ум в этой битве никаких шансов на победу не имел. Ей нужно было увидеться с Алданиным один на один. Сегодня. Немедленно. Вильгельм зевнул и положил руку ей на плечо:

– Ну что, пойдём домой, дорогая?

– Иди, Вилли, я ещё немного побуду.

Он посмотрел на неё тяжелым взглядом – разумеется, он заметил интерес жены к спортивному журналисту Леманну. Эти взгляды украдкой, это едва скрываемое волнение. Вильгельму даже показалось, что Ната узнала Леманна, что видела его не в первый раз. Это было обидно. Ему нужно было очень немного от жены – спокойные вечера и ощущение нормальной семьи. Ната давала ему и то, и другое, а он взамен не заставлял её себя любить. Но в такие моменты Вильгельм буквально чувствовал, как у него растут рога. Он справился со своим возмущением и подавил гнев. Как всегда. Вильгельм понимал, что он может встать в позу, может сказать: «но я ведь муж!», может попытаться принудить её, но тогда те самые спокойные вечера в объятиях близкого существа и ощущение нормальной семьи пропадут без следа. Ната просто исчезнет из его жизни, как уже чуть не исчезла однажды. Вильгельм прикрыл глаза, потратил силы на то, чтобы изобразить у себя на лице улыбку, и в очередной раз поблагодарил Бога за то, что у них с Натой так и не вышло сделать детей. Потом он наклонился к её уху и сказал так, чтобы услышала только она:

– Ната, пожалуйста, сделай всё так, чтобы я об этом не знал.

Она резко повернулась к нему, Вильгельм увидел молнии в её глазах и в душе даже обрадовался этому, но черты её лица почти мгновенно смягчились, Ната грустно улыбнулась, погладила его по щеке и произнесла:

– Не беспокойся, Вилли, не узнаешь… Жаль, что в немецком языке так мало слов для благодарности.

– Скажи по-русски.