Читать книгу Запах снега - Александр Сергеевич Долгирев - Страница 5

Под клёном

От дома посла фон Дирксена Циглер с Алданиным направились пешком. Это было хорошо для Натальи. Она увязалась за ними, держась на некотором отдалении. Токио постепенно ложился спать. В последние часы уходящего дня этот город будто вспоминал самого себя эпохи рубежа веков. Будто со старых открыток врывались в прохладную осеннюю темень те времена, когда Токио ещё не был забит автомобилями и проводами. Наталья не вполне могла объяснить себе то, что происходило с этим городом к ночи. Фонари продолжали светить, автомобили спешить, неоновая реклама звала в самые шумные места, простая реклама лезла из каждой стены, даже люди не успокаивались в домашних заботах, а продолжали спешить по своим делам до самого позднего часа, и всё же запах Токио менялся.

Двое впереди остановились на перекрёстке и начали говорить о чём-то. Наталья укрылась за углом ближайшего дома, чтобы избежать случайных взглядов, брошенных назад. Старая японка, тащившая за собой тележку, остановилась и посмотрела на неё с изумлением, а после заспешила прочь, непрестанно ворча о «безумных иностранцах». Наталья улыбнулась словам старухи, аккуратно выглянула из-за угла и увидела удаляющуюся фигуру Циглера. Ивана Алданина у перекрёстка уже не было.

Двуреченская пробормотала под нос немецкое ругательство и выбралась под свет фонаря. Это никак ей не помогло – Алданин как сквозь землю провалился. Наташа быстрым шагом прошла до перекрёстка, на котором останавливались Циглер с Алданиным, и огляделась по сторонам. Справа отсюда был виден угол здания гостиницы, в которой вполне могли жить эти двое, а дорога налево от перекрёстка вела, насколько помнила Наталья, в один из богатых районов города. Был ещё путь вперёд – в неосвещённый парк, который не закрывали на ночь. Циглер в одиночестве ушёл в сторону гостиницы, значит Алданин, если он всё же не привиделся ей этим странным вечером, направился, либо к особнякам больших чинов, либо в тёмный парк.

Наталья закурила. Она неотрывно смотрела на черноту парка. Отчего-то она совершенно не сомневалась, что Алданин направился именно туда. В таком мрачном лишённом всякого тепла и света месте он был бы в соответствующем себе окружении. Двуреченская затравленно глядела на парк, а он, в свою очередь, хищно озирал её, как зачарованный лес из детской сказки. Ей очень не хотелось входить в этот лес. Сигарета догорела. Нужно было решаться. Наталья достала из сумочки пистолет, взвела его и решительно шагнула в сторону умирающих деревьев.

Холодало. Сейчас Наташа явственно чувствовала приближение зимы, хотя на дворе был только октябрь. Деревья обступили её сразу же, как только Наталья вошла в парк. Какие бы причудливые формы их голым ветвям не придавало её напряжённое сознание, деревья не могли напугать Двуреченскую. Сейчас она боялась лишь человека, который скрывался где-то впереди, и грядущей встречи с ним. Была ещё одна вещь, которой Наташа по-настоящему боялась – что эта встреча так и не состоится.

В один момент он выступил из черноты плотной тенью:

– Добрый вечер, Наталья Константиновна.

– Добрая ночь, Иван Андреевич. Подойдите ближе, но без глупостей – я вооружена.

– Действительно?

Плотная тень превратилась в мужскую фигуру. Эта фигура продолжала неумолимо приближаться. Когда между ними осталось не более десяти шагов, Наталья навела на Алданина пистолет.

– Стойте!

Это не подействовало. Иван даже не замедлился, увидев пистолет в её руках. Наталья поняла, что не выстрелит. Ей хотелось этого, но рука перестала быть послушной ей, стала ветвью дерева с застрявшей между ветками растрёпанной цветной лентой-пистолетом. Наталья отступила на шаг назад, потом ещё на один. Иван был уже настолько близко, что она могла рассмотреть его лицо – оно было спокойно и вовсе не несло на себе печать страха. Алданин был абсолютно уверен в собственной смертности, а потому ничего не боялся.

Наталья упёрлась во что-то спиной. Она в растерянности пошарила левой рукой и нащупала грубую, сырую кору дерева. Иван был уже в пяти шагах от неё. В трёх. В одном. Она задрала руку с пистолетом выше головы и упёрла короткий ствол в левый висок Алданина. Он будто вовсе не заметил этого. Иван неотрывно смотрел ей в глаза, раздевая до самых костей. Потом положил руку на её правое запястье и медленно перевёл ствол пистолета со своего виска на грудь.

– Мне, как Маяковскому – всегда не хватало духу для того, чтобы умереть от выстрела в голову. Не хватает и сейчас. Лучше в сердце, если соблаговолите.

После этого Алданин закрыл глаза и шумно вздохнул. Наталья вдруг не смогла больше держать пистолет – он упал в мёртвую листву к её ногам, к счастью, не выстрелив от столь грубого обращения. В следующую секунду Наталья уже колотила Ивана по плечам и груди.

– Как ты посмел выжить?! Почему?! Почему? Почему…

Она начала проваливаться в бездну истерики. В один момент Иван грубо перехватил её руки и широко развел их в стороны.

– Как ТЫ посмела не выполнить данное мне обещание?! Ты пообещала, что не оставишь мою сестру даже на краю света, и вот ты здесь, но её я рядом с тобой не вижу.

Эти слова выбили из Натальи весь воздух. Истерика улетучилась, оставив за собой лишь совершенную опустошённость. Мир насквозь почернел, а когда обрёл оттенки вновь, Наталья обнаружила себя крепко обнимающей Алданина. Иван не отвечал на её объятия и держал руки по швам, как какой-то гвардеец. Наталья судорожно зашептала ему на ухо:

– Прости меня, Иван. Да, не исполнила! Да, обманула! Прости… Она мертва. Она погибла в ту же ночь. На льду. Я не смогла…

– Успокойся.

Приказ Алданина, а был это именно приказ, не оставлял пространства для сопротивления. Наталья сразу подчинилась, даже не удивившись собственной покорности. Она оторвалась от Ивана и вновь прижалась спиной к облетевшему клёну. Слова пошли из неё, спрессованные в небольшие колючие сгустки боли:

– Ты остался в том кабаке, чтобы выиграть для нас время. Все вещи тоже остались там. Мы добрались до залива и успели уже довольно далеко уйти от Петрограда. А потом встретили того мерзавца. Он, видимо, специально поджидал таких, как мы. У нас ничего с собой не было, и он приказал Фросе снять шубку. Мы ещё в Москве вшили туда несколько серебряных приборов и серёжек с кольцами, чтобы продержаться в Финляндии первое время – может, он смог их нащупать, когда пытался обыскать Фросю. Она не пережила бы ту ночь без тёплой одежды. Мы обе не пережили бы ту весну без этих побрякушек. Фрося понимала это не хуже меня и не хуже этой сволочи. Она начала сопротивляться, тогда этот ударил её ножом в живот. А я… у меня руки очень замёрзли, пальцы не слушались совсем, я слишком долго возилась с револьвером – не успела ему помешать. Ничего не успела. Я помогла Фросе подняться на ноги, повела обратно в Петроград – это был её единственный шанс… У меня ничего не получилось. Я оставила её на льду, Иван… Она легла на лёд, я упала рядом с ней лицом в снег. И запах, только этот запах везде. И ещё ветер…

Наташа почувствовала, что всё ещё падает, что тонкий лёд под ней проломился, и она стремительно проваливается в ледяную воду, уходя всё глубже. Издалека раздался приказ, направленный неодолимой волей:

– Стой.

И Наталья устояла. Иван смотрел на неё безо всякого выражения. Наташе казалось в этом равнодушии проявление глубокой ненависти и совершенного презрения. Вполовину меньше ненависти и презрения было бы в его крике, в ругани, в гневе. Она захотела спрятаться от этого равнодушия и вновь обняла Алданина.

Через минуту он заговорил:

– Мне просто повезло, Наташа. В самый разгар разборки с той пьянью ворвалась новая пьянь, которая решила, что её касается перестрелка в дешёвой харчевне. Наутро пришёл в себя в своей квартире. Поломанный и без средств, зато живой за каким-то одному Богу известным чёртом. Родни нет, смысла нет, души нет. Только работа есть…

Неожиданно Наталья почувствовала, что Иван ответил на её объятия. Она вдруг стала молодой и слабой. Она только что приехала в Москву, она только что познакомилась с Фросей и ещё видит в ней лишь подругу по литературным поискам. Это было, как полёт над облаками. Но лишь на краткое мгновение. Молодость была надёжно погребена под тоннами песка времени. Наталья снова была в Токио, в осеннем парке и снова прижималась спиной к голому клёну. Иван снова неотрывно смотрел на неё, но теперь на его лице было выражение. Он хотел её. Это не была похоть – так измученный жаждой смотрит на глыбу льда. Алданин приказал:

– Поцелуй меня.

Наталья бросила отчаянный взгляд на огромный мир, открывавшийся за пределами того тесного пространства, в котором она ныне прибывала. Этой птичьей клетки между недомёртвым деревом и недоживым человеком. Она попыталась оттолкнуть Ивана, но это завершилось ничем. Тогда Наталья дала ему пощёчину. Алданин едва дёрнулся, но даже взгляд не отвёл.

– Поцелуй меня.

– Ты не Фрося. Твой поцелуй не оживит её ни на мгновение! А от себя самой я убегаю так упорно не для того, чтобы ты пришёл и заставил меня собою быть!

– Ты бред несёшь, Наташа. Поцелуй меня.

– Отпусти!

Наталья снова попыталась оттолкнуть Ивана и на этот раз ей это удалось. Получив немного пространства, она резко нагнулась и почти сразу смогла нашарить пистолет в листве. Алданин уже снова был совсем рядом, и Наталья вновь приставила пистолет к его виску. Он, как и в прошлый раз, закрыл глаза и глубоко вздохнул, понимая, что, возможно, больше ему дышать не доведётся. Смерти от её руки Иван жаждал почти так же сильно, как и поцелуя. Наташа почти нажала на крючок, она уже представила в уме, как звучит выстрел, но представила она и этот поцелуй. Эта фантазия была не менее причудливой и странной, но Наталья к собственной досаде захотела в ней оказаться. Из двух фантазий она выбрала ту, которая не требовала ничьей смерти.

Иван больше не держал её, но она больше не хотела вырваться. Наталья ощущала спиной неровную поверхность древесного ствола. Теперь не чувство страха, а Иван Алданин прижимал её к сырой коре. Наташе показалось, что лицо её стало раскалённым, как чугун в домне, утратило свою форму и растеклось. В её голове заиграло злое фортепиано. Уже очень много лет Наталья не чувствовала себя настолько восхитительно слабой в чужих руках.

А потом всё внезапно прекратилось. Иван стоял всего в двух шагах от неё, но казалось, удалялся с каждым мгновением. Его лицо вновь было непроницаемо и безразлично, что вновь казалось Наталье признаком лютой ненависти.

– Простите меня, Наталья Константиновна, не стоит нам этого делать. Я бы сказал, что нам не стоит видеться вовсе, но это, судя по всему, не очень-то возможно.

Наталье нечего было на это ответить. Она посмотрела на свою правую руку и не нашла там пистолета, впрочем, Иван тут же передал его ей. После этого он отошёл теперь уже на пять шагов, посмотрел на небо, шумно вдохнул и произнёс:

– Кажется, ночь будет прохладной… Вам далеко до дома, Наталья Константиновна?

– Очень. Как и вам, Иван Андреевич.

Алданин неожиданно легко улыбнулся и отступил ещё. Пять шагов. Семь. Десять. Вскоре Наташа осталась лишь в компании старого клёна.