Читать книгу Затянувшийся отпуск с черной кошкой - Александр Сеземин - Страница 13

Втроем мы сидели за столом под светом абажура. Перед нами лежал крестик, найденный мной в доме Марфы.

Все вопросы ко мне быстро закончились. Отвечать на них было нечего. Почему меня так долго не было, я не знал, о своих ощущениях и увиденном не рассказывал.

Поговорили о Машке, сидящей тут же, на диване, и умывающейся лапой. Оказывается, она была пришлой кошкой, в доме Степаныча появилась недавно, откуда пришла, не знали. Это только добавило еще одну загадку в список вопросов без ответов, накопившихся у меня за последнее время.

– Похоже, как серебряный, – высказал предположение Степаныч о крестике.

– Больно тяжел, – с сомнением покачала головой тетя Шура.

Степаныч и тетя Шура подержали крестик в руках, передавая его друг другу, но быстро положили на стол. Хоть и не говорили вслух, но чувствовали, не давался он им.

– Нательный крест, вот и ушко для веревочки есть, – продолжал Степаныч, наклонив голову, разглядывая сбоку и не трогая руками лежащий крест.

– Как такую тяжесть носить? И размером он большой, – не соглашалась хозяйка.

– Сашок, а ты крещеный? – не обращая внимания на Шуру, спросил Степаныч.

– Крещеный, еще в Александрове, дедушка с бабушкой после рождения окрестили. Родители и не знали сначала, потом только им сказали. А мне, когда лет пятнадцать исполнилось. Не те времена были.

– Это так. Носить его будешь? Я думаю, надо. Не случайно его Марфа тебе дала. И встал ты на ту дорожку. А раз встал, идти надо.

– Ох, нелегко. Вон Марфа какая была.

– А что, какая? Помогала всем, лечила.

Опять заспорили хозяева. Что интересно, они поменялись мнениями. Тетя Шура сама отправила меня в дом Марфы, теперь же очень осторожно подходила к моей находке. И Степаныч, сначала вообще сомневался, надо ли мне идти, теперь сам подталкивал меня вперед.

Я молчал. Решение у меня уже созрело. Наверное, сам я еще этого до конца не осознавал, но внутренне согласился со Степанычем. И мне было интересно. Я столкнулся с новым, неведомым миром, который очень хотел познать, даже если не познать, то хотя бы чуточку прикоснуться.

Еще один немаловажный фактор. Теперь очень далеко, но он был, мой прежний мир, моя прежняя жизнь, которая нет-нет, да всплывала из глубин памяти. А возвращаться мне в ту жизнь ох как не хотелось. Глядя на Степаныча, я согласно, еле заметно, кивнул головой. Обратной дороги не было.

Степаныч вышел в спальню и вернулся с тонким кожаным шнурком: «Вот, давай на него и повесим». Я взял крест со стола, продел через маленькое ушко шнурок, и Степаныч завязал мне его сзади на узелок. Тетя Шура ножницами подрезала длинные хвостики узелка. На таких же кожаных шнурках висели и маленькие крестики у моих хозяев.

Момент был торжественным. С удивлением я почувствовал, что крест, висящий теперь у меня на шее, не тянет вниз, его большой вес, который мы отмечали ранее, пропал. Это были только мои ощущения. Крест нашел свое место, нашел себе хозяина, хотя, может, только на какое-то время.

– Тянет? – спросила тетя Шура.

– Нет, хорошо. – Я почувствовал легкое давление шнурка, приятный холодок на груди, исходящий от креста, и защиту, окружившую меня.

Завершился тот давний обряд моего крещения! Вспомнил и свои, почти детские ощущения, когда мои родители рассказали мне о моем крещении после рождения. Не понимая сути обряда, я подсознательно всегда чувствовал его необходимость, втайне гордился им и ощущал могучую силу, стоящую за мной. Только теперь эта сила стала еще ближе, после откровения, пришедшего мне на луге, через который я прошел.

Мой взгляд упал на стол, где ранее лежал крест. На белой скатерти виднелся его темный отпечаток. Степаныч и тетя Шура проследили за моим взглядом и тоже замерли. Крест воздействовал на окружающий мир, воздействовал и на меня! Как? Я не мог объяснить, но понял, что сделал первый шаг по пути, о котором говорили мои хозяева.

Пасмурный вечер перешел в темную ночь. На сеновале воцарилась темнота, плотная, осязаемая, наверное, материальная. На душе стало тревожно в ожидании перемен, и перемены должны были начаться скоро, ждать осталось совсем недолго.

Тревога, нет, это была, скорее, не тревога, обычно связанная с ожиданием неприятностей. Это были душевный трепет и нетерпение – жажда перемен вошла в меня и не давала покоя. События дня вновь проплывали в памяти.

Машка вытянулась вдоль меня и прижалась. Тепло, шедшее от нее, успокаивало, я начал дремать…

Вдруг что-то кольнуло меня в глаза через прикрытые веки. Я очнулся и через щель в крыше увидел свет далекой звезды, пробившийся среди туч. Яркая звезда, светившая мне и в мою первую ночь здесь, мерцала. И словно в ответ ей начало пульсировать слабое тепло, исходящее от креста, лежащего на моей груди. Я прикоснулся к нему рукой, и на моей ладони отразился рубиновый свет. Оказывается, в центре креста светился маленький камушек, как крохотный глазок, не замеченный нами. В пульсации звезды и камня прослеживался какой-то связанный ритм. Я убрал руку в сторону и лежал, боясь пошевелиться. Так и уснул под мерцание. Рассуждать об увиденном не имело никакого смысла.