Читать книгу Небо нашей любви - Александр Шляпин, Александр Владимирович Шляпин - Страница 10

Валерка еще не знал, да и не мог знать, что белокурая девчонка, по прозвищу Леди, на каждый его полет смотрит с замиранием сердца в театральный бинокль. Каждый раз, она выходила на крышу дома «башни труда Коммуна», по Почтамтской, чтобы рассмотреть в небе учебный самолет Валерки, на котором он оттачивает мастерство пилотирования.

– Боже! Еже еси на небеси… Да святится имя твое! Да придет воля твоя!

Сохрани раба божьего Валерку! Не дай дурачку убиться, – молилась Ленка, вдали от посторонних глаз.

В минуты первых полетов, ей было жутко страшно за него. Девичий мозг отказывался верить в то, что так просто, распластав крылья, можно опереться на воздух и парить— парить подобно птице. От подобных мыслей её охватывало оцепенение, представляя, что её парень вдруг может упасть и разбиться. Только в нем Ленка видела того единственного, и того самого желанного лихого мужчину, с которым мечтала прожить всю жизнь. Только в своих девичьих мечтах, она представляла его не просто мужем, но и отцом своих детей и только с ним мечтала умереть в один день, как умерли святые Петр и Февронья, так никогда и не познав горечь разлуки.

Сегодня – сегодня для всех был день особый. Каким то седьмым чувством Ленка чувствовала, что грядут какие— то ужасные перемены, которые заставят её взглянуть на весь этот мир совсем другими глазами.

Офицерская слобода гудела, словно разоренный улей. Старухи на лавочках, мужики за кружкой пива, а пацаны на футбольном поле, обсуждали арест Саши Фирсанова строя свои догадки и всевозможные версии. Старушки, постоянно сидящие на лавочке, уже давно пророчили Ферзю незавидную судьбу уголовного арестанта, выдавливая из себя в его адрес ехидные реплики.

– «По тебе Сашка, давно тюрьма плачет»!

Фирсан, всегда делал ужасную гримасу и каждый раз передразнивая сквалыжных старух, отвечал им резко, и по существу:

– Не построили еще ту тюрьму, которая по мне зальется горькими слезами!

Как Фирсанов не дергался, как не играл с судьбой в орлянку, а время отвечать за свои поступки неудержимо двигалось к развязки и трагическому финалу.

Пророчество тетки Фрузы довольно неожиданно сбылось и наручники захлопнулись на руках Ферзя. Два милиционера завернув руки за спину выводили Фирсана из дома, в стоящий рядом «воронок». Бабки, сидящие на лавке, от умиления даже захлопали в ладоши, приветствуя Фирсанова, словно артиста смоленской филармонии. Тот зло косился на старух, и как змея шипел сквозь зубы:

– Я баба Фруза, еще вернусь! И тогда на моей улице обернется машина с тульскими пряниками! А вам, старые клюшки, пусть воздастся сполна, за ваше злорадство, – говорил Сашка.

– Давай вали – вали на свою «Американку»! Пряник Ты тульский! – отвечала тетка Фруза, держа руки на своей широкой талии.

Корпус смоленской тюрьмы под названием «Американка», был построен еще в 1933 году по американскому проекту. Два здания из красного каленого кирпича в три этажа, высились за высоким пятиметровым забором. Своими коваными, железными решетками на следственных камерах она наводила ужас на простого обывателя, который порой останавливался и видел лица выглядывающих из— за решетки арестантов. В ту пору о смоленской тюрьме, слагались настоящие легенды. Ходил слух, что якобы в её глубоких и сырых подвалах, ежедневно приводятся расстрельные приговоры «тройки», а по ночам НКВДешники, в крытых полуторках, вывозит в Красный бор и под Катынь, трупы расстрелянных. Там, в охранной зоне отдыха санатория НКВД, многие убитые, как и сотни польских офицеров, нашли в те годы свое последнее пристанище.

За арестом Ферзя, тут же в этот же день последовал арест отца Краснова. Странное совпадение абсолютно разных событий, людской молвой было мгновенно перекручено и объединено в одно целое.

По слободе тут же поползли слухи, что отец Краснова, майор РККА, как— то связан с со смоленскими бандитами и, что это якобы он убил из своего нагана заводского кассира, чтобы завладеть деньгами рабочих.

Спустившись с крыши «башни трудовой Коммуны» где Ленка наблюдала за полетами своего Краснова, она вернулась домой и была, в прямом смысле слова —ошарашена событиями, произошедшими в Офицерской слободе за последние два часа. Она стояла около подъезда в толпе местных зевак и наблюдала за происходящими трагическими событиями. Своими глазами Лунева видела, как один НКВДешники в галифе, хромовых сапогах в фуражках с синей тульей, выводили из дома отца Краснова младшего, который в то время был в аэроклубе.

Майор Краснов Леонид Петрович, под конвоем двух чекистов гордо показался из подъезда, держа в руках небольшой узелок с вещами. Он, молча осмотрел собравшихся соседей и, увидев в толпе Леночку, крикнул через плечо стоявшего вокруг «воронка» конвоя:

– Леночка, дочка, береги Валерку, он тебя любит! Это какое— то недоразумение… Я думаю, суд во всем разберется и меня отпустят…

В этот момент, стоявший рядом капитан НКВД, ударил майора кулаком в лицо. Леонид Петрович лишь пошатнулся, но не упал. Сплюнув сгусток крови из рассеченной губы, он вытер лицо рукавом военного френча и, прищурив глаза, сказал:

– Зря ты так, капитан, на людях— то!

Капитан втолкнул его в машину на заднее сиденье и влез следом. Сквозь еще приоткрытую дверь машины, он грубо выругался матом на собравшийся вокруг негодующий народ. Чтобы подчеркнуть свою власть, он громко с какой— то ненавистью хлопнул дверкой, и легковушка, заурчав мотором, выплюнула из выхлопной трубы небольшое облачко сизого дыма.

Еще несколько минут после отъезда машины, народ молча стоял и глядел в след, навсегда исчезающему командиру ВВС РККА майору Краснову. Непонимание, шок и жуткий нечеловеческий страх печатью отразился на лицах соседей. В ту секунду, каждый на своей «шкуре» ощутил какую— то свою ущербность и незащищенность перед этим страшным карательным молохом возобновившихся репрессий.

Мать Валерия сидела на кухне, подперев голову руками. Её красные от слез глаза уставились в бронзовый кран рукомойника, из которого капля за каплей вода падала в стоящую в мойке алюминиевую миску. В руке дымился зажатый между пальцами окурок папиросы. По её отрешенному взгляду, по растрепанным волосам и горящему окурку было видно, что она находится в каком— то шоке.

Леночка тихо вошла в открытую дверь и осмотрела квартиру. Все вещи были разбросаны. Шкафы раскрыты а книги, ранее стоявшие на полках, кучей лежали на полу.

Она бережно приподняла томик стихов Пушкина и прижав к своей груди, вспомнила те минуты когда Валерка читал ей «Евгения Онегина». Войдя в кухню, она увидела его мать, прибывавшую в жутком состоянии непонимания происходящего. Лена тихо поздоровалась, но к своему удивлению заметила, что её будущая свекровь, как считала она, даже не шевельнулась. Комок горечи подступил к горлу при виде этой картины. Мать Краснова продолжала молча сидеть, не обращая никакого внимания на девчонку. Её тело странным образом взад и вперед раскачивалось на табурете, словно это был маятник часов.

Лунева увидев ступор, в котором пребывала будущая свекровь, взяла из мойки миску с накапавшей водой и плеснула прямо её в лицо. В тот самый миг Краснова очнулась. Сделав глубокий вздох, сопряженный с каким— то грудным внутренним хрипом она заплакала. Нет, она не плакала, она просто выла – выла, словно верная собака над телом своего умершего хозяина. Её зубы стучали, будто бил её сильнейший озноб. Сквозь этот жуткий стук зубов из её груди вырывался истошный вой, похожий на волчий. Слезы появились на её глазах, и Светлана Владимировна перестав выть, тихо —тихо заплакала. Ленка присела рядом и облегченно вздохнула. Обняв будущую свекровь за плечи, она прижавшись к ней и заплакала из чувства солидарности. Слезы горечи потекли по её щекам.

После полетов в аэроклубе, Валерка задыхаясь от бега, вернулся домой. Соседи по и дворовые пацаны молча смотрели ему вслед. Ни кто ничего не мог сказать. Лишь странный, предательский шепот нарастал за его спиной и он почувствовал, что произошло, что— то непоправимое. Создавалось такое ощущение, что народ как бы сторонится его, словно прокаженного.

– Слышь Синица, а чего это они, – спросил он своего друга.

Тот крутил своей головой и ничего не понимал, что происходит вообще.

– Да хрен их знает, – отвечал тот, удивляясь происходящему. – Может, помер кто? Я страсть, как боюсь покойников.

– Да ну ты! Тоже скажешь, – сказал Краснов. – Дурень Ты Сашка, бояться нужно живых, а покойники – покойники брат, самые смирные. Лежат себе в гробу и ему ничего от тебя не надо.

– Нет, все равно боюсь! Я читал, что на Земле есть какая— то Дракула, которая тоже была покойником. А потом вдруг она ожила и давай из людей пить живую кровушку. Своя— то уже была холодная, вот ему горяченькой и хотелось!

– Дракула Саня, мужик! Он графом был румынским. Он то и пил кровь людскую…

В какой— то миг Краснов остановился. Он увидел, как тетка Фруза при виде его, отвернула взгляд. Что – то острое кольнуло в его сердце и Валерка, словно пуля влетел на второй этаж. Дверь в квартиру была открыта настежь. Краснов— младший, осторожно переступил порог. На кухне сидела заплаканная мать и зареванная Леночка Лунева.

– Что случилось, мам? – спросил он пройдя на кухню.

При виде сына из глаз матери вновь хлынули потоки слез. Следом за матерью заскулила и Лена.

– Да что же тут произошло, скажет мне кто или нет!? – вновь спросил Краснов, уже выходя из себя и срываясь на крик.

– Отца! Отца арестовали! Батьку твоего арестовали, – сказала мать, вытирая слезы краем фартука. – его НКВДешники забрали.

Тут до Валерки дошло то, что говорил ему Синица. В этот момент к его горлу подкатил какой— то колючий и отвратительный ком. Он, словно плотина перекрыл глотку и стал душить Краснова, подобно пеньковой петле. После недолгой борьбы с недугом он вдохнул полной грудью и с хрипом в голосе еле вымолвил:

– Когда!?

– Два часа назад, когда ты в клубе на полетах был.

– А Фирсанов!? – спросил Краснов.

– А что Фирсанов?

– Ну, ведь Синица, сказал, что арестовали Фирсанова.

– Ферзь, бандит! Он никакого отношения к отцу не имеет, – сказала мать, привстав из— за стола.

– Ничего не понимаю. Синица говорил, что арестовали Фирсанова. Причем тут отец!?

– Фирсанова арестовала милиция из отдела по борьбе с бандитизмом, а за отцом приезжали чекисты.

Тут до Валерки дошло, что его отец стал жертвой какого – то злого навета. Не зря Синица говорил, что дядя Жора, местный участковый, как —то по пьянке, выказывал свое недовольство. Якобы, родина и сам товарищ Сталин обделили его, и что он, как милиционер и бывший красноармеец— буденовец, достоин лучшей доли в социалистической стране, за которую он в гражданскую, проливал свою кровь. А этот выскочка, военпред Краснов, занимает трехкомнатные апартаменты да еще на работу на казенной машине ездит. С немцами шашни какие— то заводит, видно им частями продает Родину.

Белая пелена в тот миг накрыла сознание Валерки. Схватившись за дверной косяк, он присел в дверном проеме на корточки. Что— то непонятное и неопределенное крутилось в те секунды в его мозге. Картины ареста отца поплыли перед глазами, словно миражи в жаркой пустыне. Не удержавшись на ногах, Валерка упал. В тот миг он вообще не контролировал своих действий. Всем своим нутром, всей своей душой он ощутил ту боль, которая теперь гложет его сердце в минуты скорби по родному человеку. Словно через толщу воды до его слуха докатился истошный вопль матери. Уже ничего не осознавая, Валерка упал навзничь и «покатился» в черную пропасть, инстинктивно хватая воздух широко открытым ртом.

Увидев состояние сына, мать и Ленка бросились к нему, желая помочь. Но тело Краснова— младшего обмякло, распластавшись на полу.

Очнулся Валерка от странного холода, лежавшего на его лбу.

«Тряпка мокрая», – подумал он, сквозь пелену накрывающую его сознание.

Полотенце, пропитанное водой, неприятной холодной влагой касалось лица, подбородка и шеи и это холодное и мерзкое неудобство, привело его в чувство.

Он скинув полотенце, приподнялся. Мать, сидевшая рядом, схватила его за плечи и уложила вновь на подушку.

– Лежи сынок! Не стоит подниматься. Тебе нужно спать.

– Что со мной? – спросил Валерка, касаясь рукой материнской щеки, по которой текла крупная слеза.

– Ты просто был в обмороке, – ответила мать и, перехватив руку сына, нежно её поцеловала. Она прижала ладонь к своей щеке и с глазами полными слез, посмотрела на него. – Отца арестовали по подозрению в шпионаже.

Тут Краснов вспомнил, как Синица говорил о неудовольствии местного участкового дяди Жоры. В эту секунду в его душе, словно что— то взорвалось.

– Я убью эту сволочь! Контра белогвардейская! Я знаю, кто написал на него донос. Подонок! – стал выкрикивать Валерка и, вскочив с дивана, бросил мокрое полотенце на спинку стула. – Я знал, знал, что он настоящая тварь! Прикрывается сука, удостоверением сотрудника народной милиции, а сам хуже того же вора «Шерстяного»! Но тот— то хоть вор в законе, а этот? Это настоящий гад, оборотень! Днем служит Родине, а по ночам приворовывает из товарных пакгаузов на товарной.

– Тихо, тихо не кричи, соседи услышат и донесут участковому. Будет он, потом и на тебя доносы строчить. А я, я же не могу потерять двух мужиков, – сказала мать, держа сына за руку.

Краснов – младший был в гневе. Он ходил по комнате взад и вперед и на ходу хватал какие— то вещи. Подержав, он тут же с остервенением бросал на место и вновь продолжал свои непонятные телодвижения.

Все эти трагические для семьи Красновых минуты Леночка сидела молча. Она с сочувствием и жутким страхом наблюдала за своим кавалером и нервно руками теребила носовой платок. Ей показалось, что Краснов как— то изменился и даже повзрослел. Из веселого и беззаботного семнадцатилетнего юнца, он в этот миг превратился в настоящего мужика наделенного силой волей и непоколебимостью духа. Его лицо стало суровым, а глаза как— то сузились, словно у хищника в момент охоты. Все в его поведении говорило, что теперь он как мужчина является для матери опорой и надеждой.

Впервые в жизни Валерка, в присутствии матери, достал из кармана пачку папирос, дунул в гильзу, и с силой сдавив её своими зубами, закурил. Раньше побаиваясь отца он никогда этого не делал, но сегодня был тот день когда он окончательно превратился из юноши в настоящего мужчину.

Сидевшая на диване мать, увидев сына курящим, даже не удивилась и ничего не сказала. Смолчав, она в ту самую секунду поняла, что её сын Валерочка, как она его называла уже не тот мальчик, которого она нежно целовала в родильном доме и кормила своей грудью. Он вырос, и теперь он вполне может сам решать, что ему делать.

– Давно куришь? – спросила она.

– Скоро уже год, – ответил Валерка.

– А если узнает… – хотела вдруг сказать мать, но осеклась на последнем слове, вспоминая кошмар сегодняшнего утра.

– Я, наверное, пойду домой? – спросила Леночка.

– Сиди! – властно сказал Краснов— младший, и, тронув её за плечо, усадил на место. – Пойми Леночка, ты сейчас очень нужна мне и матери. Ты словно бальзам на наши растерзанные души и сердца.

Лунева махнула головой в знак согласия и смиренным голосом, сказала.

– Хорошо, я побуду у вас еще немного.

– Так девушки… Слезами горю не поможешь! Кушать надо. Давай мать, накрывай стол, будем питаться и думать, как нам жить дальше. На сытый желудок оно ведь лучше всего думается, – сказал Валерка, словами отца, показывая, таким образом, что теперь ему предстоит стать во главе семьи Красновых.

В эту самую минуту мать окончательно убедилась, что теперь сын стал главой семьи и теперь только он в состоянии принимать твердые мужские решения. Приподнявшись с дивана, мать глубоко вздохнула и, поправив фартук, впервые за целый день улыбнулась сыну. Подойдя к нему, она поцеловала Валерку в щеку и сказала:

– Какой ты стал взрослый….