Читать книгу КОРПОРАЦИЯ ПО ТУ СТОРОНУ ДОБРА И ЗЛА. ЧАСТЬ ВТОРАЯ - Александр Шубняков - Страница 6
ОБРАТНАЯ СТОРОНА ТЕОРЕМЫ ГЁДЕЛЯ
НОЧЬ КОШМАРОВ
ОглавлениеВозлюби ближнего своего как самого себя.
Евангелие
Так гласит моя любовь к самым дальним. Не щади ближнего своего – человек это есть нечто что должно преодолеть
Так говорил Заратустра.
Параллельно с этой проклятой фобией у меня начались сниться кошмарные сны.
Из долгого списка кошмарных снов я выделяю один особо кошмарный сон. Эту ночь я не забуду до конца моей жизни. Настолько жуткой она у меня была.
Началось это всё довольно тихо. Я выпила стакан молока и затем умылась, одела ночную пижаму и легла спать. Смотреть сны.
СОН ПЕРВЫЙ
Мне снилось, что я иду вдоль железнодорожной ветви. Ветвь разветвляется и идет через мост.
Я ясно и отчетливо вижу, что по этим путям идут, люди высокая насыпь не даёт им возможности слезь с них. А если спрыгнут то они расшибутся насмерть, эти идиоты воспользовались железнодорожным мостом идя через пропасть, ибо не было возможности воспользоваться обычным мостом.
Я вижу, что на одном пути, идут десять человек, а на другом пути один человек. Перебежать они не могут.
Я, оценив ситуацию за считанные доли секунд перевожу поезд на путь где находится один человек, путём нажатия на рычаг. Поезд врезается в человека и последнее что я вижу это как перерезанное туловище с перерезанными ногами и руками и отрезанной головой летит в страшную пропасть. Я кричу благим матом и просыпаюсь.
Встав, я иду вытирать холодный пот на лбу. Накапав себе валерьянки в граненый стакан, я выпиваю его и иду опять спать.
СОН ВТОРОЙ
Мне снится, что я являюсь хирургом одно клиники.
Я сижу в кабинете и читаю преступление и наказание Достоевского
Читаю место, где Раскольников замышляет убийство.
– Да ведь она и тебе нравится? – засмеялся офицер.
– Из странности. Нет, вот что я тебе скажу. Я бы эту проклятую старуху
убил и ограбил, и уверяю тебя, что без всякого зазору совести, – с жаром прибавил студент.
Офицер опять захохотал, а Раскольников вздрогнул. Как это было странно!
– Позволь я тебе серьезный вопрос задать хочу, – загорячился студент. —
Я сейчас, конечно, пошутил, но смотри: с одной стороны, глупая,
бессмысленная, ничтожная, злая, больная старушонка, никому не нужная и,
напротив, всем вредная, которая сама не знает, для чего живет, и которая завтра же сама собой умрет. Понимаешь? Понимаешь?
– Ну, понимаю, – отвечал офицер, внимательно уставясь в горячившегося товарища.
– Слушай дальше. С другой стороны, молодые, свежие силы, пропадающие даром без поддержки, и это тысячами, и это всюду! Сто, тысячу добрых дел и начинаний, которые можно устроить и поправить на старухины деньги, обреченные в монастырь! Сотни, тысячи, может быть, существований, направленных на дорогу; десятки семейств, спасенных от нищеты, от разложения, от гибели, от разврата, от венерических больниц, – и все это на
ее деньги. Убей ее и возьми ее деньги, с тем чтобы с их помощи посвятить потом себя на служение всему человечеству и общему делу: как ты думаешь, не загладится ли одно, крошечное преступленьице тысячами добрых дел? За одну жизнь – тысячи жизней, спасенных от гниения и разложения. Одна смерть и сто жизней взамен – да ведь тут арифметика! Да и что значит на общих весах жизнь
этой чахоточной, глупой и злой старушонки? Не более как жизнь вши, таракана, да и того не стоит, потому что старушонка вредна. Она чужую жизнь заедает: она намедни Лизавете палец со зла укусила; чуть-чуть не отрезали!
– Конечно, она недостойна, жить, – заметил офицер, – но ведь тут
природа.
– Эх, брат, да ведь природу поправляют и направляют, а без этого
пришлось бы потонуть в предрассудках. Без этого ни одного бы великого человека не было. Говорят: «долг, совесть», – я ничего не хочу говорить против долга и совести, – но ведь как мы их понимаем? Стой, я тебе еще задам один вопрос. Слушай!
– Нет, ты стой; я тебе задам вопрос. Слушай!
– Ну!
– Вот ты теперь говоришь и ораторствуешь, а скажи ты мне: убьешь ты сам старуху или нет?
– Разумеется, нет! Я для справедливости… Не во мне тут и дело…
– А по – моему, коль ты сам не решаешься, так нет тут никакой и
справедливости! Пойдем еще партию!
Раскольников был в чрезвычайном волнении. Конечно, все это были самые обыкновенные и самые частые, не раз уже слышанные им, в других только формах и на другие темы, молодые разговоры и мысли. Но почему именно теперь пришлось ему выслушать именно такой разговор и такие мысли, когда в
собственной голове его только что зародились… такие же точно мысли? И почему именно сейчас, как только он вынес зародыш своей мысли от старухи, как раз и попадает он на разговор о старухе?.. Странным всегда казалось ему это совпадение. Этот ничтожный, трактирный разговор имел чрезвычайное на него влияние при дальнейшем развитии дела: как будто действительно было тут
какое-то предопределение указание…… … … … … …..
Вдруг открывается двери в и туда вбегает медсестра.
– Доктор! Санитарная машина только что доставила пять человек все они в критическом состоянии. Двое из них имеют повреждение почек, один повреждение в области сердца у одного сильно травмировано лёгкое, наконец, у последнего – разорванная печень. У нас нет времени искать доноров для органов, но сейчас в приемной стоит один молодой человек. Мы можем спасти всех этих пятерых человек, если мы возьмём эти органы у этого молодого человека
Посыпаюсь я, опять проклиная всё на свете. Встаю, завариваю чай. И начинаю философствовать
– Ни в каких условиях нельзя убивать человека. Но почему, же так странно выходит, что моё нравственное чувство в первом сне говорит мне, что тут было допустимо, а в другом не допустимо. Значит нравственное чувство не рационально. А я то считала что где разум там и нравственность.
Я замолчала во мне бушевали сомнения вызывая невыносимые мучения.
– но в случае с Раскольниковым мне понятно как различить тех, кто относится к избранной породе людей, а остальные к плебсу. Если этого не будет, то каждый может взять топор и рубать голову.
Но чем различаются первый и второй случай. В первом случае мы всего лишь только поворачиваем переключатель, и поезд поворачивает на путь. Во втором случае мы вынуждены убить человека, вскрыть грудную клетку и вытащить органы человека.
– Хм интересно узнать, а смог ли Гитлер убить человека. Одно дело убить человека на поле боя, а другое дело убить человека, если мы не видим его. Одно дело отдать приказ об убийстве другого человека, но другое дело осуществить казнь.
Но почему нравственное чувство предупреждает нас о том, чтобы мы не делали кровавого убийства, а не убийства путем поворота рубильника.
Я замолчала и спустя некоторое время вспомнила одного знакомого солдата, который долгое время после участия в вооруженном конфликте лечился от неконтролируемых приступов ярости.
–Так вот в чем дело наше нравственное чувство просто предупреждает нас о том, что мы можем озвереть от таких кровавых убийств.
Я пошла дальше спать. Идя к кровати, я сделала ещё один вывод. Но последний вывод я напечатаю большими буквами.
ЕСЛИ У МЕНЯ НРАВСТВЕННОЕ ЧУВСТВО, ПРЕДУПРЕЖДАЕТ О ТОМ ЧТОБЫ Я НЕ УБИВАЛА КРОВАВЫМ СПОСОБОМ ТО У ЧЕЛОВЕКА ЕСТЬ ИНСТИНКТИВНЫЙ ЗАПРЕТ НА УБиЙСТВО.