Читать книгу День К. Сказки для взрослых - Александр Сих - Страница 5

Юрий, несмотря на завтрашний выходной день – в честь Дня «К» – и на сегодняшний сокращённый, по неизвестной причине был если не в подавленном, то в растерянном и смятенном состоянии духа. Причём – почти с утра. Что-то его гложило и терзало, выводя из чувства психического равновесия, отчего он, не находя причины своим внутренним метаморфозам, нервничал и моментами даже злился. Что было ему совсем несвойственно.

Лишь к концу смены он немного успокоился, заметив такой же душевный дискомфорт у своих коллег и подчинённых. Верящий в силу аналитического ума и в могущество логического мышления, всю дорогу домой Юрий пытался связать логическую цепь из звеньев умозаключений, с помощью которой надеялся укротить свою эмоциональную химеру, состоящую из головы печали, туловища грусти и длинного хвоста депрессии. Однако ничего путного не получалось. Видимо, потому, что духовные и душевные неполадки никакой логикой решить невозможно. Но Юрий, по натуре человек упрямый и настырный, не сдавался и упорно продолжал искать крохотную деталь – отправную точку, – с которой утреннее позитивное настроение сначала приблизилось к нулевой отметке, а потом и вовсе ушло в отрицательную сторону шкалы системы координат. Он применял и дедукцию, и индукцию, но в голову упрямо лезли всевозможные формулы, давно забытые, но каким-то чудом извлекаемые из самых глубинных недр памяти.

И Юрий готов был бы прийти в восхищение от этого крайне удивительного события, если бы не очевидный факт их нелепости и полной бесполезности в данном конкретном случае. Стоило ему начать рассуждения о зародыше дурного настроения, направляя мысли на поиск исключительно внешнего раздражителя, как тут же мозг, странным образом, давал сбой в программе и выдавал формулы из разных областей знаний. Из математики всплывали уравнения и функции, из геометрии – формулы расчёта площадей не только плоских, но и выпуклых фигур, которые он не просто давно забыл, а которые Юрий и в молодости слабо помнил. А вот физика напомнила о себе философским и демагогическим словом свобода – свободная энергия, свободное падение, свободные заряды. Но самое удивительное произошло, когда в спор вмешалась химия, без всяких реактивов и катализаторов вытолкав в шею все предыдущие науки, она ярким неоновым светом высветила в мозгу растерянного Юрия одну крупную формулу – С2 Н5 ОН. К чему бы? Он, может быть, и употребил бы эту формулу в разбавленном виде, но не хотелось. Категорически. До отвращения. Но, как оказалось, не ему одному. Группа рабочих из его цеха, шедшая впереди, с минуту вяло посовещалась, а потом дружно прошла мимо излюбленного места – бара, чего раньше никогда себе не позволяла.

Сей удивительный факт подтолкнул Юрия к открытию, что причина кроется не в частном, а в общем – странное происходит не с его отдельной личностью, а с обществом в целом. И, желая быстрее подтвердить свою догадку, он, со словами: «Интересно, какое настроение дома?» – ускорил шаг. А по дороге работающий сегодня автономно мозг самопроизвольно вывел новую дилемму – внешний раздражитель на личность или внутренний – на массы? И если первое выглядело типичным, то второе – абсурдным.

Открыв дверь своим ключом, Юрий снял кепку, куртку, переобулся в тапочки и сразу прошёл на кухню, ожидая увидеть жену именно там. Ожидание не оправдалось – приятный запах приготовленной пищи был, но жены не было. Зал был также пуст, а телевизор выключен. Сегодня по непонятной причине это его насторожило. Со смутным недобрым предчувствием он метнулся в спальню и увидел жену, лежащую на кровати и, как ему показалось, та не дышала.

– Лариса! – крикнул Юрий, бросившись к жене и яростно тряхнув ту за плечо.

Испуганная и сонная жена вскочила и хрипло спросила:

– Что? Что случилось?

Муж облегчённо выдохнул и опустился на кровать.

– Извини, – глухо сказал он, взяв её за руку. – У меня сегодня какое-то душевное беспокойство. Тревога. Что-то вроде предчувствия чего-то.

– У тебя тоже? – удивлённо спросила Лариса и придвинулась к мужу. – А я думала, это только со мной. И ведь с утра всё было замечательно: отпуск, опера, весна, праздник, а потом появилась какая-то настороженность, следом – апатия, начали одолевать грустные философские думы, что совсем выбило меня из привычной колеи. Превозмогая себя, я приготовила обед, покормила детей, и очень захотелось прилечь. Легла, закрыла глаза, а мысли в голове кружатся, вертятся, суетятся, будто за очень короткий срок хотят мне обо всём рассказать. Так, наблюдая собственные мысли в картинках, я и не заметила, как уснула. А сейчас вроде и настроение поднялось: все живы и здоровы. И все дома. – И вдруг спохватилась. – Ты же голоден! Пойдём на кухню, я тебя покормлю.

Юрий принялся с аппетитом есть, а Лариса, присев на табурет напротив, стала рассуждать:

– Ты помнишь, как я обрадовалась, когда ты купил билеты в оперу, где главную партию будет исполнять мировая звезда? – муж кивнул, продолжая жевать. – Этот обворожительный, гипнотизирующий тенор заставлял трепетать моё сердце, когда я его слушала, а тут… увидеть воочию?! Я была на седьмом небе от счастья! Но сегодня вдруг поняла…

Юрий замер, проглотил пищу и с интересом спросил:

– Что поняла?

– Я поняла, что как же низко находится моё седьмое небо. А ведь у других оно ещё ниже!

– Почему? – муж удобно перешёл на детские вопросы.

– А ты сам подумай. Вот что тебя заставляет восторгаться или злиться, когда ты смотришь свой футбол или хоккей? Ты же и себе с сыном устроил праздник, купив билеты на футбольный матч мировых звёзд?! Ну?

Юрий, поблагодарив за обед, отодвинул тарелку.

– Эмоции, – подумав, коротко ответил он. – Это зрелище. Оно захватывает и не отпускает.

– Наркотики! – неожиданно выпалила Лариса.

– Какие наркотики? – не понял Юрий. А может, просто сделал вид, что не понял, ведь он был вообще человек умный, а сегодня особенно. Почему-то. Вот только все пробивающиеся светлые мысли он глушил логическим мышлением, и это противостояние вылилось в суррогатный поток бесполезных формул.

– Ты сам ответил – эмоциональные. Но воздействующие не менее сильно, а может и мощнее, на наши сознание и душу. Ты хоть представляешь, сколько наркотиков нас окружает?! Тысячи! И как только мы теряем чувство меры, то подпадаем под их полное влияние и контроль. Мы становимся, как и все наркоманы, наркозависимы, только, в отличие от них, мы зависим от зрелищ, хобби, увлечений, превращаясь, попросту говоря, в эмоциональных маньяков. Зомби. Дорогой, ты не маньяк?

Дорогой, без намёка на улыбку, пошутил:

– Ещё хорошо, что не сексуальный.

– Да, наверное, – не менее серьёзно согласилась Лариса. – Хотя, – добавила, улыбнувшись, – учитывая, что мания, это страсть, не помешало бы чуточку больше этой самой мании-страсти, но, конечно, без садизма и прочих излишеств, с которыми непременно ассоциируют всех сексуальных маньяков. – Однако, не желая зацикливаться на второстепенной на данный момент теме, жена спросила более конкретно. – Вот скажи, Юра, честно – ты спортивный маньяк? Или, как это… фанат?

Муж вяло возмутился:

– Нет, ну это уже перебор. Маньяк… фанат… обычный спортивный болельщик со стажем. Переживаю, конечно, болею, но чтобы сходить с ума или, скажем, в порыве гнева устраивать скандалы и крошить мебель…

– Этого ещё не хватало! – перебила Лариса. – А ты ни разу не задумывался, болельщик со стажем, что вы, болельщики, переживаете и болеете куда больше самих игроков, их тренеров и даже хозяев команд. Как думаешь, что их всех больше всего интересует и их объединяет?

– Ну, Лара, не надо меня держать за ребёнка или за дурака. Это элементарно. Хозяев интересует прибыль, и всё, что её приносит, а игроков и тренеров – карьера: титулы, награды, деньги. Но совсем другое дело – игры на международном уровне! Сборная! Честь страны!

Лариса недружелюбно ухмыльнулась:

– Я уверена, что ты всё понимаешь, просто дразнишься. Ладно. В чём ты видишь честь страны? В том, допустим, что сборная выиграла чемпионат мира? Олимпиаду? Прекрасно! Но для кого в первую очередь? Юра, ты же умный, образованный мужик, неужели не понимаешь простых вещей? Выигрывает сборная – выигрывает правитель, выигрывает спортсмен – опять же выигрывает правитель. Уже давно из всех видов бесполезной человеческой деятельности именно спорт стал своеобразным политическим противостоянием государств. Ну, после постоянной демонстрации оружия, конечно. Страна, в лице правителя, повышает свой политический статус, спортсмен получает награды за ненужное ни одному человеку достижение, а сумасшедший болельщик, как идиот, ликует от счастья за тех и других. Юра, я сегодня узнала принцип существования всех государств. Он прост, как и всё гениальное. Человек государству должен всегда, государство человеку – никогда! И если оно что-то даёт, то ты должен отдать втройне. Формула элементарна.

Юра поморщился, услышав слово «формула».

– Да всё я понимаю! – раздражённо ответил он, удивительно быстро согласившись с женой. – Да, очень многое в этом мире несправедливо до уродливости и дикости! Когда плывёшь по поверхности, то ещё вроде ничего, но стоит нырнуть на глубину, так сразу захлёбываешься от негодования. Спортсмены, деятели культуры и искусства от земных владык получают деньги, квартиры, автомобили, ордена, звания, регалии, не совершив, по сути, не только ничего героического, но и полезного, а по телевизору, по всем каналам, неустанно крутят ролики с криками души родителей о помощи для их больных детей. Обращаются к людям, потому что больше обратиться не к кому. Даже дурак должен понимать, что в этой системе что-то неправильно, что-то больное, когда на здорового человека государству денег не жалко, а на больного ребёнка плевать.

– Вот! – воскликнула Лариса. – И где честь государства? А честь государства заключается в том, чтобы человека низкого сословия заставить работать дольше и лучше, чтобы человек высшего сословия также жил дольше и лучше. И ладно бы мы, но дети… Это уже не просто цинизм, а откровенная трансляция жестокости политической и финансовой власти.

У Юрия, от человеческой обиды на социально-политическую несправедливость, увлажнились глаза.

– И как это назвать, – сказал он, всхлипнув, – когда здоровый мудак, гоняющий в своё удовольствие по полю мяч, получает миллионы, а работяга, глотающий пыль и дым, гроши? И если для врача, учителя, инженера – это просто унижение, то для пахаря и рабочего – наглый плевок в лицо.

– Да, милый, вот так насмешливо устроен наш мир. Точнее, это человек так паскудно насмешливо соорудил свой мир. Но насмешливо, это когда нет жертв, а когда они есть… Вот, взять хотя бы этого самого тенора, имеющего мировую славу и немалое состояние. В чём его заслуга? В том, что у него есть голос? Но голос, это не его заслуга, это – дар, данный природой. – Подумав, поправилась. – Данный свыше. Даже спортсмен в этом отношении стоит несравненно выше, потому что, кроме данных Богом способностей, он неустанно должен совершенствовать своё мастерство. Я, конечно, согласна, что пение – это тоже труд. Да, певец тоже испытывает нагрузки и, может быть, потеет до мокроты рубашки. Но даже десять таких певцов не дадут за концерт столько пота, сколько даёт за смену один рабочий сталелитейного цеха! Ведь так, Юра?

Юрий, как начальник именно такого цеха, согласно кивнул головой, а Лариса и не собиралась останавливаться:

– Но самое страшное то, что человек, ослеплённый гордыней, всякий Божий дар приписывает исключительно себе и все получаемые блага считает заслуженными настолько, что тратит их на прихоти и глупости, забывая о несчастных, которые вынуждены существовать на грани жизни и смерти, и которых он мог бы хотя бы попытаться спасти.

Муж открыл рот, чтобы что-то сказать, но не успел.

– Хотя нет, – темпераментно продолжила жена, – есть ещё кое-что пострашнее. Те тысячи посредственностей, раскрученных ушлыми продюсерами и возомнившие себя мегазвёздами, которые переплюнули в своей гордыни и алчности даже людей даровитых! Это уже не культура, не искусство – это самый настоящий шабаш! Да, шабаш нечисти. – Лариса умолкла, но лишь для того, чтобы перевести дух и победоносно закончить свою разоблачительную и обличительную речь. – Но что меня окончательно убивает среди всех многочисленных зрелищ, так это массовая пропаганда жестокого, кровавого насилия под маской лживой добродетели. Мол, добро всегда побеждает зло, а хорошие парни калечат и убивают плохих. Насилие – это всегда насилие, а убийство, при всех смягчающих обстоятельствах, всё равно остаётся убийством. Но и это не всё! Секрет в том, что не будь на эту продукцию спроса, то не было бы и производства. А это значит, что виноваты не только производители этой псевдокультуры и псевдоспорта, но и потребители, то есть – мы, готовые с обожанием пожирать этот мрак, да ещё платить за это уродство деньги. И возможно, что, в своей скрытой порочности, мы, потребители, намного хуже их, производителей. – И уже на выдохе. – Это ужасно!

На этот раз Юрий свой шанс не упустил:

– Что-то, Ларочка, ты сегодня разошлась, – сказал он, улыбнувшись. – Я тебя такой никогда не видел… и не слышал. Как на митинге или на собрании.

Жена смутилась:

– Да я сама не понимаю, что со мной. Вот так и прёт всё это из меня. И хочется говорить, говорить, говорить. Как будто туман, окутывавший мозг, рассеялся, и стало всё ясно и понятно. Будто всё время был вечер и вдруг наступил рассвет, и все предметы ты уже видишь совершенно другими, не такими, какими они казались в полумраке. – Через паузу добавила. – Всё довольно противно и страшно. Оскар Уальд был, конечно, прав, когда говорил, что всякое искусство совершенно бесполезно, но он не учёл, что только человек может ухитриться превратить бесполезное в не просто полезное, а в очень ценное и выгодное, как с материальной стороны, так и с нравственной.

Муж мгновенно поддержал. Видимо, мозговой туман у него тоже рассеялся.

– С идеологической, – сказал он, целуя жене руку, будто говорил с ней о любви. – До двадцатого века она не имела ещё такого ощутимого влияния, столь катастрофического масштаба, которые приобрела эта растреклятая идеология с тотальным приходом к власти диктаторских режимов и с невиданным скачком научно-технической мысли. Именно двадцатый век всё расставил на те места, с которых и сегодня нами управляют и манипулируют. Двадцатый век явился тем «рубиконом», который перепрыгнуло, не задумываясь, а даже восхищаясь, человечество, не понимая до конца, что нам сулит в будущем триумвират из технологии, идеологии и человеческой мизантропии. А культура, искусство и даже спорт были вынуждены поступить на службу идеологии, чтобы иметь от власти то, чего никогда не добудешь, выращивая хлеб или вытачивая деталь. Ведь даже все эти песни, пляски и цирки несут в себе идею. Они должны не только развлекать, но и отвлекать человека от насущных проблем. От раздумий. От поиска самого главного. Принцип Геббельса жив и успешно работает – «развлекая, отвлекать».

Они сидели за кухонным столом, сцепив вытянутые руки, и с печальной нежностью смотрели друг другу в глаза.

– Одни должны отвлекать, – уже без всякого темперамента продолжила Лариса мысль мужа, – другие должны воспитывать в нужном для кого-то направлении, третьи – запутывать. Как человек, гомо сапиенс, может быть таким наивным и примитивным? Как человек разумный может смотреть все эти многочисленные идиотские шоу?! – И вдруг интонация голоса повысилась. – Как мы могли смотреть всю эту галиматью?! Какие же мы все бедные и несчастные! Нас убивают, а мы этого не чувствуем и не понимаем абсолютно, будто не из плоти и крови, а из проводов и деталей. В одном стихотворении, не помню автора, мне запало в память одно четверостишие, которое до конца я осознала только сейчас:

Атакуют мозг и не скрывают,

Что бой ведут по всем фронтам.

И не дома, а души нам взрывают,

Убивая Бога, который ещё там.

Убивая душу, в нас убивают любовь истинную, возвышенную и жертвенную, подменяя страстью инстинкта и холодом чувств, когда пульс учащается от физических движений, а не от мысли о встрече с возлюбленной или возлюбленным. И если пойдёт так дальше, то в будущем каждый человек станет иметь ледяное сердце, как Кай из сказки о Снежной королеве.

– И если такое происходит с нами, – сказал Юрий, крепко сжав в своей ладони руку жены, – то что говорить о детях?! Их неокрепшие души и умы калечат с самого раннего детства. Полная подмена ценностей, многочисленные детские шоу, скопированные со взрослых, уродливые игры в интернете.

– Вот ещё один мощный наркотик, в сравнении с которым все остальные блекнут, как электрическая лампочка перед Солнцем. В липкую паутину интернета – и смешно, и грешно – уже попадают не только мошки, но и взрослые, а то и старые мухи. И если на последних можно было бы махнуть рукой, то дети… какое они готовят себе будущее? Или им готовят?

Юрий первым решил разбавить чёрный негатив разговора более светлым позитивом, на его взгляд, переведя беседу с абстракции на конкретику.

– А давай завтра вечером не пойдём в оперу? – тихо предложил он, нежно поглаживая руку жены.

– А как насчёт твоего дневного матча по футболу? – спросила Лариса, с лукавой усмешкой глянув мужу в глаза.

– А ну его! – без тени сомнений отмахнулся супруг, к немалому её удивлению. – Мировой футбол превращается в театр-пантомиму звёздных недотрог и симулянтов. Смотреть противно! Честное слово! Вот только Игорёк…

Неожиданно глаза Ларисы блеснули и она воскликнула:

– А как здорово было бы завтра поехать в деревню!

– К моим родителям? – удивлённо спросил Юрий.

– Ну да, естественно, к твоим. Мои-то живут в городе.

– Да, но дети?! И если с Игорьком ещё можно попытаться затеять разговор на тему футбола, то Света… вряд ли пропустит вечерний карнавал на Главной площади и концерт своих кумиров?!

– А чего мы гадаем? Пойдём и спросим! – и шутя добавила. – Как следует.

Родители вошли в детскую комнату, когда-то одну, а теперь разделённую на две равные части, и замерли от неожиданного зрелища. Это был шок средней тяжести – их дети, лёжа на кроватях, читали книги. И это были не учебники, которые через силу приходилось брать в руки, а настоящие бумажные книги, именуемые художественной литературой, давно пылившиеся в двух книжных шкафах среди многих отечественных и зарубежных классиков, а теперь протёртые от пыли и возрождённые к жизни. И кем? Их детьми, которые до сего момента эти шкафы не замечали, будто их не было вовсе.

Мать стояла молча, приходя в себя, а отец воскликнул:

– Вот это да! Сегодня в лесу какой-нибудь охотник обязательно найдёт здорового мёртвого лося. Я мог ожидать чего угодно, но только не этого! Если бы меня попросили угадать, предоставив бесконечное количество вариантов, чем занимаются мои дети в своей комнате, я бы встретил старость, выдвигая версии.

Пятнадцатилетний сын Игорь удовлетворённо хмыкнул, а дочь Светлана, семнадцати лет от роду, заявила:

– Это говорит о том, папа, что ты плохо знаешь своих детей. Если не хуже – плохо о нас думаешь.

Радостный папа даже не стал спорить с таким категоричным и несколько оскорбительным, пусть и сказанным в шутливом тоне, упрёком. Тем более, если его незнание скрывало лучшие стороны детей. Но, как оказалось, это было ещё не всё.

– Ну, сынок, позволь полюбопытствовать, что тебя привлекло в нашей домашней библиотеке?! – сказал он и направился на половину Игоря.

Матери ничего не оставалось, как пойти полюбопытствовать к дочери, про себя уверенно полагая, что та читает какую-нибудь романтическую сагу о любви. Но и мать и отец были потрясены выбором своих детей. Это был второй шок, но на этот раз степень его была выше средней тяжести.

– Я не знаю, мать, – сказал громко Юрий, – насколько произвела впечатление на тебя наша дочь, но сын меня сразил наповал. Ни за что не угадаешь, кого этот юнец штудирует?!

Послушав секунд десять тишину и не дождавшись ни одной версии ни от одной дамы, он, ничуть, впрочем, не обидевшись, объявил:

– Этот неоперившийся птах пытается взлететь высоко в облака, чтобы постичь самого Бердяева! Каково?! Даже я, уже имея высшее образование, когда замыслил вникнуть в суть его творчества, был вынужден отступить.

Раздался ироничный голос Ларисы:

– Ты вспомни, как ты вникал. Представьте, дети: смутные и страшные девяностые, вокруг развал, неразбериха, народная растерянность. Хватались за любую работу, крутились, как кто мог, уставали как собаки, а тут ваш отец по случаю приобрёл у какого-то бедолаги неизвестного у нас философа Бердяева. Он полгода по вечерам засыпал на пару с ним, но так и не дочитал до конца ни одного его произведения. Как сейчас помню, называлось оно – «О назначении человека».

Дети рассмеялись, а оскорблённый отец шутливо парировал:

– Да, но я засыпал, окрылённый благородными мыслями и с верой в благоразумие человека. А в те годы порядочному, честному человеку без веры и оптимизма было не выстоять.

– И без трудолюбия, – добавила жена. – Но тогда мы были молоды и самоуверенны. К тому же, вас, детки, ещё не было даже в самых отдалённых проектах.

– Так что же читает наш первый проект? – спросил Юрий и сделал предположение. – Небось, «Лолиту» Набокова?

Но в ответ услышал голос не дочери, а опять жены:

– Если бы! – воскликнула та. – Даже я, филолог по образованию, этой книги так и не дочитала до конца. Ну, ещё версии есть?

Юрий усмехнулся, подмигнул сыну и сказал:

– Нежели «Декамерон» Боккаччо?

Лариса рассмеялась.

– Твоя неуклюжая попытка мести, дорогой, потерпела крах, – ответила она. – Эту книгу, к твоему сведению, я прочла.

– Ну да, конечно, – не поверил муж, – точно так же, как я Николая Александровича. Я очень хорошо помню, как этот фолиант каждый вечер ударял тебя по носу, когда ты пыталась читать его на ночь, и он угомонился только после того, как ты запихнула его обратно на полку, а сама переключилась на более лёгкую весовую категорию книг – брошюры Марининой и Донцовой.

Но решающий удар оказался за женой:

– Зато ты не можешь помнить, когда я, находясь в декрете, прочитала и её, и многое другое – в твоё отсутствие и в своё удовольствие.

– Всё, сдаюсь, – капитулировал Юрий. – Причём, по всем фронтам и направлениям. – И затих, ожидая развязки.

– То-то же! – победоносно сказала Лариса, тут же проявив к побеждённому великодушие. – Я дарую тебе прощение, потому что в то время ты вёл героические бои на трудовом фронте. – И уже после этого перешла к развязке. – Наша дочь читает роман Достоевского!

Юрий, конечно, был удивлён, но он понял, что это ещё не вся развязка, потому что, наверное, Достоевского читали многие и изучали в школе, и тайна кроется в чём-то другом. Всё дело, видимо, в романе?! И он вновь рискнул предположить.

– Неужели «Униженные и оскорблённые?» – спросил с оттенком иронии в голосе.

– Ты опять проиграл, дорогой, – разочаровала супруга. – Это роман, – она выдержала паузу, – «Бесы», которых, кстати, я, к своему стыду, так и не осилила в молодости.

Муж не стал ни упрекать, ни оправдывать жену в её раннем филологическом проступке, а обратился с вопросом к детям, мимолётно, правда, подумав, что сегодня автор был бы шокирован их количеством:

– Игорь! Света! Что с вами случилось? Что-нибудь произошло в школе?

Первым ответил Игорь:

– Да ничего не случилось. Просто настроение какое-то странное и непонятное.

– Да, – включилась в разговор Света, – и желания странные. Да и не желания, а… как бы это сказать… – потребности, во! Да и в школе…

– Что, в школе? – настороженно спросила Лариса.

– Тоже всё не так, как всегда, – ответил Игорь. – И учителя, вроде те же, а вроде и другие. Не такие, как обычно.

– Ну, со взрослыми ладно, – облегчённо вздохнула мать, – они сами с собой разберутся. А что с вами? Как же компьютер после школы? Смартфоны?

– Как видишь, всё на месте, – пошутил Игорь.

– Я вижу, что на месте, но почему вы не на привычном месте? Я начинаю волноваться.

– Так что, чтобы тебя успокоить, надо тупо счас влезть в комп или смартфон? Тогда будет всё нормально? – вспылил Игорь.

Оправдания матери опередила дочь.

– Успокойся, мама, – утешила Света, – всё нормально. Просто нам сегодня очень сильно захотелось почитать какую-нибудь умную книгу.

– Да, захотелось почитать, это пусть и нонсенс, но всё равно я понять ещё могу, – Юрий, не удовлетворённый таким ответом, докапывался до сути. – Но выбор книг! Игорь, ладно, он любит прикалываться, потому что иначе я это назвать не могу, но…

– Да не прикалываюсь я! – обиделся сын. – Ну не знаю, почему я выбрал именно эту книгу! Рука сама к ней потянулась.

– Хорошо, – согласился отец, – пусть так. Но ты, Света, девушка самого романтического возраста, почему «Бесы»? Я бы ещё мог понять, если бы, скажем, «Преступление и наказание», или «Подросток», да даже «Братья Карамазовы»! Но «Бесы»?!

– Папа, мама, – дочь обратилась к родителям с успокоительной речью. – Я тоже ничего объяснить не могу и удивлена не меньше вашего. Ну вот захотелось и всё! Как будто кто-то подсказал или подтолкнул взять именно эту книгу. О чём, кстати, я теперь нисколько не жалею, и пока мы все дружно попусту болтаем, время уходит, а я ведь могла читать. А, в общем и целом, всё хорошо. Все живы и здоровы, а главное – счастливы.

– Извини, доченька, я не подумала, что для тебя это так важно, – нежно проворковала Лариса, а Юрий, посчитав момент самым благоприятным, перешёл к главному:

– Когда всё хорошо, это очень хорошо! Но для полноты жизни, здоровья и счастья человеку просто необходимо вырываться из удушающей суеты города на лоно природы…

– Предлагаете махнуть на деревню? – осведомилась из своей половины сообразительная дочь.

Ответила Лариса:

– Да. Мы тут с папой посоветовались, и я решила… – она нарочито сделала паузу, чтобы все улыбнулись, – завтра с утра поехать к бабушке и дедушке. Они старенькие, а мы их так редко навещаем. Нет, мы с папой, конечно, понимаем, что у вас на завтра свои планы, но мы очень просим вас всё обдумать и дать ответ – вы с нами или останетесь дома?

Юрий смотрел на сына в его комнате, а Лариса – на дочь в её половине. Родители, почему-то, волновались.

– Па, а как же футбол? – с хитринкой в глазах задорно спросил Игорь. – Ты, помню, сиял от радости, когда показывал мне билеты?!

– Я не думаю, сын, что какой-то футбол может принести больше радости, чем встреча с родными, дорогими людьми. Разве не так? Другое дело ты?!

Игорь, к удивлению родителей, сначала возмутился а потом согласился:

– Разве я сволочь? Я тоже люблю всех своих бабушек и дедушек! А футбол… тоже мне, футбол! Цирк, а футболисты – клоуны! Насмотрелись на прошлом чемпионате мира! Своими падениями и гримасами боли достали! Унижают себя, болельщиков и футбол. Какая-то пошла эпидемия, и то все. Даже звёзды занимаются клоунадой – и Роналду, и Месси, а король клоунов – Неймар. Поголовно разукрасили себя идиотскими тату и думают, что теперь они крутые парни и мужества им не занимать! Раньше так делали дикари и эти….ну как их? В тюрьме которые. Заключённые! Ну и нафиг мне на них смотреть! Да ещё в каком-то развлекательном матче!

Юрий облегчённо вздохнул и воодушевлённо крикнул:

– Мужчины согласны! Что скажут дамы?

– Дамы, в принципе, тоже согласны, – спокойно ответила Света, задумчиво глянув в окно. – Только завтра, вообще-то, я весь день планировала провести за чтением.

– Доченька! – воскликнула счастливая мать. – Лишь бы было желание читать! А когда у человека есть желание, то время на это он всегда найдёт. Как здорово! Как я рада, что мы все вместе! – Потом вдруг спохватилась. – А как же твоя вечерняя тусовка? Звёзды эстрады? Ведь неизвестно, во сколько мы вернёмся.

– Да ну их! – резко выпалила Света, а на лице отразилось пренебрежение, граничащее с отвращением. – Когда ещё музыка, песни – вроде кайф, хотя сегодня начала подозревать, что и этот кайф – иллюзия. А если взять в жизни… внутри… звёзд всё больше, а мрак всё гуще. – И неожиданно спросила. – Ма, а как же твоя опера? Ведь второго шанса увидеть и услышать уже может и не представиться.

– Ах, милая моя, даже сотни тысяч кумиров не стоят одного семейного счастья! – воскликнула Лариса и поцеловала дочь в щёку. – И не зря ведь сказано, что нельзя создавать себе кумиров. – Улыбнулась и добавила. – Вредно для здоровья. Итак, решено, – завтра едем!

– А как же билеты? – не унималась вдруг ставшая практичной Света. – Два на футбол, два в оперу, один на концерт – деньги не малые?!

– Эх, ребята! – сказал Юрий, вставая. – Вам же мама только что сказала, что за деньги можно купить сотни тысяч кумиров, но и одного счастья ни за какие деньги не купишь! Пусть это будет подарком счастливых людей богатым и знаменитым людям. Хотя, я думаю, они вряд ли сумеют оценить нашу щедрость.