Читать книгу День К. Сказки для взрослых - Александр Сих - Страница 6

Две недели прошли для Президента в обычном рабочем режиме: рауты, визиты, выступления, взбучки подчинённым. Говоря одним словом – в заботах. Но особое внимание он, конечно, уделял предстоящему празднику, размах которого в этот раз был настолько широк, что даже сам Президент, как ни старался, не смог увидеть последние нули, уходящие за горизонт расходной сметы. Той суммы, которая была потрачена на его проведение, и уж совсем не имел представления о тех совсем не пустых нулях, которые извлекли из этого числа старательные чиновники на свои карманные расходы.

Но Президент не переживал по этому поводу, потому что для своего народа он был готов и на большее. А ещё потому, что был уверен: несмотря на страшный, но глупый сон, народ его уважает, любит и в благодарность за его, Президента, заботу проявит патриотизм и покроет все расходы с лихвой. И все предпосылки к этому были. Билеты по всей стране и абсолютно на все мероприятия разошлись через кассы, интернет, общественных распространителей и руководителей всех мастей и оттенков ещё за неделю до праздника, и Президент, радостно потирая руки, рассчитывал на массовый народный ажиотаж. Однако, как говорится в народной мудрости, Президент предполагает, а…

Первые смутные предчувствия обещанного незнакомцем подарка в виде шутки, он почувствовал ещё ранним утром – за завтраком. Невесть откуда появилась изжога, а следом за ней Президент поперхнулся. И хотя он благополучно выплюнул кусок бутерброда, больше есть не стал и настроение его резко ухудшилось. Пришли на ум последние слова, брошенные незнакомцем перед уходом, которые глубоко врезались в память, и этот рубец не заживал все две недели тяжких президентских хлопот, забот и мытарств. И хотя Президент и считал того своим другом, но он, без всяких сомнений, допускал мысль, что его куратор способен выкинуть любой фортель, вплоть до злого сюрприза. Однако, анализируя их долгое сотрудничество, он всецело тому доверял и надеялся на лучшее. И не просто на лучшее, а на прибыльно лучшее. Шутки шутками, а как ни крути, они всё-таки с незнакомцем друзья! И если не закадычные, то старинные. Так думал Президент. Все две недели. До самого утра праздничного дня.

Второй сигнал тревоги уже никак не подходил под категорию смутного интуитивного предчувствия, а явился вполне конкретным сообщением лица, непосредственно ответственного за проведение и безопасность народного праздника.

– Ваше величество, – сказало лицо дрожащим голосом, – мне это тяжело говорить, но, как ни прискорбно, я обязан поставить вас в известность, что традиционные шествия в городах и населённых пунктах идут крайне вяло и малочисленно.

– Почему? – строго спросил Президент.

– Сам ничего не понимаю, – искренне ответил ответственный чиновник, а его блуждающий взгляд действительно выражал полную растерянность, страх и неподдельную скорбь. – Ведь народ так полюбил это мероприятие!

– И где этот народ теперь? – Президент метнул испепеляющий взор, которым уже не раз сжигал своих подчинённых прямо на их рабочих местах, и погорельцы в жутком испуге покидали свои высокие должности, а иногда и домашний многоэтажный уют. – Чем мой народ занимается?

– Как сообщают надёжные источники, со вчерашнего дня что-то произошло, наверное, в атмосфере, потому что большинство людей впало в какую-то непонятную философскую меланхолию. Они стали избегать массовых сборищ, а предпочитают подозрительные локальные уединения. И на данный момент многие сидят по домам, другие уехали в деревни или на дачи, третьи, уединившись, гуляют за городом либо в одиночестве, либо парами. Всё это очень странно.

Доложив обстановку, ответственное лицо опустило голову, а Президент, ударив кулаком по столу, закричал:

– Не доглядели! Не проконтролировали! Не организовали! Уволю! Посажу! Расстреляю! Без суда и следствия! А тебя – лично!

Слова, словно настоящие пули, пронзили мозг чиновника и, не убив наповал, засигналили красной лампочкой тревоги и потенциальной смертельной опасности. Ему нестерпимо захотелось бежать, немедленно и куда-нибудь, лишь бы подальше отсюда. Он даже попытался что-то предпринять, но, вяло дрыгнув ножкой, почувствовал, как быстро доселе крепкие ноги стали ватными, как полное лицо, вмиг потерявшее всю ответственность, залилось пунцовым нездоровым румянцем, как по вспотевшей спине побежали гуськом, скользя и толкаясь, трусливые мурашки, а по чёрствому сердцу резануло острое и холодное лезвие ужаса.

– Исправить! – уже спокойно приказал Президент, видя, что его подданный может не дожить до расстрела. – Любой ценой! У меня делегации из других государств. Мало того, что полно туристов и журналистов, но и почтили своим присутствием мои коллеги – Президенты. Что я им покажу? Бардак? Что у меня до того тёмный народ, что отказывается от зрелищ? Что они подумают? Даю час, чтобы исправить ситуацию. Исполняй!

Но исправить ситуацию не получилось, и не только потому, что ответственного чиновника сразил инфаркт, а потому, что не всё подвластно человеку, даже если этот человек очень властен. А ситуация тем временем, с течением этого самого времени, лишь усугублялась всё более наглядным примером полной апатии народа ко всем праздничным, грандиозным мероприятиям. Кульминация апатии пришлась на послеобеденное время.

Когда Президент со своими иностранными коллегами заняли места в VIР-ложе для получения удовольствия от суперзвёздного футбольного матча, то их удивлённым взорам предстали абсолютно пустые трибуны. Вышедшие на поле футболисты и толпившиеся вокруг поля аккредитованные журналисты недоуменно вертели в разные стороны головами и видеокамерами, пытаясь отыскать хоть одного болельщика, который, надрывая голосовые связки, рискнул бы изобразить аншлаг.

Получив, столь сокрушительный штрафной удар по политическим воротам и размочив «репутацию» голкипера, Президент, призвал на помощь всю свою находчивость и изобретательность. Он сделал попытку если уж не отменить, то хоть оправдать коварный и несправедливый гол в свои ворота, заявив, что он ещё вчера дисквалифицировал всех болельщиков за халатное отношение к родному чемпионату. Никто, конечно, этому объяснению не поверил, но и спорить не стали, как, впрочем, и отменять матч. Все профессионалы, понимают – раз деньги уплачены, то хочешь, не хочешь, а будь любезен отработать.

Игроки, так ничего и не поняв, провели полуторачасовой спарринг, в котором отрабатывали стандартные ситуации и нагло демонстрировали выпендрёж индивидуального мастерства. Однако предпочтение отдавали совершенствованию техники красивых падений и новым видам мимики при изображении боли.

Судья также веселился вовсю, но карточки, как и положено, раздавал направо и налево. Важные персоны, насмеявшись в первом тайме, второй тайм с удовольствием проспали и остались, в целом, игрой очень довольны.

Ну и последний удар, к которому, надо сказать, Президент уже был готов, хотя отразить всё равно не сумел, был нанесён вечером, когда здание оперы, а также театры, рестораны, бары и площадь, на которой должны были выступать звёзды эстрады, оказались, как и трибуны стадиона, пусты. Такой оказии не случалось даже в тяжкие времена страшных, опустошительных войн, потому что эгоистичное стремление человека к веселью, утехе и получению телесных удовольствий блокирует душевное сопереживание человеческому горю и людским страданиям. И оправдание всегда под рукой – не унывать и с оптимизмом смотреть в будущее. Но в этот раз что-то в сути человеческой природы дало сбой.

Затянувшаяся растерянность среди звёздных скоплений оперы, театра и эстрады вылилась в яростное возмущение многих из них недопустимым поведением толпы, посмевшей хамски плюнуть в их тонко устроенные и легко ранимые души. Ранимые души в отместку также плевались, ругались не литературными словами и совсем не мелодичными голосами, а некоторые, наиболее ранимые, показывали в пустоту неприличные жесты.

И лишь немногие представители культурного «Олимпа», наглядно прочувствовав свою уязвимость и зависимость от этой самой толпы, спустились со своей лучезарной горы, принесли в многочисленные видеокамеры слёзные извинения, потом с энтузиазмом исполнили свою работу, а причитающийся гонорар перечислили детям, нуждающимся в лечении. Однако всех звёзд затмила оперная труппа во главе с мировым тенором. Они во всю мощь своего таланта выдали на бис пустого зала оперу «Пиковая дама», три раза выходя на сцену для поклона, далее, как и положено, извинились и перечислили деньги, а после этого, уставший тенор Герман, дал интервью-монолог, где усиленно поднимал – лежавшие до этого без чувств – важные жизненно философские вопросы, откровенно вскрывал гнойные язвы человечества, и в частности – культуры и искусства, призывал людей к любви, доброте, гармонии, закончив свою пламенную речь монументальной фразой Бетховена: «Я не знаю иных признаков превосходства, кроме доброты».

А вот последними словами Президента – не совсем, конечно, последними, а только последними перед сном, – измученного физически и морально, были менее возвышенными, но не менее прочувствованными:

– Грозился, грозился и всё-таки наказал! Такой позор! Для меня сегодняшний день стоил десятка лет жизни! Ну, нельзя же так жестоко шутить! Это бесчеловечно! – и вдруг призадумался. – А если эта шутка не закончится одним днём? Он бывает жесток и злопамятен, уж я-то его знаю. Что же, в таком случае, будет дальше?

Но дальше, на радость многим, всё стало на свои места, и жизнь покатилась, как и прежде – Солнце светило всё ярче и грело всё теплее, а духовный туман сгущался и становился всё плотнее и плотнее, охлаждая души людей всё сильнее и сильнее.