Читать книгу Операция «Шасть!» - Александр Сивинских - Страница 3

31 мая 20.. года в два часа пополудни из подъезда единственной мультиэтажки по Малой Кронштейновой улице вывалился Попа. Попой Алексея Попова друзья называли, естественно, из-за фамилии, а больше – из-за Лёхиной привязанности к данному слову. Слово служило ему для выражения различных эмоций, а также в роли конечного пункта для посыла неприятных субъектов.

Вульгарной же матерной лексикой Лёха обычно не баловался. Напротив, ревностно культивировал подзабытое у нас семиэтажно забористое (не путать с заборным!) искусство. Потому же постоянно носил Лёха при себе записную книжку, куда сладострастно заносил неизвестные дотоле речевые обороты, неологизмы, идиомы, метафоры и оригинальные словообразования. Как всякий истый ценитель изящной словесности, он ревниво следил за последними достижениями в этой области. Знал назубок историю русского мата и в любом состоянии мог расправить перед любопытствующими семантическую цепочку опорно-ключевых позиций национальной гордости великороссов. Однако применял Попов свои знания и умения исключительно в здравом уме и твёрдой памяти, с холодной, ясной головой, строго дозированно. Помнил: пусть без соли пища пресна, но и кушать соль ложками – чревато.

Сейчас Алексей был на взводе: в запарке, в горячке, – в общем, в той самой попе. Жалкие потуги дождя-доходяги остудить горячую льняноволосую голову ни к чему не приводили. Лишь редкие капли долетали до середины чела тридцатилетнего отрока, чьи тёмно-синие глаза буквально излучали физическое недовольство реальностью, данной ему в ощущениях.

А ощущения были – не пожелаешь злейшему врагу. Да и враги, если присмотреться, шныряли вокруг когортами. Легионами. Бессчетными полчищами! Располагались эти гады большей частью за рулём. В разгар трудового дня вражьи автомобили шли по проспекту Градоустроителей, центральному картафановскому автобану, непрерывным потоком. Шли на бизнес-ланч и с бизнес-ланчей. На деловые и романтические свидания. В магазины, в салоны, в сады-огороды. Они отвратительно шуршали, скрипели, гудели, смердели и пересекали блеклую «зебру», перед которой замер Попов, без малейшего намёка на торможение.

Алексей взалкал. Динамита, пластида, гексогена. Противотанковых гранат и мин. На худой конец, мало-мальски крупного калибром пулемёта с подствольником. Одним словом, крови. Моря крови. Ну и до кучи – кучи трупов.

Организм требовал действия, и Попов решительно шагнул на «зебру», сжимая в кулачищах воображаемый гранатомёт.

Враги, опешившие от партизанской вылазки бунтаря-одиночки, спешно притормаживали, смешивая ряды. Самый главный враг на страховидном джипе, оглушительно сигналя, остановился буквально в паре сантиметров от Попова, едва не наехав на его представительские «лакировки». Тонированное водительское стекло опустилось, явив голову микроцефала на бюсте терминатора. Голова была в непроницаемо-чёрных очках, бюст – в растительности и златых цепях. Голова передёрнула челюстью, как затвором, и начала шмалять в Лёху очередями из игрушечного автоматического пистолета:

– Да ты козёл в натуре ща я тебя урою братки подгонят похоронят в асфальт закопают кто ты такой козёл сюда ходи ща ты у меня не ходить летать будешь…

Однако, наткнувшись на рвущийся с поводка взгляд и подсознательно почувствовав воображаемый гранатомёт, терминатор запнулся, икнул и поспешил убраться в салон. Непроницаемые ставни захлопнулись с душераздирающим скрежетом.

Отчасти удовлетворённый Алексей достал пачку «Примы» и миролюбиво протянул к лобовому стеклу автомонстра: угощайся, брателло! Брателло, вместо того, чтобы угоститься, тупо прятался внутри. Так и не дождавшись реакции, Попов сказал «Эх ты, чуча», со вкусом закурил сам и победоносно зашагал через проспект.

* * *

Генеалогическое древо Поповых простёрло мохнатые корни-щупальца далеко в века. Самый толстый и ядрёный корень змеился от знаменитого изобретателя радио. И хотя впоследствии в пышной кроне славного древа можно было обнаружить клан клоунов, разветвлённую писательскую сеть, культового британского попсовика по прозвищу Игги Поп, – но картафановскую диаспору напитывал соками именно инженерный корень. Засевшие здесь Поповы (без исключения большого творческого потенциала люди, симпатяги и умницы) трудились в конструкторском бюро секретного предприятия «Луч».

Не избежал инженерской участи и Алексей Леонтьевич Попов, обладатель ясной головы и есенинской наружности. Природе оно, конечно, известно, откуда у парня рязанская грусть, да только разве ж она сознается? Мы же заметим: за подобный типаж киношные «мыловары» немало бы голов друг у друга поотрывали. Впустую, конечно. Алексей Леонтьевич в попе видел всякие там синематографы. Он являлся пламенным конструктором механизмов будущего и романтиком робототехники. А по совместительству певцом русского бильярда.

Создаваемые им фантастические изделия без остановки завоёвывали призовые места и дипломы на различных специализированных выставках. К его ноу-хау втихую подбирались вороватые и мастеровито-юркие представители дальнего зарубежья. Подбирались долго и безуспешно, поскольку для Алексея честь отчизны не была звонкой фразой. В конце концов, эти барракуды промышленного шпионажа и стервятники патентоведения, заморившись уговаривать дурня и строптивца, решили попросту откупить вожделенный пакет документов у руководства предприятия. Под прикрывающий шумок какого-то якобы инвестиционного проекта и практически за бесценок.

И ведь удалась им афера века, вот в чём весь серпантин!

Лёха узнал об этом только вчера, случайно, зацепив в Интернете хвастливую информацию о «новейших разработках ниппонских гениев».

Все до единой разработки были его собственные.

Переговоры с директоратом оказались на редкость непродуктивными, зато краткими. Хоть официальную ноту протеста и украсили самые отборные «матовые» жемчужины из коллекции инженера, компромисса не случилось. Разновысокие договаривающиеся стороны говорили, как всегда, о разном. Вшивые толковали о бане, то есть о плачевном финансовом положении КБ, которое необходимо преодолевать. Попов – о будущем отечества и интеллектуальной собственности. Консенсус в итоге остался всего лишь нерусским словом.

Предложенные отступные подневольный отступник чрезвычайно энергично отправил куда следует. И ушёл, как водится, не попрощавшись, «позабыв немой футляр».

Уйти-то он ушёл, но вздувшийся фурункул смятенья и гнева продолжал тревожить Попова. Чесался, проклятый. Вскрыть его следовало при помощи верного кия.

Для выполнения операции Алексей отправился в клуб «Black Jack». И всё вроде бы складывалось хорошо – уже сыгрались с положительным балансом разминочные партии, уже заскакали в яблочко, как намагниченные, дуплеты… Как вдруг, на Лёхину беду, пошёл удар у Герки Немчика. Удар, выдержать который Попа не смог. Костяные шары, пущенные Геркой, проехались по Лёхе с неумолимостью асфальтового катка.

Окончательно озверев от милостей судьбы, расплющенный, униженный и оскорблённый, Алексей до утра слонялся по увеселительным заведениям, завивая горе верёвочкой. Однако мэтр прав: сколь верёвочка не вейся, всё равно совьёшься в плеть!..

Плеть принялась стегать Лёху ближе к полудню 31 мая. В основном по буйной голове. Голова немелодично звенела и разбухала точно от грыжи. Вот почему, после нудных физических и нравственных мытарств, несчастный владелец грыжи оказался на проспекте Градоустроителей.

Возле пивной палатки.

* * *

– Две порции, – почти не разжимая губ, пробормотал Попов, чувствуя, что это вовсе не его язык шевелится, а чревовещает грыжа.

Он кивнул в сторону разливного. Кивок усугубил Лёхины страдания до максимума.

– Три, – профессионально оценила состояние клиента сестра милосердия. Вместо шприца или клизмы её нежная лапка сжимала рукоятку крана, запирающего внушительную пивную ёмкость.

«Две», – возразил ей пальцами окончательно одуревший клиент.

Профессионализм продавщицы был, конечно, выше всяких похвал, в этом-то Лёха не сомневался. Просто он смутно, неохваченными грыжей клетками мозга, помнил, что денег хватает всего на две порции лекарства.

– Ну, две так две. Главное начать! – легкомысленно прощебетала продавщица и соблаговолила, наконец, открыть краник.

– Главное – кончить! – вяло отшутился Лёха, принимая спасительные сосуды.

Замороженные губы точно магнитом притянулись к первому стакану. Говорят, нельзя объять необъятное. После размыкания губ Алексей Попов объял бессмертие. Когда последние пивные капли, ни на секунду не задерживаясь в гортани, упали вниз, он понял, что будет жить вечно. Он будет играть на бильярде Вселенной. Будет загонять шаровые скопления в «чёрные дыры». Он – будет!

Лёха медленно выдохнул остатки септичного воздуха. Милостиво кивнул ординатору службы его спасения и двинулся со вторым стаканом к выходу.

Дождь к тому времени, оказывается, предусмотрительно отступил к северо-западной окраине города, выкинув вместо белого флага весёлое радужное полотенце. Солнце распалено набросилось на лужицы, заскакало по витринам и стёклам машин. Разномастные зелёные насаждения в скверике за пивным павильоном, томно потягиваясь, так рьяно заиграли хлорофилловыми фибрами, что у Алексея защипало в носу.

И врагов-то, вроде, стало поменьше.

Настроение стремительно восставало из руин. С просыпающимся интересом к бытию Алексей смаковал пиво. Весьма кстати неподалёку продефилировала аппетитная блондинка. Попов сопроводил чаровницу взором, убеждая себя, что лучшей закуски, чем это вкусное зрелище, трудно представить.

Внезапно сзади на плечо опустилась тяжёлая длань. Знакомый хрипловатый баритон произнёс:

– Здорово живём, господин инженегр.

Осторожно развернувшись, чтобы не расплескать драгоценный напиток, Алексей увидел старинного друга Илью. Гиганта, силача, профессионального боксёра и сердцееда. Илья был неузнаваем. Свежий солодовый запах плотно обволакивал его небритую морду. Коротко остриженные волосы казались взъерошенными. Таким Попа наблюдал Большого Брата один-единственный раз, лет семь назад. Когда тот, в условиях затяжного насморка, проиграл финал регионального чемпионата молокососу Деревянному Панде.

– Здорово, Илюха! – сказал Попов. – Ты чего смурной?

Илья Муромский, несмотря на недюжинный рост и физиономию наподобие кое-как отредактированной личины Квазимодо, нрава был легчайшего. По сути, был он чистым психоэнергетическим донором. Потому-то, видать, возле него даже отъявленные и прожжённые мужененавистницы колебались в своём кредо. Количество феминисток, павших в объятия этому виртуозу мордобития, счету не поддавалось. Конечно, доброму и безалаберному бутузу ещё в детско-юношеской спортивной школе внушили, что добро должно быть с кулаками. Только ведь мягкое сердце – не мачехин калач, скоро не зачерствеет. Каждый раз искренне кручинился крепенький паренёк Илюшка, наподдавав сопернику по сопатке. Да и впоследствии, отведав амброзию победы, Муромский испытывал жестокие душевные муки, посылая соперников в нокаут.

«Может, и сейчас кому-нибудь чересчур сильно врезал, – подумал Лёха, – оттого и страдает?»

Илья осторожно захватил Лёхин стакан с пивом и, не замечая прилепившуюся к нему руку, проглотил содержимое одним глотком. Попов поражённо крякнул. Пить и курить Муромский бросил в девятом классе.

– Попчик, дорогой! – с бесшабашной лихостью загульного купчины воскликнул Илья, сминая в кулачище опустевший пластиковый сосуд. А с ним и Лёхину кисть. – Поедем-ка, братишка, кататься…

– Чего вдруг? – полюбопытствовал Лёха, осторожно освобождая руку из Илюхиного захвата.

– Тут, Лёш, такое дело, понимаешь… Немыслимое дело. Можно сказать, мировое зло пошло войной на всё прекрасное.

Попов, вспомнив собственный разговор с начальством и последовавшее фиаско в «Black Jack», заявлению Ильи вовсе не удивился. А тот продолжал:

– Мне, МНЕ предложили лечь под Хмыря! Ну ты же знаешь Хмыря. А Бакшиш, мой промоутер, шепчет, змей: «твой последний бой». Типа шанс нарубить капусты на пенсию. Нет, ну не поганец ли? Я – и на пенсию. Я – и под Хмыря! Если б нас один перчила не разрулил, то!.. У-ух! Ты ж меня знаешь.

Алексей знал. Ой, как знал.

«Видать, жадность Бакшишу совсем мозги своротила, раз решился такое Илюхе предложить, – подумал он. – Интересно было б взглянуть на перчилу, который смог нашего медведя от буйства удержать».

Илья посмотрел ему в глаза.

– Поехали, Лёшка, а? Пить будем, гулять будем, а смерть придёт – помирать будем!..

– А может, брат, погодим помирать-то? – сказал Лёха, которому первая часть Илюхиного лозунга понравилась намного больше, чем вторая.

– Об чём речь! – с восторгом согласился Илья. – Да запросто! Оно же только родить нельзя погодить, а остальное хоть бы хны.

* * *

Кататься перед питием и гуляньем предлагалось на возлюбленной «Окушке» Муромского.

Из машины навстречу им поднялся незнакомый Попову заджинсованный мэн. Среднего роста, с обаятельной улыбкой и пронзительным взглядом тёмных, глубоко сидящих глаз. С усиками.

– А вот и перчила, о котором я тебе говорил, – с гордым видом личного друга всех перчил в округе отрекомендовал его Илья. – Знакомься, Лёшка, это Никита Добрынин. Бывалый вояка и вчерашний санитар изнанки наших каменных джунглей. То есть морга. А это, Никит, – Лёха Попов, мой корешок, корешище, корефанище.

Знакомство продолжилось крепким рукопожатием. Кисти Алексея и Никиты сомкнулись, сжались и… расслабились. Заметно было, что обе стороны остались довольны проскочившими искрами обоюдной симпатии.

– Ну-с, бояре, биться, так биться! – вскричал Алексей, чувствуя необычайный душевный подъём. – Где это хреново мировое зло?!

Муромский, значительно подняв указательный палец, важно ответил:

– Мировое Зло есть реверс Мирового Добра!

– Или аверс, – задумчиво поддержал философскую нить разговора новый знакомый. После чего в порядке резюме, на одном дыхании выдал пышный букетище красных словес.

Трава пригнулась. С ближайших кустов и деревьев посыпались остатки дождевой воды.

Лёха, совершенно обалдев, с обожанием воззрился на человека, так непринуждённо разбрасывающего смарагды, сапфиры и гранаты великого и могучего языка. У самого-то у него язык прямо-таки онемел. Он только и смог спросить:

– Что так-то?

– Прощание со славянкой, – кратко ответствовал Никита. И положил рядом с ещё дрожащим в воздухе первым букетом второй, более пышный и осязаемый.

Неизвестно, как он там разрулил ситуацию с Илюшкиным Бакшишем, но Алексея речевая мощь перчилы Добрынина пробрала до самых корней. До кончиков.

– Так мы едем? – полюбопытствовал для порядка Муромский.

– Безусловно, – сказал Алексей.

– По коням, – подытожил Никита.

Троица компактно распределилась по салону «Оки». Дружелюбно заурчал отлаженный движок. Из-под правого колеса порскнул на тротуар здоровенный дымчатый котище, затмив на мгновение водителю и пассажирам белый свет хвостом невероятных размеров.

Место подвига ждало героев. Почва была аккуратно взрыхлена и унавожена. В Третьяковской галерее антикварные часы XVIII века пробили два часа пополудни.