Читать книгу Операция «Шасть!» - Александр Сивинских - Страница 6

Когда справные молодые люди в процессе пития в доброй компании подбираются к пол-литровой отметке (каждый), разговор по славной русской традиции неизменно сворачивает с политеса на Большую политику. Не избежал подобной участи и наш триумвират.

Прихлёбывая вкусный водочный напиток, мужчины выслушали безрадостное повествование Попова о том, как он оказался там, в чём находится.

Похрустели корнишонами. Помолчали каждый о своём. Первым скорбную немоту поборол Илья:

– Ну что я тебе, Попчик, могу сказать? С бильярдом ты, конечно, сам забил на своё счастье. Зачем уж так-то было дурить? Всегда можно удержаться в рамочках…

– Это ты у нас один такой, – пробурчал Алексей, – можешь держать себя в рамочке.

Он кивнул на застеклённую настенную фотографию, где улыбающийся хозяин держал аж три чемпионских пояса.

Друзья рассмеялись.

– Эх ты, словоблуд! – пожурил Муромский. – Ладно, пёс с ними, с рамочками. Вернёмся непосредственно к полотнам. Ты, Лёш, на электронике и прочих хитрых полупроводниках собак съел побольше, чем весь корейский народ. Да плюнь, в конце концов, на свою контору.

– То есть как это – плюнь?

– А слюной. Когда я ещё говорил, что разбрасываешься ты мозгами. Что за кидалово такое, в самом деле! Да любое буржуйское предприятие за тебя ухватится всеми пальцами, не исключая тех, что на ногах. И бабок навалит по самые помидоры! А может, и по адамово яблоко. Что, разве не так?

– Так-то оно, положим, так. Да только…

– Никаких колебаний! – Илья яростно погрозил Попову пальцем. – Никаких! Вперёд, на просторы мирового интеллектуального океана! Что, на Картафанове свет клином сошёлся?

Он строго осмотрел комнату, словно отыскивая след картафановского светового клина. Безрезультатно.

Никита, повинуясь внезапному и неодолимому как чихание стремлению помочь Муромскому в поисках, заглянул под стол. Светового клина не обнаружилось и там. Зато обнаружилась початая бутылка водки «Государыня Императрица». Кто её туда запрятал, было не вполне ясно.

«Государыня Императрица» была извлечена и водружена на подобающее столь царственной особе место. Как раз между остатками рыжиков и заскучавшей одноногой курицей. Другую ножку слупил Илья ещё в четвертьфинале пированья.

– Отвечай же нам, электрическая душа! – потребовал Илья у Попова.

– Не кипятись, мальчуган, – Лёха примирительно ткнул семипудового мальчугана в плечо. – Говорил, говорил… А я тебе не говорил, что просто хочу заниматься любимой работой? Здесь, а не у буржуинов! И реального воплощения своим идеям желаю. Чтобы овеществлённые, так их разэтак, результаты руками можно было потрогать. И сказать: да, брат Попов, недаром тебя отчизна поила берёзовым соком и кормила ситными калачами. Да разве ж я один такой?

– Не один. Здесь – три лучших представителя поколения, – уточнил Никита. – Возражения? Отсутствуют? Тогда – по полста!

Полста поглотились единым махом.

– Кстати, товарищи бойцы, лично я нахожу сегодняшнюю ситуацию странной. – Никита со сноровкой ветерана, рассыпающего порох по пороховницам, вдругоряд разлил по стаканам. – Поглядите, в какую поленницу делишки-дровишки складываются. Один к одному. С Ильёй я знаком несколько недель. С тобой, Алексей, всего несколько часов. А ощущение – как будто мы с яслей вместе. А отчего?

– Ну, так мы же все хорошие люди! – приосанился Муромский.

– О! Кучно положил. В самое яблочко! Врежем по поводу?

– Об чём речь, – заулыбались Илья с Лёхой.

Врезали. Поскольку темы пошли серьёзные, а заедать такие имеет смысл только строганиной из медвежатины, обошлись вовсе без закуски.

– Продолжаю доклад. Итак, при здравом размышлении поражают три момента. Первый. Случайно, вдруг, мы разом оказались безработными. Разом! Второй момент. Случайно, вдруг, сошлись в одно время в одном месте. И, наконец, третий. Вот вы меня уважаете?

Возражений на этот счёт не последовало. Последовало лишь предложение наполнить звонкие чары. Что и было проделано немедленно.

– И я вас уважаю, – сказал Никита, катнув опустевшую бутыль из-под «Государыни Императрицы» в угол. – Видите, мы – опять же вдруг! – оказались взаимно уважаемыми людьми. Вот какие совпадения. Предлагаю выпить за подарок судьбы. За то, что она подкинула нам одну из великолепных загадок, ради которых мы и любим нашу жизнь!

– Ну ты даёшь! – восхитился Лёха. – Чисто Демосфен! Как по писаному чешешь.

– А что, – скромно заметил Никита, – и по писаному. Или я не писюк?

– Звучит нехорошо, – поморщился Муромский. – Может, лучше письменник, а?

– Лишь бы не язвенник, – согласился Никита. – Кстати, бойцы, давайте-ка учтём ряд случайностей, которые на нас сегодня навалились. Помните, при встрече прозвучала фраза о Мировом, с заглавной буквы, Зле? К чему бы оно, а? И потом, эти как чёртики из коробочки выскочившие гринписовцы. Гроза эта среди ясного неба. Военные маневры в отдельно взятом жилом массиве. Ну? Как после всего этого мы, трое временно безработных благородных джентльменов, можем сидеть, откушивать-закусывать и делать вид, что мы не вляпались в ситуацию, которую пора уже разруливать?

– Комиссар, тебе бы в Генштабе работать, главным аналитиком. – Илья вскочил с места и заходил по комнате, время от времени отвешивая воображаемым соперникам беспощадные апперкоты. От знакомства с «Государыней Императрицей» грации в его движениях заметно поубавилось, зато размашистости прибыло. – Слышь, мужики, а ведь верно, что-то надо делать. В смысле, всех делов не переделаешь, хотелось бы уже и поработать! Почему бы нам и не пошалить, не побезобразничать, так сказать? Лёшка, давай для начала хоть с твоей конторой разберёмся, что ли. Кто там у вас разбрасывается кадрами и разваливает производство?

Попов в великой задумчивости двумя руками враз почесал затылок.

– Ну, я точно не знаю… В администрации много стоящих парней, но на них давят.

– Из-за бугра, небось? – заинтересовался Добрынин. – Агенты вражеских разведок?

– Шутишь. Да наши. Эффективные, блин, манагеры. А сейчас таких – через одного. Что ж мы, всех подряд мочить будем, что ли?

Муромский с хищным весельем посмотрел на кулаки:

– Уж мы яблочки мочили-мочили…

– Погоди, Илюха, паровой молот разгонять, – сказал Никита. – Тут надо бережно. Хирургически либо технически. – В глазах Добрынина запрыгали чертенята. – Пьеса «Ревизор», смекаете? Классика, она штука вечная, парни. И реальная.

– Это как? – заинтересовались друзья. – Конкретизируй, товарищ политрук.

– Допустим, мы добываем себе ксивы скромных чиновников. Каких-нибудь непрезентабельных, но решабельных ведомств. Типа санэпиднадзор, пожарные там, комитет по землевладению. Налоговая, если получится. Думаю, как пропуска в кабинеты они вполне сгодятся. А уж внутри кабинетов мы найдем, о чём поговорить с хозяйчиками.

– И как поговорить, – кивнул Муромский и снова обозначил серию коротких прямых по корпусу, завершившихся «крюком» в печень.

Лёха задумчиво постучал ногтем по гранёному боку опустевшего стакана.

– В принципе, звучит соблазнительно. Только кто нам эти документы оформит? Фальшивки-то долго не продержатся. А настоящие достать тяжеловато.

– Тяжело в учении, легко в очаге поражения, – заметил Никита.

Илья кивком выразил согласие с военным и энергично потёр ладони.

– Э-э, Попец, как раз тут есть пространство для маневра. Хорошими людьми земля полнится. Авось и раздобудем настоящие. Никита, перчила ты этакий, мне нравится идея. Стоит даже обмыть.

– За, – лаконично выразился Добрынин.

– Так и я не возражаю, парни, – сказал Лёха. – Обмыть, так обмыть. Только не забывайте, мы ж без-ра-бот-ные. Нет работы – нет денег. Нет денег – нет аусвайсов. Нет аусвайсов – кабинеты на клюшке. Кругом марш. Круг замкнулся, кружок закрыт. А денег – нет. Какая попа нам их даст? У кого-то есть глубоко закопанные фонды?

– Стройся, боец Попов, – рявкнул Никита. – Равняйсь. Смирно! Равнение на валютовладельца Муромского!

– В смысле?

– В том смысле, что Бакшиш ему должен пять штук «подорожных».

– А ведь точно! – обрадовался Илья. – Хо-хо, зимогоры! Зовите меня Ротшильд.

– Ага, добрый Бакшиш мало того, что теряет бой, ещё и отрывает от себя пять штук! – не сдавался Попов. – Фантастика.

– Он слово джигита дал!

– Ладно, пусть он и подкинет Илье эти копейки. Но, парни, пять штук – слёзки.

– Что ж, Алексей, тогда будем проводить в жизнь политику реваншизма. – Никита обнял Попова за плечи. – Разорять местное Монте-Карло с помощью твоего золотого кия. Слабо?

– Ну-ка, ну-ка… Реванш, говоришь? Герку Немчика раскатать вместе с его присными? Гм, не пресно. В этом уже кое-какой резон имеется!

– Не кое-какой, а какой надо, – подначил его хитрый комиссар.

– Да уж, да уж… А если проиграю, кием бить не будете? – деловито осведомился прожигатель зелёного сукна.

– По обстоятельствам, – туманно ответствовал Илья.

– Какой стих нападет, – согласился Никита.

– Эх, была – не была, бейте. Зато в случае успеха минимум один к десяти обещаю.

– Видишь, как всё удачно складывается, – обрадовался Муромский. – Жизнь потихоньку налаживается, собака такая! И погода распогаживается. Эгей! Пора, значится, воздухом ночного Картафанова митохондрии угостить.

– Через папиросочку, – внёс поправку Никита.

Компания вышла на балкон. С покрытого чёрным лаком неба заговорщикам подмигивали слегка расплывающиеся и покачивающиеся звёзды. Город внизу доживал последние часы царствования беспредела, совершенно о том не подозревая.

Да что город – вся бескрайняя страна елозила, укладываясь поудобнее. Но рассвет был зачат и начал зреть. Сердце его, трёхкамерное, пылкое, могучее, пульсировало на Илюхином балконе.

* * *

Вернувшись в комнату, друзья, не сговариваясь, расселись поодаль от стола. Их молодые тела насытились, теперь пищи просили души. Илья, чутко осознав, какая потребность скрыта в молчании, снял со стены гитару и предложил:

– Споёмте, друзья, ведь завтра в поход!

– Это дело я люблю, – Никита взял в руки инструмент и провёл по струнам. – Эх вы, гусли-самогуды, ноги-самоплясы.

– Ишь ты, гляди-ка чё! – обрадовался хозяин. – Тоже игрун, значит? Ну сейчас мы тут джем-сейшн устроим. Погодите минутку.

Впрочем, отсутствовал он куда меньше. Появился, неся ещё две гитары, одна из которых была очень уж изящной, с пышным бантом – определённо дамской. Её-то он и облапил нежно, передав вторую Лёхе.

Трио дружно забренчало, подстраиваясь друг под друга.

Добрынин начал наигрывать что-то мелодичное и до боли знакомое.

– Знаем, знаем, – подыграл ему Попов. – Старинная юсавская песня «Хотел в Калифонью». «Иглз», по-моему.

– Ну а чем мы не трио орлов-бандуристов? И мы можем.

– Не, Лёшка, давай-ка лучше нашу старинную.

– «Песню про кабанов»?

– Точно.

Дамская гитарка под мышкой у Муромского выглядела как балалайка. Тем не менее, звук он извлёк из неё – самый что ни на есть зажигательный:

– Так эту я знаю! – обрадовался Никита. – Мы её в морге на посиделках постоянно пели.

– Ну да, можно сказать, ваш профессиональный гимн, – Алексей подмигнул ему. – А ведь все народные песни выходят из народа.

– Лёха у нас тот ещё физик-лирик. Самородок-самописец! Он в своё время, в студентах много чего народного понаписал, вагант.

– Да будет тебе, – смущённо отмахнулся Попов. – Поехали, что ли?

Звон трёх гитар и рёв трёх крепких глоток заполнил, казалось всю Вселенную:

– «В гости к прозектору, в рот вам комплот!» – продублировал последнюю строчку самобытный народный автор Попов.

И вся честная компания загомонила:

– Комплот! Комплот! Вот оно, наше, исконное, посконное! Гип-гип, ура! Выпьем, что ли, где же кружка!.. Хоп, а где же поллитрушка?

Озадаченный Илья пошарил под столиком, зачем-то помешал лёд в ведёрке.

– Не пойму, мужики, что за полтергейст такой. Точно знаю, была пятая бутылка.

Никита вспомнил недавнее обнаружение «Государыни Императрицы» под столом, и хмыкнул. Чудеса! И впрямь полтергейст.

– Не полтергейст, Илюшенька! – прозвучал вдруг серебристый женский голосок.

Воцарилась кладбищенская тишина. Минута молчания в память о товарищах, опалённых белой горячкой. Приятели с немым укором разглядывали друг друга.

– Ну и кто из вас хренов чревовещатель? – Илья, спасовав перед пыткой неизвестностью первым, навис над соратниками всплывшим на полную высоту айсбергом.

В комнате снова прозвенело серебро:

– Ну, дают, пьяницы! Чревовещание выискивают. Опомнитесь, горлодёры! Вы ж простые пьяницы, а не кастрированные. Где уж вам с вашими чревами чугунными извлекать меццо-сопрано вроде моего? Побойтесь бога, молодцы.

– Так, значит… Глюки. Кристофы Виллибальды Глюки, – пробормотал ошарашенный Лёха.

Сохранивший некоторую трезвость рассудка Никита, сканируя профессиональным взглядом замкнутое пространство, продекламировал нараспев:

– Ах, откройся, молодица, стань нам названой сестрицей.

– Или это… тётушкой родной, – подхватил Лёха.

– Короче говоря, гостьей дорогой, – заключил на правах хозяина квартиры Муромский.

– Ой, до чего же вы хорошенькие! – хихикнул Голосок. – Меня – и вдруг гостьей…

Обалдевшие приятели не заметили, как над столиком приподнялось ведёрко с льдом. Приподнялось и перевернулось. Кусочки посыпались – кому за шиворот, кому за пазуху.

– А-а, чёрт! – Илья быстро начал освобождаться от рубахи. – «Тут я понял, это джинн, он же может многое…» Совсем как у Жеглова. Всё-таки это полтергейст.

– Эх, Илюша, солнышко ты моё доморощенное. Не джинн и не полтергейст. Я Фенечка твоя. Феня.

– Фенечка – это что? Типа, колечко в ноздрю или пупок?

– Да нет же. Имя такое, древнерусское.

– Хорошо, хоть не Фёкла, – оправился от замешательства Добрынин. – А зачем ты, Феня древнерусская, водку нашу умыкнула? Неужто одна хлебать собралась? В жизни не поверю. Давай-ка, выходи, коль пошла такая пьянка. Выпей с нами.

Голосок выдержал паузу, как бы подыскивая нужные слова.

– Молодые люди, вы вроде бы уже протрезвели. Давайте разберёмся серьёзно.

– Да уж, давай серьёзно.

– Такие понятия, как домовой или ангел-хранитель вам о чём-нибудь говорят?

Илья пожал литыми плечами:

– Я, вообще-то, всегда считал, что домовые мужского пола. А персональный ангел-хранитель, конечно, круто, но неубедительно.

– Неубедительно? – Голосок, казалось, осерчал: – А как ты, молодой да интересный, катался всю жизнь сыром по маслу, не затрудняя себя бытовыми мелочами?

– Прости милая, но довод так себе, – возразил Илья. – «Сестрёнки» мои – они ж ух, какие работницы заботливые! Взять хоть Ингу…

– Ладно. А почему тогда ни одна красотка тебя до сих пор не захомутала? Ты, что ли, отбиваешься от вертихвосток этих?!

– Стоп, стоп, стоп, – примирительно поднял руку Никита. – Понятно, чего только в жизни не бывает. Женщина-домовой, или домовая звучит и вправду непривычно. Ну да пусть. Однако, судя по Илюхиной реакции, он-то до сих пор знать не знал о твоём существовании. То есть, ты, Фенюшка, как-то управлялась без этого вот сладкозвучного аудио-воплощения. Чего ж сейчас-то произошло экстраординарного?

– Объясняю кратко, но доходчиво. Видите ли, этот недотёпа достался мне в наследство от моей семьи, которая с незапамятных времён верой и правдой служила дому Муромских. И работы у нас постоянно находилось выше крыши. Потому что Муромские, они ж всегда в авангарде атаки. Но то были цветочки-завязи. Зато Илья ваш – самый, что ни есть, фрукт созрел. Энергию из меня сосёт как новорожденный телок, еле успеваю восстанавливаться. Вечные тренировки, боксы эти. Каждый противник только и мечтает Илюшеньку изувечить. Но больше всего приходится с его «сестрёнками», – в голоске Фенечки явственно прозвучал гнев, – возиться. Они ж, хищницы, только с виду независимые. А у самих постоянно вертится на уме: фата, колечки, Мендельсон. Потому я и не появлялась, всё ждала, когда же Илья образумится. Уж и не чаяла дождаться. А тут вы нагрянули, ладные да славные. Дело-то вон какое занимательное задумали. И ни одной проклятущей гарпии за весь вечер. Не радость ли, не славный ли повод выйти из подполья?

Илья слушал речи Фенечки-хранительницы с сомнением. Трудно в голове укладывалось сокровенное знание, ой трудно. И то сказать – всю жизнь думал, что сам зодчий своих успехов, а оно вон как оказалось! Он по-детски шмыгнул носом и спросил:

– Ну и чем же отблагодарить тебя, красавица?

– Чем, чем… Словами добрыми. И потом, теперь рядом с тобой товарищи, мне всё ж полегче будет. А сил подкоплю, смотришь, и помогу вам своим русским духом. По лбу там кого треснуть или в ухо свиснуть. Это у меня очень даже запросто. Или подскажу чего.

– Фенечка, золотце, а каким образом ты разговариваешь? – заинтересовался пытливый, как всякий инженер, Попов. – Телепатия?

– Да кто его знает. В одном я уверена точно: слышать меня пока что способны только вы трое. Теперь по поводу пропавшей бутылки, ребятушки… В морозильнике она. Только сдаётся мне, пить вы нынче не захотите. Некогда вам будет. Потому что спать пора. – Сменив интонацию и тембр на комиссарский, Феня скомандовала: – Рота, отбой!

Приятели переглянулись: «Вон как!» – и под руководством радушного хозяина, отчаянно зевая один другого шире, разбрелись по спальным плацкартам.

Сам Муромский, чтобы освободиться от алкогольной усталости посредством пары-тройки любимых упражнений, завернул в спортзал. Посмотрел на тренажёры необоримо соловеющим взором, крякнул преувеличенно бодро, да так и свалился на мат, едва успев подтянуть под голову вместо подушки толстейший блин от штанги.