Читать книгу Собрание сочинений. Том 2 - Александр Станиславович Малиновский - Страница 12

Вскоре случилось событие, заставившее вспомнить и несколько по-другому оценить гневливость Ганина по поводу отсутствия на своих местах аппаратчиков.

У Ковальского строго заведено: уходя на обед ровно в двенадцать часов, обязательно заглянуть в операторную. Сегодня понедельник – у Новикова выходной день. Он работал в субботу. Таков порядок для всех заместителей начальников цехов на заводе.

…Ковальский не спеша спустился со второго этажа в операторную. Знал: на вахте его «родная» смена «Б». То, что увидел, поразило: все вместе со старшим аппаратчиком Румянцевым метались у щитов управления.

– Что случилось?! – громко выкрикнул Ковальский.

– Давление пара на входе в цех упало от 95 атмосфер до 60. Продолжает снижаться, – отозвался Румянцев.

«Но ведь сейчас из тройников, где смешиваются этилен и пар, газ пойдёт в паропровод. Давление пара станет ниже, чем этилена, и…»

– Почему нет пара?! – прокричал в диспетчерскую трубку Александр.

– Саш, не могу от диспетчера ТЭЦ ничего добиться, – ответил стоявший на дежурстве Суслов.

– Тогда остановлю цех. Расход пара снизился наполовину!

– Подожди…

– Некогда. А вы почему не начали останов? – бросил он Румянцеву. – Можем опоздать!

– Начальник смены вышел на установку. По инструкции положено после того, как скажет «добро» старший диспетчер, а он тянет!

– Я даю «добро»! Бежим отключать реакторы! Будьте в операторной! – громко крикнул Ковальский жавшимся к щитам женщинам. – Их не стоит брать – тут целее будут, – выкрикнул он Николаю.

Надо было закрыть у пяти работающих на шестом этаже реакторов по одной задвижке, чтобы предотвратить попадание в пар этилена. После на втором этаже – открыть пять задвижек для сброса этилена в атмосферу.

«Если мы и добежим до шестого, то всё равно прекратить подачу пара – один шанс из десяти», – эта догадка обожгла Александра на четвёртом этаже. Но остановиться не мог. Рослый Румянцев мчался впереди. «Понимает ли, что мы почти обречены?»

Они сделали на шестом этаже всё, что нужно. Под резкий рёв пара бросились назад, на второй.

«Почему не взлетели? – мелькала мысль. – Ведь, когда открыли сброс пара в атмосферу, пахло этиленом, в трубе уже был газ». Ковальский не понимал до конца, что происходит.

Когда открыли на втором этаже три задвижки, метрах в двадцати от них взорвалась ёмкость конденсата водяного пара.

– Ничего не соображаю! – закричал Румянцев. – Вода взрывается!

– Крути давай!

Следующая задвижка подалась легко, а последняя… Ржавый шток не давал штурвалу оборотов.

Всего на две нитки резьбы подался он в руках Румянцева, когда начал взрываться паропровод, идущий с теплоэлектроцентрали, угрюмый силуэт которой с высоченными трубами маячил в двух километрах от цеха. На эстакаде последовательно поднялись облака сизого, словно в военных кинофильмах, дыма.

Не сговариваясь, оба посмотрели на тридцатиметровой высоты краснокирпичную махину цеха. Глянули в глаза друг другу. Ковальский понял: пока не даст команду, Румянцева от штурвала не оторвать. За ним, за Ковальским, последнее слово.

Он бросил взгляд на злополучную задвижку – шток торчал уже на четверть.

– В операторную!

С неимоверной лёгкостью они пересекли по диагонали площадку этажерки.

С противоположной стороны в операторную вбежал начальник цеха Ганин. Громыхнул:

– Что ты наделал, Ковальский?! Остановил цех!

– Остановил, – трогая ушибленное правое плечо, устало согласился Ковальский. – Выбора не было.

– Но весь завод встал!

…На другой день Ковальский сидел в кабинете главного инженера. Оказалось, что на ТЭЦ аварийно упал уровень воды в котлах. Это привело к прекращению подачи пара. Персонал ТЭЦ не мог оперативно отреагировать. А цех, остановленный Ковальским, уцелел ещё и потому, что у обратного клапана на паропроводе не сработала пружина. Весь этилен, попадая в теплообменную аппаратуру и трубопровод, давая локальные взрывы, вылетал на тепловую станцию. Там даже щит управления в котельной загорелся.

Главный констатировал:

– Вначале упустили время для останова и взрыв был неминуем. Но неполадка клапана и ваши, Ковальский, действия спасли и цех, и оборудование энергетиков. Хотя вы действовали не по инструкции.

– В таких случаях необходимо быстро останавливать цех, а уж потом с диспетчером судачить. Он далеко – ему труднее оценить обстановку. Я об этом ещё раньше думал. Поступал по ситуации!

– Мы посмотрели всё. Послушали магнитозапись в диспетчерской ТЭЦ – действовали верно, – вступил в разговор Самарин, – мужественно. И вам повезло. И людей спасли. Можете с напарником отмечать второй день рождения!

…Так, вместе с триумфальным шествием нефтехимии по стране и области, проходили и непростые её будни.

А впереди они окажутся и серьёзнее, и страшнее. И у Ковальского с Румянцевым. У всего завода…

* * *

Следующие дни Самарин и Ковальский занимались внесением поправок в инструкцию по аварийному останову цеха. Новиков руководил его пуском.

Получалось, что диспетчер Суслов, хотя и поступил «по закону», оказался не на высоте. А нарушитель порядка Ковальский – прав.

– В диспетчерской судачат: директору указываешь на инструкции, а сам нарушаешь, – говорил Суслов, почёсывая затылок.

Он сильно переживал и намеревался писать заявление об уходе.

Александр отнёсся к этому вполне определённо:

– Не дури! У нас с тобой были разные условия. Твоя добровольная отставка – чушь!

– Видишь ли, виновата инструкция, которую многие составляли и визировали. Но почему крайний – я? Мне одному расхлёбывать, как бы… – Суслов помолчал. – Не сумел я сделать, как наш мудрейший профессор.

– Что за профессор?

– Трапезников. Большой оригинал. Иногда вредничал, перегибал. Мы на пятом курсе решили над ним позабавиться. В день шестидесятилетия прямо на лекции преподнесли подарок: огромные три коробки, как матрёшки, вставленные друг в друга. Большой алый бант сверху! В последней был ночной горшок с пивом и плавали две вареные сосиски. Мы знали: любил профессор пиво и пропагандировал его! И вот ему такой подарок! Не растерялся мудрейший! Недолго думая, отпил глоток, надкусил сосиску и пустил горшок по кругу: «За моё здоровье, не откажите, дорогие мои! Уважьте старика! Перед экзаменами». А у меня вот не получилось организовать общую трапезу. Весь горшок пришлось пить одному. Надо бы по кругу… Не я инструкции писал, согласовывал и утверждал.

– Больно с хитрой резьбой твоя притча! Усложняешь. Выкинь из головы, – убеждал Ковальский приятеля.

* * *

…Прошло несколько дней и настроение Суслова, кажется, несколько выправилось…

Они с Румянцевым взяли его на рыбалку.

На Волге, около нравившегося Ковальскому Винновского затона, на песчаной косе из жёлтенького песочка, глядя на вечерние огни проходящего с шумной музыкой теплохода, Николай Румянцев предложил Ковальскому:

– Знаешь, давай породнимся! После такого…

Ковальский молчал. Не нашёлся сразу, что ответить.

– Жена забеременела. Если будет сын, а у тебя когда-нибудь дочь, поженим их!

– Я ещё не женат, а ты наших детей женить собрался.

– Но ведь женишься! Мы подождём.

– Ничего себе, если у тебя родится дочь, то мой будущий сын намного младше её будет.

– Рожайте дочь, а мы – сына, во втором заходе. Всё равно что-нибудь да сконструируем. Вот бы свадьбу лет через двадцать сварганить!

– Конструктор нашёлся! – улыбнулся Ковальский.

Но согласился. Куда деваться? Такой парень – замечательная родня!

– Ну, ребята, с вами не соскучишься, деловые такие! – удивился Суслов.

– Жить торопимся, имеем право, – поучительно толковал Румянцев, делая весьма серьёзный вид.

Когда собирались домой, складывая вещички и палатку, Ковальский неожиданно для самого себя сказал Румянцеву:

– Знаешь, облегчу я задачку с вариантами.

– Какими?

– Ну, со свадьбой!

– А-а… Говори, как?

– Девку рожай – и точка!

– Почему так определённо?

– Сын у меня есть. Ему восьмой год… Как раз будет…

– Постой! – удивился Румянцев. – Когда успел? И где он?

– У родителей.

– Ну, ты, Ковальский… везде впереди паровоза! А мать?

– Долгий разговор… В следующий раз… Н-на, лови рюкзак!..

Николай и Владимир были на заводе первыми, кому Ковальский сказал о сыне.

С того дня они ещё сильнее привязались друг к другу, и Румянцев теперь донимал Александра просьбой показать Ковальского-младшего.