Читать книгу Собрание сочинений. Том 2 - Александр Станиславович Малиновский - Страница 15

Третий день, как закончился капитальный ремонт. Пусковые операции велись с опозданием. Головная установка не в режиме и конечный продукт идёт низкого качества. Работа установок в технологической цепочке до цеха Ковальского сдерживается. Он, словно пробка, заткнул горловину.

Утром после планёрки у директора приехал главный инженер Ренат Агнасович.

Он посмотрел показания контрольно-измерительных приборов, перекинулся несколькими фразами с аппаратчиком, который вёл процесс, и пошёл к столу начальника смены. На ходу взмахом руки властно пригласил Новикова и Ковальского к себе.

Ковальскому показалось, что враз всё в операторной с приходом главного стало другим. Его внушительная крупная фигура, уверенные жесты преобразили её.

– Принесите бумагу. Ну, хотя бы большой кусок диаграммной ленты, – произнёс он в сторону начальника смены, глядя не на него, а мимо, на щит управления.

«Чего туда смотреть, приборы-то отключены? Эта система в резерве», – не понял Ковальский.

Когда принесли бумагу, главный кивнул Новикову:

– Чертите полную технологическую схему установки.

– Зачем время терять, вон же схема висит на стене в раме, – невольно вырвалось у Александра.

Присевший, было, к столу Новиков вопросительно глянул на главного инженера.

– Чертите, чертите!

И Ковальскому:

– Командовать здесь буду я.

«Зачем ему это?» – недоумевал Ковальский, наблюдая, как

Новиков покорно водит ручкой по бумаге. Припомнил: многие поговаривали, что главный скор на расправу.

«Он же не там ищет! Хочет обвинить технолога цеха в незнании схемы? Абсурд! Любой из присутствующих прощупал её руками, без этого нельзя! Помощи не будет, скорее, наказание», – определил молча Александр.

– Ну и где сидит зверь? – спросил главный, когда Новиков провёл последнюю линию в весьма запутанном чертеже.

– Если б я знал, – не теряясь, ответил Новиков.

«Молодец», – мысленно похвалил Ковальский.

– Дело в том, что я много раз пускал эту установку успешно, но такого не было, – проговорил Новиков. – Не выводятся колонны по температуре на устойчивый режим. И не держатся уровни. Хотя внешне всё исправно.

– Чудес не бывает, – веско сказал главный, прямо глядя перед собой.

– Понимаем: причина где-то внутри. Дайте ещё сутки.

– Ковальский, есть что добавить? – взгляд главного требователен, почти суров.

«Надо стоять за Новикова», – мелькнула мысль. Вслух Александр сказал:

– Нужны ещё сутки!

Главный ядрёно крякнул, будто после выпивки. Видимо, ему понравилось, что вокруг народ не из пугливых, можно положиться.

– Хорошо, сутки – не более…

И они пошли в кабинет к начальнику цеха.

…Быстро встав из-за стола, Ганин сходу попал под обстрел. Рукопожатие при встрече было дружеским, но тяжёлые вопросы высокого гостя заставляли втягивать голову в плечи. Это Ковальского до определённого момента забавляло, пока не возникло острое желание воспротивиться манере главного превращать окружающих в виновных школяров.

– У вас самый высокий среди родственных предприятий расходный коэффициент по пару, что-нибудь думаете делать?

Ренат Агнасович уже сидел за столом начальника цеха и так же требовательно, как и в операторной, смотрел перед собой. Только там у него перед глазами были отключённые приборы, а здесь – пустая серая стена.

«Очевидно, привычка такая – не глядеть на собеседника, так проще», – догадался Ковальский.

– Думаем… – начал, было, Ганин.

– Долго думаете. И единичная производительность реакторов у вас ниже!

– А есть ли смысл наращивать мощности, – не сдержался Ковальский, – если нет утилизации тепла, не ставим котлы-утилизаторы. Высок расход энергоресурсов оттого, что, увеличивая мощности, не оптимизируем процессы.

Главный удивлённо перевёл взгляд на Александра. И тот, ожидая вопроса, замолчал.

– Продолжайте.

Ковальский решился:

– Проектную мощность цеха перекрыли на тридцать процентов. Меняем насосы на более производительные, а продуктопроводы – нет. Предохранительные клапана на большие размеры не меняем. Это ведёт к повышению опасности. Всё на пределе. Кому-то внятно надо сказать: хватит! Лимит давно исчерпан. Может грохнуть, – Александр давно думал о том, что сейчас говорил, и был уверен, что проблему нужно обсуждать.

– Завидный пафос! – усмехнулся Ренат Агнасович.

Ковальского царапнула эта фраза. «Серьёзно не хочет говорить? Была не была». Набычившись, произнёс:

– В конце концов, это неграмотно. А щёкинский метод усугубляет. Персонала всё меньше в обслуживании. Техника стареет. Работаем, как правило, без резерва! С оборудования, технологии надо бы начинать, а не с сокращения людей…

Главный, мотнув головой, бросил в сердцах на дальний край стола ондатровую шапку. Сказал то, чего Ковальский не ожидал:

– Ну, ты достал меня! Пойди и докажи, кому следует, только что сказанное тобой! Против течения хочешь плыть? Я уже пробовал, чуть шею не сломали.

Ганин и Новиков переглянулись.

«Эти промолчат, – подумал Ковальский. – Они осторожные мужи… Да и время ли сейчас? Цех-то не можем пустить…»

– Зато мы гремим по области как инициаторы встречных планов… И все инициативы подхватываем и… перехватываем, – Александр уже чувствовал, что пора остановиться, но что-то мешало этому.

– Я бы с тобой не стал разговаривать, если бы не твои дипломы.

– Не понял? – сказал Ковальский.

– Ты награждён дипломом второй степени по министерству за экономию энергоресурсов, а там ещё на подходе диплом по объединению. Рацпредложение по перекрёстному охлаждению потоков водноспиртового конденсата твоё?

– Моё.

– Ну, так вот, поздравляю! Экономия за первый год его использования внушительная!

– Ренат Агнасович, а то, что я предлагаю с котлами-утилизаторами – на порядок больше даст экономию, чем то, за которое диплом этот…

– Ну, ты и язва! – Главный посмотрел на остальных присутствующих, будто ища подтверждения. – Где твои предложения?

– В техническом отделе. С отрицательным заключением вашего зама.

– Забери и неси мне! Будем разбираться. – Он энергично взял со стола шапку. – А пока, Василий Анатольевич, – он обратился к Ганину, – пока не наладите режим и не начнёте давать качественную продукцию, буду считать, что в цехе с кадрами итээр плоховато. И надо смотреть этот вопрос…

«Как же так, – удивился молча Ковальский, – он с нами вместе всё смотрел? Причину сразу трудно определить. Сам это понимает. Ситуация каверзная и требует каких-то необычных решений. Сам не предлагает, но требует. Так разве можно?»

…Когда главный пригласил его к себе, Ковальский воодушевился. Ему понравился такой подход: «приходи – разберёмся». Ну, а потом, здесь?.. И в операторной?..

Главный ушёл, не позволив начальнику цеха проводить его. Ганин сказал, словно межу провёл между Ковальским и собой.

– Ну и завариваешь ты кашу на нашу голову.

– Какую кашу?

– Такую! Ты пытался на равных при нас говорить с главным инженером.

– А как надо? Полагаю, когда говорят специалисты – начальства нет. Все равны, – спокойно возразил Ковальский.

Ему досадно, что и начальник цеха, и его заместитель смолчали. Хотя совсем недавно, каких-то две недели назад, все его предложения одобрили.

– И потом: я ведь прав.

– Голубчик, чтобы нравиться людям, а значит, и начальникам, надо ни в коем случае не давать им намёка, что кто-то может быть разумней, чем они, – наставлял начальник цеха.

«Они, кажется, с Новиковым «японцы – яйца без скорлупы», – подумал Ковальский.

– Но мы не на улице и не на девичнике: «нравится-не нравится»? На производстве – это общее дело! – попытался он поразмыслить вслух.

Ганин терпеливо продолжал:

– Как сказать?.. Общее… Да. Но важно, где сказано и когда? Ты уж поверь мне! Совет, который дают в присутствии других, воспринимается как упрёк. А тут похуже того. Ты втолковывал ему, что лучше понимаешь ситуацию. А сам вместе с нами не можешь вывести установку на режим. Пятый день не даём нормальный готовый продукт. Главного инженера обычно в таких случаях вызывают «на ковёр» в Москву объясняться. Понял, какое настроение у него? Целая отрасль скоро начнёт задыхаться. Каждый отвечает за своё. Вся страна связана в нефтехимии в единую технологическую цепочку. Готовый продукт одних – сырьё для других. Планы, встречные планы, социалистические обязательства многотысячных коллективов связаны друг с другом. Рапорта, митинги, знамёна…

– Это разные вещи, – возразил Александр.

– Разные? Вот съездит в Москву и схлопочет там выговорёшник. Думаешь, кого вспомнит в первую очередь? Тебя, милок, да меня… Мы получим из-за твоей строптивости поболее, чем могли бы… А с учётом желчного темперамента нашего главного… Надо бы смотреть на этот его брык как на природное явление.

– Но ведь это похоже на угодничество! Где-то так можно! Наверное, на стороне, где спокойнее, а здесь? Непростое производство… – не соглашался Александр.

– Я тебе – одно, а ты – другое… И у заместителя его ты теперь будешь, как бельмо…

«В споре нельзя победить, – вспомнил Ковальский давнишние слова Анны. – Всегда противник может сказать, что ты не прав. А я и не собираюсь спорить, пусть Ганин говорит. Мне надо знать, как он мыслит. Он в чём-то прав, только я пока концы не свяжу», – вёл он молча диалог с Анной. Её лицо светило издали, из глубины памяти.

А начальник цеха думал о другом: «Птицу по полёту видно. Наработаемся ещё, возможно, под началом Ковальского. Замах не то что у нас – поболее. Оттого ли, что мы вечерний институт кончали, привыкли с рабочих в подчинении, или потому, что семейные и это заставляет быть покладистыми… Не затыркали бы… Аппетит у него на работу крепок… И вот эта его способность независимо мыслить…».

Если бы Ковальский знал, о чём сейчас думает Ганин! Пожалел бы, что сгоряча сравнил своего начальника с Троекуровым. А может, и нет. Александр понял уже, что Ганин вовсе не злой человек и его несдержанность идёт часто от желания сделать дело лучше. Но столько разных препятствий… Он уже начинал понимать, что одно дело – инженерная работа в технологии, другое – руководить людьми. Не смог же родной дядька работать на стройке прорабом. Когда бригадир, не выполнив норму, настаивал на закрытии липовых объёмов, с досады ударил его по спине подвернувшимся рулоном рубероида и уволился.

«Не такая ли участь ждёт и меня? Я, очевидно, больше специалист, нежели руководитель. Часто всё делаю грамотнее и быстрее, чем многие. Если бы имел профессию, которая связана только с собственной умелостью и работоспособностью! Больше бы успевал! Есть ли такие профессии? Есть! Часовые мастера, зубные врачи… Кто ещё? – думал он. – Вообще врачи. Но ведь это не моё. Очевидно, писательство!? Но этот род деятельности непостижим для меня. Здесь всё решает особый литературный дар. Талант!»

* * *

…Они с Новиковым всё-таки вывели цех на режим. Всю ночь были на ногах. Возились с наладкой контрольно-измерительных приборов. Дважды останавливали работу колонн.

В кабинет вошли около шести утра. Там Ковальский протянул Новикову аккуратный лист бумаги.

Тот деловито принял и прочёл с расстановкой:

– «Прошу принять меня в члены Коммунистической партии, так как хочу быть в активных рядах строителей светлого будущего нашего народа».

– Ну, вот и замечательно! Это – программа на всю жизнь. Она не даст ни хандрить, ни расслабляться… – заключил Новиков.

«Почему он проявляет такой повышенный интерес ко мне? Чувствует, очевидно, вину передо мной. Назначен на обещанную мне должность, а сам ещё только учится на четвёртом курсе. Мужик-то работящий и совестливый…»

* * *

Через неделю на техническом совете у главного инженера в присутствии Ковальского согласно его предложению решили по утверждённому графику установить дополнительные котлы-утилизаторы.

А через год новшество появилось уже на всех родственных предприятиях отрасли. Министерство стимулировало внедрение передовой технологии и техники. В ежеквартальных отчетах предприятий, копии которых оно рассылало, это отмечалось особо.