Читать книгу Путь «Черной молнии». Книга 1. Новая версия - Александр Теущаков - Страница 10

Оказавшись в некой оппозиции, Михеев понимал, что его недавнее пребывание в партии большевиков и служба в составе РККА, проводило четкую разграничительную линию между собравшимися. Но события последних лет и трагические последствия от действий той же партии, приведшие его на этот, забытый людьми островок, буквально с каждым часом меняли его мировоззрение. Оказавшись в сложной ситуации, в которую его загнали враги революции… Да, да, именно враги Советской власти, и в этом Михеев теперь не сомневался. Он все еще надеялся, что жизнь людей может измениться к лучшему: если решать справедливо, вернутся прежние времена, когда коммунисты думали о народе, болели за него душой и что обновленная партия, выметет, наконец, преступников из своих рядов и восстановит истинную власть советов. Он продолжал верить в это и был готов отстаивать свои взгляды и, возможно тоже вступить в борьбу, но только с бандитами, так нагло и открыто захватывающими власть в стране.

– Вы смотрите на меня, как на своего врага. Хорошо, я попытаюсь войти в ваше положение и постараюсь вас понять. А вы готовы ответить тем же? – задал он вопрос, глядя в глаза Мирошникову.

– Если ты будешь агитировать за большевиков, то получишь достойный отпор. Честно говоря, при таких взглядах, нам с тобой не по пути. Выслушать тебя, мы готовы, но не примем твою родную власть.

– А какая власть вам нужна?

– Илья, я отвечу на многие твои вопросы, но ты должен четко для себя усвоить: мы выйдем отсюда к людям только с одними политическими убеждениями. Только так, и не иначе. Одно из двух, либо мы станем единомышленниками, либо расстанемся врагами. Я не исключаю даже такого случая, что кто-то из нас останется на этом болоте.

– Тебе хорошо рассуждать, вы с Лукичом при оружии, а это дает вам определенное преимущество в решении нашего вопроса. Матвей, будь справедлив к людям, если не договоримся, разойдемся мирно, и каждый пойдет своим путем.

– Золотые слова, – поддержал Петр своего брата.

– Я тоже за то, чтобы никого здесь не убивать, – высказался Берестов.

– А если он сдаст нас чекистам? – спросил Макар, пытливо осматривая мужиков.

– Нет логики в твоем рассуждении, ты хорошо понимаешь, что нас с Петром ждет, если мы решим сдаться властям. Если все-таки меня схватят, я оставляю за собой право выбора.

– Какого выбора?

– Мы оказались в одинаковом положении и сдавать вас чекистам я не намерен, потому что у меня свои принципы.

Макар остался доволен ответом, но вида не подал, для него слова, неподкрепленные доказательством, пока оставались словами.

– Ладно, тогда прекратим спор и выслушаем сначала тебя, расскажи подробно, что случилось, за что тебя арестовали чекисты? – предложил Макар, – ведь два ведомства НКВД и РККА до мозга костей красные и шагают вместе в ваше светлое будущее.

Михеев подробно рассказал о своих злоключениях, произошедших за последние двое суток.

– Так вы, оказывается, с Романовым были друзья. Да, брат ты мой, – с кем поведешься… – с сарказмом произнес Макар, но заметив, как Илья нахмурился, перевел разговор на другую тему, – интересно, а в какое место красные вандалы отправят баржу с арестованными?

– Определенно в Томск, и боюсь, что их ожидает более тяжелая участь, чем кулаков, приговоренных на несколько лет лагерей.

– Что тебе об этом известно?

– Есть приказ, подписанный Ежовым, его зачитали на заседании УНКВД в Новосибирске и в нем говорится о немедленных арестах: в первую очередь кулаков, бывших белогвардейцев, священнослужителей и уголовников. Но меня поразило в этом указе то, что под репрессии попали простые крестьяне, рабочие и служащие Красной армии, и это навело меня на определенные мысли, ведь такое случалось и раньше, в двадцатые годы.

– Все-то ты говоришь правильно, даже чересчур и у меня складывается впечатление, что тебя подготовили к подобному разговору, – не унимался Макар, высказывая свое подозрение, что Михеев заслан чекистами.

– Верить, не верить – это твое дело, оправдываться или доказывать что-либо, нет смысла, потому прошу тебя, хотя бы войти в мое положение.

– Хорошо, – согласился Макар, – постараюсь войти, но как нам доверять друг другу в будущем? Мы с тобой имеем разные политические взгляды. Для меня прежняя Россия, не была пустым звуком, я всей душой был предан своему отечеству…

– Царской России? – перебил его Михеев.

– Илья, только что ты призывал меня к миролюбию. Россия – многонациональное государство и для этого необходимо сплочение народов. После революции люди получили избирательные права и, создав Учредительное собрание, собрались в Таврическом дворце для утверждения конституции. Большевики выдвинули ультиматум о принятии своих декретов, но большинство депутатов их не поддержало. Что же сделали большевики? Они разогнали Учредительное собрание и таким образом создали в стране все предпосылки к началу Гражданской войны. Где, я спрашиваю тебя, равенство и согласие?

– Буржуазия – это эксплуататорский класс и Советская власть сменила его на пролетариат. Социализм и капитализм в нашей стране – несовместимые вещи.

– Илья, не забивай нам голову советской чепухой. Капитализм – это частная собственность и рынок, то есть свобода предпринимательства. Социализм в нынешней России – это госсобственность, оказавшаяся в руках большевиков после переворота. Диктатура коммунистов привела весь российский народ к нищете, насилию и беззаконию. Опять же, не вижу никакого равенства.

– Я частично согласен с твоим утверждением, любая революция, прежде всего, это переустройство и самодержавная монархия рухнула под натиском простого народа. Династия Романовых – это многолетняя история убийств, дворцовых интриг и деспотизм.

– Я разве сказал что-то в защиту царя? Я, как гражданин России, недовольный последними годами правления Романовых, тоже принимал участие в февральской революции. Царь отрекся от народа и армии. Я считаю, что он предал нас в тяжелое время, и мое мнение остается незыблемым, это возврат к учредительному собранию и доведение республики до парламентаризма и последующее управление страной совместно с рабочими и крестьянами. Если ты меня понял, я говорю о свободе выбора народа. Ты с таким упорством говоришь о людском равенстве, но неужели не замечал, что творится вокруг тебя, как оттолкнувшись от царского деспотизма, большевики перешли к жесточайшей диктатуре пролетариата.

– Я не слепой и прекрасно видел, что за годы моей службы в Красной армии руководители партии поменяли многое. Только за последнее время высший командный состав армии вдруг превратился в иностранных шпионов. Тухачевский, Уборевич, Фельдман, Якир, Эйдеман стали изменниками родины.

– Илья, а ты знаешь, что Тухачевский владел информацией о том, что Сталин еще перед февральской революцией работал на царскую охранку? И не только кровавый командарм Тухачевский, загубивший сотни неповинных крестьян, но и кое-кто из близкого окружения Сталина, считали, что в Кремле сидит обыкновенный абрек, грабивший когда-то банки и поставлявший деньги большевикам.

– Ложь! Это все происки иностранных разведок.

– Илья, ты сам себе противоречишь. То ты возмущен насильственной сменой руководства армией, то вдруг поддерживаешь Сталина. Ты уж определись и разберись, наконец, кто сидит в Кремле, враг или «отец народов».

– Для такого обвинения нужны веские доказательства, а не слухи, – не соглашался Илья с доводами Мирошникова.

– Доказательства?! Неужели ты до сих пор не узрел, что Сталин и его чекистские псы, захватив власть, уничтожили старые большевистские кадры? Сталин лгал, когда говорил, что меньшевики поддерживали страны Антанты, которые помогали контрреволюционерам, а на самом деле они были против интервенции

– Но Сталин убирал только предателей и врагов…

– Нет, и еще раз нет! Сталин убирает сильных соперников, потому что он трус и политически безграмотный деспот. Он боялся не только старую большевистскую гвардию, но и тех, кто за его спиной мог сформировать новую власть. Сталин панически страшится оппозиции и потому сегодняшние события – это не феномен, а хорошо продуманное, целенаправленное уничтожение конкурентов всех мастей. На протяжении двух десятков лет коммунисты выхолащивают народ, вытравливают из него интеллигенцию, служителей церкви, бывших офицеров царской армии, не брезгуют рабочими и крестьянами, навешивая на них ярлык «враг народа». Бездарный, неграмотный горец вдруг стал самым образованным человеком для советских людей. Рабочих закрепостил, загнав на заводы и фабрики. Крестьян лишил собственности и запер в колхозы.

– Чем же плохо социалистическое хозяйство, когда одни люди помогают другим?

– Эх, Илья, Илья, да не готово еще русское общество к социализму. Тем и плохо коллективное хозяйство, что человек лишен свободы и не может заниматься собственным трудом. Сталинская партия и все, кто ее поддерживает – вот кто имеет и распределяет блага. Нужно быть круглым идиотом, чтобы не видеть в каком рабстве живет советский народ. Раньше Россией правил царь, прикрываясь церковью, поставившей его наместником Бога на земле. А Сталина кто посадил на трон? Большевики! Единовластное правление дает ему право безгранично руководить страной.

– Тебя послушать, так в России наступило беспросветное царство тьмы, – с сарказмом заметил Михеев.

– А ты не иронизируй и имей мужество признать, что страна погрузилась в рабство. Сталин и его окружение – вот главные палачи. Все они были помешаны на крови, им мало было неугодных людей сажать в тюрьмы, важно убрать их со своего пути, чтобы не осталось упоминания о некогда могущественных руководителях большевистского переворота. Они своих цепных псов Ягоду, Агранова, Лурье уничтожили, и проредили чекистскую, старую гвардию. Ты думаешь, Сталин уживался с Дзержинским – этим психически больным, мнимым интеллигентом? Или с Троцким – этим кровавым гением Октябрьского переворота, потерявшим политическую власть и вытесненным за границу. Кстати, это Троцким была выдумана формулировка «враг народа». Ты думаешь, Сталин уступил бы сейчас Ленину – этому боязливому психопату, бежавшему в Финляндию от временного правительства, пока его соратники устраивали в Питере переворот. Этот немецкий шпион, был послан в Россию расшатать политическое положение…

– Что ты говоришь?! Как ты можешь голословно обвинять Ленина в шпионаже…

– Голословно! Илья, окстись, кого ты защищаешь? Об его предательстве весь Питер в августе семнадцатого года знал, когда генерал Корнилов собирался повесить этого немецкого шпиона. Я собственными глазами видел, как солдаты лозунгом размахивали, на котором были написаны слова «Ленина вернуть Вильгельму». Вам – красным командирам, конечно, не могли на лекциях говорить об этом факте, но мы то – белые офицеры, поддержавшие Корнилова, знали и до сих пор помним. Извини меня за сравнение, но ты напоминаешь мне толерантного «краснобая» Керенского, который положился на большевиков в наведении ими порядка в стране.

– Да что ты об этом можешь знать?!

– Я?! Да пойми ты, Фома-Неверующий, что в 1917 году многие либеральные вольнодумцы России были в курсе, что Ульянов шпион Германии, подкупленный милитаристской правящей верхушкой Рейха для свержения Николая-Второго и вывода России из Мировой войны путем революции внутри страны. Кто из этих либералов или Временного правительства прислушался к такому обвинению? Керенский оперся на большевиков, думая, что это поможет удержать власть в бунтующей России.

Михаил и Петр с огромным интересом следили за дискуссией двух офицеров, ранее служивших в противоположных армиях. Объяснения Мирошникова были настолько доходчивы, что даже Петр, плохо разбирающийся в политике, уяснял для себя самые важные вещи. Они видели, что Илья ощутимо проигрывает в диалоге. Пожалуй, в этом и состояло равенство, когда участники имели одинаковые права на выражение своих мыслей и идей. Зрелые, разумные люди, способные не только красиво говорить, но и выслушивать, имели шанс понять друг друга и прийти к какому-то единому мнению. К этому и стремился Мирошников, чувствуя, что Михеев не был отъявленным палачом советской системы. Макар видел, что Илья сомневается и уже довольно давно, потому как не сильно сопротивлялся перед обнародованным фактом состояния высшего руководства коммунистов. Чтобы перейти от высокой политической дискуссии к простому, людскому объяснению, Макар вспомнил, как Михеев рассказывал о себе и перешел к делам насущным.

– Я не отрицаю, что Сталин поднаторел в политике, но он дилетант во многих науках. К примеру, чтобы правильно руководить людьми, не нужно расслаивать народ, спрессованный годами традициями и устоями государства.

– Что ты имеешь в виду?

– Допустить к правлению колхозами безграмотную бедноту, не наученную даже управлять собственным хозяйством, это что-то невероятное. До чего дошел народ в стране, искалеченной военным коммунизмом, теперь даже середняк стал «врагом народа». Посмотри на нынешнее рабоче-крестьянское «сословие» – воспитанное на грабежах своих же односельчан. Ты сам рассказал, что твой отец вышел из бедняков и дожил до уровня середняка, подняв свое хозяйство. Ты, красный командир, стал невольным участником ограбления своего отца, когда после прихода большевистской власти он лишился всего.

– Матвей, время было тяжелое, целые области голодали, у людей работы не было.

– Подожди, речь сейчас идет о том, что вас ограбили большевики, а ты продолжал служить этим идолам. Ты это осознанно делал или под влиянием красной пропаганды?

– Ты хочешь запутать меня?

– Илья, не упрямься и пойми, наконец, чекисты арестовали твоих родных и тебя заодно с ними, за то, что вы являетесь для них затаившимися, классовыми врагами. Судя по твоему рассказу, ты неплохо относился к людям, старался вникнуть в их жизнь, разобраться, но ты был маленькой фигурой в большой игре, как и многие твои сослуживцы. Тебя, как отработанный элемент, выбросили из системы. Я, конечно, сочувствую, что твоего отца и многих жителей из вашей деревни арестовали, но ты сам должен очистить свою голову от извращенной советской пропаганды и понять, что «врагами народа» являются не крестьяне, а кучка коммунистов, засевших в Кремле.

Илья слушал, молча, не перебивал, не спорил, а затем спокойно, сказал:

– Матвей, не думай, что я останусь безучастным к арестам моих родных. Я прекрасно знаю, что их ждет. Чекисты поставили меня в очень сложное положение, из которого я должен найти достойный выход.

– Если в твоей добродетели сохранилось такое качество, как помощь людям, то помоги им.

– Смотря кому и чем помочь?

– Тем, кого еще советы не успели арестовать. А чем помочь? Хотя бы взять в руки оружие и направить его против тех, кто надругался над твоими родственниками и тобой.

– Ты предлагаешь убивать коммунистов?

– Илья, мы уже многое с тобой обсудили, так что решать тебе. Запомни одно, вины на твоем отце, брате и односельчанах нет, они не враги. Противники те, кто сидит сейчас в управлении колхозом и под распитие самогонки сочиняют частушки о благодатной жизни в совдепии, а затем своих же соседей без угрызения совести сдают чекистам. Это они забыли о Боге и повернулись к сатане. Посмотри, что творится кругом: людей ночью, а то и средь бела дня арестовывают. Ты же не понаслышке знаешь, что творят чекисты в Томской и Новосибирской тюрьмах. Мы с Михаилом Берестовым гнили в лагерях и насмотрелись на «цветущую» жизнь в совдепии. Жить дальше по советским законам, не желаем. Мы выбрали свой путь, и до конца будем бороться с коммунистической заразой. А ты? К кому приткнешься ты, когда узнаешь, что в подвалах Томского НКВД расстреляют твоего отца, или твоего, Петр, – Мирошников перевел взгляд на брата Ильи – вы простите за их убийство красных палачей, того же Сталина и сами безропотно встанете у расстрельной стены.

– Матвей, я еще раз спрашиваю, что ты конкретно предлагаешь? – Илья пытливо уставился на Мирошникова.

– Смотря, что ты хочешь выбрать. По крайней мере, у тебя есть три варианта: первый – пойти сдаться чекистам и получить кусочек заслуженного свинца. Второе – забраться, как медведь в берлогу и не высовывать оттуда нос, и, наконец, третье – стать свободным человеком и бороться с теми, кто загнал тебя в эту тайгу.

Перед тем, как ответить, Илья выдержал паузу и, собравшись с мыслями, твердо заговорил:

– Матвей, когда в жизнь человека врывается горе, он должен набраться мужества… Учитывая, что мне в голову не раз приходили мысли о несправедливости, творящейся в высшем руководстве страны, как человек, я имею вправо изменить свои взгляды на происходящее беззаконие. Когда-то я боролся с красным бандитизмом и знал что это справедливое решение руководства, но сейчас бандитизм имеет другое название – советский. Смерть своих родных я никогда, никому не прощу и, пожалуй, не стану ждать, когда одни палачи сменят других…

– Так, что же ты решил? – осторожно спросил Мирошников.

– Решительно добиваться справедливости.

– Каким способом?! – удивился Макар.

– Бороться и если понадобится, возьму в руки оружие. И начну я с того… В Новосибирске осталась моя жена и двое маленьких сыновей. Я догадываюсь, что с ними будет, когда в УНКВД придет приказ о моем розыске. Их непременно арестуют. У меня мало времени, я должен успеть им помочь.

– А еще Илья, у тебя в Михеевке остались мать и две сестры, о них ты подумал? – спросил Петр.

– О, мужики, вы даже не представляете, как чекисты оперативно обстряпывают подобные дела. В связи с побегом Ильи, их наверняка уже арестовали, – подключился к обсуждению Берестов.

– Илья, Михаил прав, своим родным, как в Новосибирске, так и в Михеевке, ты уже вряд ли чем поможешь, – с грустью произнес Макар Мирошников.

– Так надо напасть на красных жандуев и отомстить, – предложил Петр.

– С тремя револьверами и тридцатью патронами? – с сарказмом заметил Мирошников, – Илья, как ты считаешь, кто из военных остался в Топильниках?

– Я думаю, кроме местной милиции в селе оставили солдат внутренних войск. Кое-кто из мужиков, прослышав об арестах, скрылись и не известно с какими намерениями они вернутся. Кроме этого в казарме в Топильниках временно разместили бойцов-энкэвэдэшников. Сколько их, я не знаю.

– Итак, к какому единому мнению мы с тобой пришли? – спросил Мирошников Илью.

– Передо мной встал конкретный враг, я должен отомстить за своих родных и за свое унижение и мщение мое будет жестоким.

– Что ты предлагаешь?

– Учитывая, что главные силы чекистов покинули Топильники, можно дождаться ночи, напасть на милицейский участок и военную казарму, – предложил Михеев.

– Ого! С рогатиной пойдем на вооруженных бойцов или с березовой дубиной? – иронизировал Макар.

Мирошников понимал, что им предстоит объединиться в одну группу, и он был согласен с деловыми предложениями Ильи, но у них мало оружия и вести бой в двух направлениях, с милицией и военными, бессмысленно. Нужен обстоятельный план.

– Если ты одолжишь мне один из твоих револьверов, это намного упростит задачу.

– Подожди Илья, не стоит принимать поспешных решений, – остановил его Макар, – если мы нападем на милицию и военных, всех твоих родных немедленно расстреляют. Ты сам говорил, что несколько мужиков из Топильников скрылись. Так ведь могут и на них подумать, а не на тебя с Петром. Я предлагаю напасть, но пустить чекистов по ложному следу, чтобы из-за наших действий никто из твоих родных не пострадал.

– Интересно, каким образом?

– Твой бывший приятель Романов наверняка знает о существовании подпольной группы, но кто состоит в ней, ему не известно. Как только нам представится возможность встретиться с начальником НКВД, оставшегося в Топильниках, я обязательно наведу его на мысль, что в нападении участвовала группа подпольщиков. У нас нет возможности провести рекогносцировку местности, но вы с Петром коренные жители и в отличие от меня, знаете здесь каждый кустик и где расположено местное управление в Топильниках. Какими будут ваши предложения?

– В районном отделении милиции наверняка есть оружейная комната и в казарме она тоже имеется. Думаю, оружия и боеприпасов там предостаточно, а заодно и продуктами разживемся.

– Раньше тебе приходилось там бывать? – заинтересованно спросил Макар.

– Я знаю, в каких домах расположена милиция и военная казарма. Бывал, когда по службе приезжал в Топильники, так что запомнил, как располагаются помещения в казарме. Оружие и продукты в каждом военном гарнизоне имеются, на это мы и должны рассчитывать. Нас там не ждут, и неожиданное нападение только ошеломит противника. Необходимо бесшумно снять часовых, я должен сыграть роль командира, прибывшего с проверкой. Мне бы фуражку и петлицы, вполне сойду за действующего офицера.

– А что, твоя идея мне по нраву, я вижу, мы начинаем мыслить одинаково, а это значит, что нам все-таки удалось прийти к единому мнению, – улыбнулся Мирошников, – сейчас нам действительно необходимо держаться вместе и на данный момент не принципиально, кто, где служил.

– Ты уже не считаешь меня своим врагом? – с оттенком сарказма, спросил Михеев.

– Вопрос поставлен неправильно. В ближайшем будущем мне предстоит совершить массу дел и встретиться с разными людьми. Данная операция не столько важна в стратегическом плане, главное – объединиться в группу, чтобы мы стали монолитом.

– То есть, говоря по-иному, мы скрепим себя участием в операции против Советской власти.

– Да Илья, слова – словами, а в бою люди проверяют себя на надежность, и все становится очевидным, кто на что способен.

– Матвей, я рассказал о себе и, по крайней мере, не утаивал о своих взглядах, может, скажешь нам, кто ты на самом деле? – попросил Илья.

Мирошников поднялся и по привычке, одернув переднюю полу рубахи, стянутую ремнем, отдал честь, прикоснувшись кончиком пальцев к козырьку своего картуза.

– Скажу о себе немного: я бывший офицер царской армии. Какое-то время служил в армейской части генерала Корнилова, а затем принимал участие в боях против красных в составе армии Колчака. Подробную свою автобиографию я сообщу немного позже, когда для этого настанет благоприятный момент. Честь имею, господа.

– Вот уж воистину, кого только не бывает в партизанском отряде, – метко проронил Михаил Берестов.

Михеев, обведя мужиков взглядом, строго заметил:

– Если серьезно войти в наше положение, то стоит подумать о безопасности. Нужна хотя бы временная база и, в каком месте ее разбить. Есть надежные люди из местного населения, но с ними надо наладить связь. Наверняка уже завтра по нашему следу пойдут специально обученные люди и уж точно подключат охотников, так что нам нужно опередить противника.

– О, чувствуется военная выучка. Что ты предлагаешь? – спросил Мирошников Илью.

– Не медлить и сегодня же ночью переправиться на лодке через Обь в Топильники и напасть на казарму. Если все пройдет хорошо, вернемся тем же путем и уйдем в глухомань по таежной речке. Завтра будет поздно, чекисты тоже могут просчитать данную ситуацию.

– А на какой лодке ты собрался переправить через реку четверых здоровых мужчин? – спросил Берестов,

– У нас есть лодка.

– Это на этой гнилушке-то, так она троих еле выдерживает, тем более у нее днище течет.

– Не переживай, выдержит, а щели можно законопатить.

– Тебе известны протоки, чтобы по ним добраться до Оби?

– Да, существует несколько проток, мы доберемся до главной протоки, которая приведет нас к Михеевке. Местами, где безводье протащим лодку волоком или на руках перенесем, нас же четверо, справимся. У меня тут одна идея возникла: недалеко, от слияния Соснового истока и Черной речки, есть удивительное место – это крутой яр. Будучи парнишкой в прибрежной скале, я обнаружил просторную пещеру. Так вот, я думаю, есть смысл устроить там жилище. Хороший обзор, безлюдье. Расстояние от пещеры до Михеевки приличное.

– Странно, насколько я знаю, рельеф в этой местности плоскоравнинный, почва песчаная, откуда здесь взяться каменной террасе? – засомневался Макар, но сдержался, чтобы не сказать, что он сам прятался в этой пещере.

– У природы свои причуды. Факт остается фактом, каменная пещера существует.

– Ладно, пещера – это даже неплохо, но ты же понимаешь, что чекисты с охотниками облазят все окрестности.

– Вот, в связи с этим у меня к тебе вопрос, Матвей, как ты считаешь, преступник может вернуться на место преступления?

– Не говори загадками, объясняй толком.

– Чекисты не подумают нас искать именно в районе Михеевки и Топильников, нас будут разыскивать в других направлениях. Если начальники способны мыслить логически, то они правильно подумают: зачем преступникам возвращаться в район, где совершено преступление? Понял мою мысль?

– Как правило, они прячутся неподалеку от родственников или знакомых, кто же кроме родных им будет помогать, – ответил Мирошников, – ладно, соглашусь с твоим доводом. Дальше действуем по плану: проводим операцию и после, учитывая сложившуюся обстановку, примем соответствующее решение.

Берестов развязал мешок и, вынув продукты, разложил на траве. Наскоро перекусив, группа направилась через болото к месту, где в зарослях камыша, была спрятана плоскодонка. Михаил Берестов помнил о плохом состоянии лодки и предложил отремонтировать днище местами, пробив щели сухим мхом. Пока Михаил и Петр занимались днищем, Илья попросил у Матвея картуз.

– Зачем тебе мой картуз? – удивился Мирошников.

– В темноте, если не приглядываться, вполне сойдет за форменную фуражку, только надо звездочку приколоть.

– А где ты ее возьмешь?

Илья достал из нагрудного кармана гимнастерки звездочку, приготовленную старшему сыну в подарок, и протянул руку за картузом. Матвей нехотя отдал головной убор и Михеев, проколов кончиком ножа дырку на околыше, приспособил звездочку.

Когда на скорую руку закончили с ремонтом и чтобы не утопить ветхое суденышко, поступили следующим образом: трое уселись в лодку, а Илья, сняв с себя одежду и придерживаясь рукой за борт, поплыл рядом. Переправившись через Черную, они потянули лодку через узкую, мелководную протоку к Сосновому истоку и до наступления темноты собирались достичь Михеевской протоки.

После того, как не удалось догнать и уничтожить беглецов, начальник третьего отдела НКВД Новиков и его помощник Романов были в бешенстве. Потеряв двух сотрудников, они предприняли дополнительные меры безопасности: усилили охрану баржи и, послав в район людей, срочно телеграфировали в Томск и Новосибирск о беглых опасных преступниках. Из Топильников прислали подкрепление десять бойцов НКВД для дальнейшего сопровождения баржи в Томск. Новиков не предполагал, что по ходу операции ими будут дополнительно арестованы «враги народа» и, учитывая перегрузку судна, было принято решение, доставить всех арестованных немедленно в следственную тюрьму НКВД города Томска.

Правы были в своих рассуждениях Илья и Макар: руководством Горотдела НКВД города Новосибирска оперативно были посланы чекисты на квартиру семьи Михеева, и его жену Марию вместе с маленькими детьми, арестовали. Ее направили в следственно-пересыльную тюрьму №1, расположенную на улице 1905 года. Что и говорить, органы уготовили им нелегкую участь, Марии вменялась статья 58 – 1в, за то, что она заведомо знала об изменнике Родины и не сообщила властям. Ей, безусловно, предстояло осуждение до шести лет лагерей с последующей ссылкой в Сибирь на 5 лет. Двоим, маленьким детям предстояло попасть в детский дом. Но самая страшная и невосполнимая потеря ждала родителей в будущем, именно их детям дадут другие фамилии и имена, стирая постепенно из памяти настоящие.

Что касается жителей Михеевки: мать Ильи и две родные сестры не избежали участи арестованных, их тоже погрузили на баржу. Как говорится «в общую кучу» собрали всех родственников Петра и Михаила Коростылева и еще забрали тех, на кого указал председатель колхоза «Красный партизан» Паршин, тем самым перевыполнив план по предоставлению Томской тройке «врагов народа».

Никто из арестованных даже не предполагал, вернутся ли они когда-нибудь в родные края, зазвучат ли снова фамилии Михеевых и Коростылевых, предки которых начинали свое долгое существование в Сибири.

В этом роковом году не только жители Михеевки, но и другие окрестные деревни и села лишились своих родственников. В селе Топильники, в деревнях, по мнению партийных органов и указанные в доносах активистов, опасные бандиты и пособники контрреволюционеров скрывались от власти.

Не одна забитая до отказа баржа из Нарымского округа: из Колпашево, Каргасока, Парабели была доставлена отрядами НКВД в Томск, а оттуда по приговору «тройки» те же самые баржи, доставляли сотни расстрелянных «врагов народа», для тайного захоронения в низовьях Оби.

Кто из арестованных в тот год мог подумать, что все политические дела являлись плодом воображения руководящих работников НКВД, таких, как: Овчинников, Новиков и Романов и многих других. К примеру, по упомянутому делу, в котором фигурировал Шаповалов (Мирошников), тройкой УНКВД ЗСК 25 августа 1937 года по делу РОВСа были осуждены 42 человека, из них 39 невиновных к высшей мере наказания.